– О покойницах – только хорошее. Всему вас, дураков, учить нужно.
– Это не она, я умер. Матильда теперь вдова, плачет по мужу, потому что изменила мне. Она так и сказала, если б не гуляла до замужества, то в нашей жизни всё было б иначе.
Сержант поднял карабин и нажал на спусковой крючок. Пуля пролетела рядом с больным, но в него не попала.
– Придурок, левее надо было брать, левее! На моем карабине прицел сбит, – крикнул Барский, вырывая из рук сержанта оружие. И в этот момент он услышал голос того, кто должен был встретить вновь прибывшего у ворот рая. Это были раскаты грома, временами превращавшиеся в слова.
– Я даю тебе шанс, – гремел невидимый создатель. – Шанс, всего один шанс! Вернись и исправь всё!
– А что исправить-то? Я, вроде, правильно жил. Государству не изменял, на демонстрациях портреты генеральных секретарей носил, а вера в бога у нас была запрещена. За крестик на шее могли и в психбольницу на лечение отправить. Так, что я должен изменить на земле, чтобы мне и после смерти жилось не хуже?
Но ответа не последовало. Лишь где-то вверху громыхнул, уходящий вдаль гром и сверкнула змея-молния. Она подожгла землю, и Барский, спасаясь от огня, бросился в черный тоннель.
Потом больной летел куда-то вниз, распугивая выстрелами из карабина огромных крыс. Ему казалось, что он летит уже целую вечность. Неожиданно в конце тоннеля мужчина увидел яркий безжизненный свет и преследующую его черную тень. Барский обернулся. Вслед за ним летел скелет человека с черными отверстиями вместо глаз. На нем была военная форма, но не такая как у сержанта.
Больной попытался определить род войск, в которых служил преследовавший его военный, но сделать это не успел. Его отвлек голос соседа по койке.
– Я же говорил, что он станет четвертым. Четвертым покойником за последние сутки на этой кровати. Костя, давай мандарин, я выиграл.
– Погоди, надо врача позвать, пусть подтвердит официально, – отмахнулся от Василия Петухова толстый неповоротливый мужик с одутловатым лицом. Барский отчетливо видел мужчин сквозь железобетонную стену тоннеля.
– Не надо ничего подтверждать. Он умер, я выиграл! Давай мандарин, – размахивая руками, прокричал Петухов. – Договор дороже денег!
«Суки, они еще пари заключили. Выживу, убью всех, а первым, Петухова, – пронеслось в голове у больного. В этот момент где-то рядом сверкнула молния, и загремел гром. Грохот был такой силы, что рухнула бетонная стена, которая отделяла мужчину от мира живых. – Неужели создатель и вправду дал мне шанс, чтобы я смог всё изменить и наказать тех, кто заслужил?!».
Убийство у стены Виктора Цоя
Полковник Геннадий Иванович Морозов на место происшествия приехал одним из первых, но красными корочками не размахивал и в работу следственно-оперативной группы местного райотдела не вмешивался. Он стоял в стороне и нервно раскуривал трубку. С трубкой в зубах Морозов был похож на известного литературного героя, но в отличие от Шерлока Холмса на его голове не было шляпы, и он не играл на скрипке. На вид Геннадию Морозову было около пятидесяти. В ФСБ ему поручали расследование самых запутанных дел. На этот раз Морозова подключили к поиску таинственного снайпера. Это было уже пятое «заказное» убийство крупных предпринимателей в Москве.
Минут через пятнадцать к полковнику подошел мужчина в кожаной куртке и фуражке «аэродром». Такие фуражки в конце девяностых носили в Москве жители солнечной Грузии, а в 2018-ом фуражку «аэродром» можно было увидеть на голове только одного человека «мандаринового короля» Мичуринского рынка. Мандаринами на рынке в свободное от основной работы время, «приторговывал» оперативник из ФСБ Андрей Козырев.
– Нашли ствол, – сообщил оперативник Морозову. – Снайперская винтовка из первой партии, я сверил номер. Ствол в розыске с девяностых, его похитили в Чечне.
– Приметы, пальцы?
