Погружение в отражение

Ну ничего! Даст бог, скоро она уйдет в декрет, а потом сразу во второй.

Ирина надеялась, что ей дадут как следует освоиться на новом месте и поначалу не станут нагружать сложными делами, но председатель суда решил сразу бросить новую сотрудницу в самую гущу.

Не успела она познакомиться с коллегами и запомнить, как кого зовут, как ей на стол упало дело Еремеева, жестокого убийцы, почти два года отнимавшего жизни у юношей.

Оказывается, у Ирины Андреевны есть уникальный опыт рассмотрения такого рода дел, она внимательная, умная, честная, справедливая, можно сказать, живое воплощение Фемиды. Кому же судить Еремеева, как не ей?

Ирина сделала вид, что верит в искренность этого панегирика, и поблагодарила за оказанное доверие, но на душе кошки заскребли. Не надо быть слишком умной, чтобы понять, что просто так судить комсомольского бога ей никто не даст. Странно, что дело вообще дошло до суда. Неужели нашелся такой целеустремленный следователь, у которого жажда справедливости пересилила амбиции и даже инстинкт самосохранения? Процессуально самостоятельное лицо ничего не побоялось и ни на что не соблазнилось? Уникальный случай!

Интересно, ее назначили на этот процесс потому, что она самая молодая и самая новая судья и ее не жалко или из-за оправдательного приговора, который она вынесла Кириллу?

Видите, какая прекрасная судья, не отправила на смерть невиновного, значит, и в этот раз не ошибется. Не виноват Еремеев.

А вот с обнаглевшим следователем мы разберемся! И по партийной линии ему влепим, и неполное служебное, а то и вовсе под статью подведем, чтобы не смел хвост задирать на комсомольских вождей! А то сегодня комсомол, а завтра что? Неровен час и партийного работника привлечь посмеют! Нельзя так, граждане! Что-то святое у людей должно оставаться!

Редкое свободное время Ирина посвящала чтению исторических романов. Она самозабвенно сдавала макулатуру в вагончик, стыдливо притаившийся в соседнем дворе, и копила талоны, чтобы в один прекрасный день получить долгожданный томик Дюма в переплете, обтянутом сероватой материей. Двадцать килограмм макулатуры на одну книгу наскрести бывало непросто: пришлось пропустить Конан Дойла и «Черного консула», но Дюма она выкупала любой ценой. Немножко было стыдно перед сестрой, коллегами и особенно перед Кириллом, что у нее такие примитивные литературные вкусы, поэтому Ирина ставила любимые книжечки во второй ряд на книжных полках и не делилась впечатлениями от прочитанного, но в глубине души считала, что Александр Дюма и Артур Конан Дойл напрасно считаются среди интеллигенции недоклассиками, а то и бульварным чтивом. В их книгах она почерпнула много ценной информации к размышлению.

Ирина нахмурилась, пытаясь вспомнить, в каком романе, у Дюма или у другого автора, читала про Марию Стюарт. Как Елизавета отдала приказ казнить ее, а потом поняла, какая ужасная это оказалась ошибка: показать народу, что королевская кровь может пролиться, как и всякая другая.

Советская власть с партийными органами как бы противоположны монархии, являются ее антиподом. Как бы власть народа и из народа. Только вот высшая властная и особенно партийная верхушка так же недосягаема для простых людей, как была царская семья и высшая аристократия. Они – небожители и должны оставаться такими в глазах обывателей.

Пусть Еремеев – чудовище, но он номенклатура. Член клана высших, значит, чудовищем быть не может.

Значит, его придется оправдать. Обречь на смерть новые жертвы, потому что маньяк не способен остановиться. А заодно окончательно вбить гвоздь в гроб карьеры принципиального следователя.

Ирина вздохнула. Кой черт занес ее на эти галеры? Зачем не сиделось в районном суде, где такие процессы бывают раз в жизни, а чаще никогда?

Эх, выпала она из реальности, забыла, как делаются дела и, как ворона из басни, наслушавшись льстивых речей, выронила свой сыр.

Разве видела она хоть один профессиональный взлет, состоявшийся благодаря личным качествам и высокой компетентности? Так почему решила, что в ее случае это сработает? Почему забыла, что без должной поддержки ты являешься всего лишь разменной монетой, пешкой в чужой игре?

Ирина с тоской посмотрела на толстые папки дела, которое предстояло внимательно изучить. Может, ну его? Она же учится в заочной аспирантуре, так почему бы не попроситься у научного руководителя на должность ассистента? Деньги там смешные, конечно, но зато душевное спокойствие и никакой ответственности за чужую жизнь.

Мечты, мечты… А пока вот это. Ирина протянула руку к аккуратно переплетенному тому. Посмотрим, чем отличился товарищ Еремеев