– Ничего. Как всегда, работал в перчатках. За три минуты собрал винтовку, прицелился, выстрелил и ушел. Стрелял из чердачного окна. Выстрела жители дома не слышали. Стрелка никто не видел. На видеозаписи один раз в кадр попал музыкант с виолончелью.
– Свидетели?
– Есть старуха, которая столкнулась с музыкантом на улице. Она его уродом называет. Ей запомнился длинный горбатый нос и золотые зубы, которые «пускали солнечные зайчики». Сейчас ее допрашивает следователь.
– Надо найти музыканта, изучить видеозаписи…
– Уже ищут. Полиция объявила «план-перехват», но это мимо денег. Музыкант ушел переулками, а там ни одной камеры. И телефон он с собой не носит. Не исключено, что недалеко от стены Цоя его ждал автомобиль. За двадцать минут до убийства в этом районе было угнано три иномарки.
– С этим понятно. Что с потерпевшими? – спросил полковник.
– Пятеро убитых – олигархи из третьего ряда.
– Это как?
– Долларовые миллионеры, но не из тех, о ком пишут газеты. Дачи, квартиры, охрана, крутые тачки присутствуют, но они ничего не решают, в политику не лезут и что самое интересное, друг с другом не знакомы. Во всяком случае, о каких-либо контактах погибших за последние двадцать лет неизвестно. Есть, правда одна деталь. Все пятеро выходцы из комсомола.
– Это не аргумент. Меня тоже по комсомольской путевке в органы направил горком.
– Все погибшие в 1991 году работали в аппарате ЦК ВЛКСМ.
– И что из этого? – продолжил пробивать версию «на слабо» полковник. – В аппарате ЦК работали сотни сотрудников.
– Эти пятеро занимались приватизацией комсомольской собственности и хорошо поднялись на этом деле.
– Притянуто за уши. Тридцать лет прошло. Если б у них были проблемы с подельниками, то под раздачу попали пятнадцать лет назад.
– Почему через пятнадцать?
– Потому что тогда больше пятнадцати никому не давали, даже за убийство. Их бы убили пятнадцать лет назад. Здесь работает кто-то другой. Приватизаторов оставь в покое.
– И Рыжего, который помог им приватизировать комсомольскую собственность?
– У чиновника, которого ты некстати вспомнил, есть фамилия, имя и должность. Весьма высокая должность, – недовольно поморщился полковник. – И он не при делах. Во всяком случае, к этим убийствам он не причастен. И еще, мне не нравится кличка Рыжий.
– И как же его шифровать?
– Я бы назвал его Золотой. Умнейший человек и к тому же демократ с большой буквы.
– Золотой, так Золотой, – не стал спорить Козырев. – Так вот, ваш демократ с большой буквы был знаком с убитым секретарем.
—Ты Егорова имеешь в виду?
– Так точно!
– И что это меняет? Я был знаком с тобой по работе.
– Если бы меня убили, то вас первым дернули на допрос. Классика жанра.
– А я ничего о тебе не знаю. Жгучий брюнет с усиками а-ля Джугашвили и замашками Сталина. Фуражка «аэродром», прикидывался грузином, не женат, торговал мандаринами на рынке. Кличка «Мандариновый король» Мичуринского рынка.
– Я же по заданию, – не на шутку обиделся оперативник. – Сами послали, а теперь издеваетесь. И фуражка эта не моя.
– Я тебе ее напрокат дал, а официально, мы не знакомы. Ни любовниц твоих не знаю, ни бывших жен, ни рыночных подружек, которых ты делал счастливыми в кузове «КАМАЗа». Думаю, что и Золотой не вникал в подробности. Таких приватизаторов, как Егоров у него в кабинете были сотни, а то и тысячи. И через тридцать лет после распила комсомольской собственности он не станет никого «заказывать», а они что-либо ему отстегивать. Так, что Золотой не при делах. Насколько я проинформирован, сегодня нас послали сюда для того, чтобы мы снайпера нашли или у тебя другое задание было?
– Нет.
– Тогда работай по снайперу и корочки не свети. Эти убийства официально расследуют следственный комитет и полиция. Ты меня правильно понял, грузин с аэродромом на голове?
– Понял. Если найдем киллера, прокукарекаем, а если нет, скромно уйдем в тень.
– Не уйдем, а останемся в тени! Ты разницу в словах осознал?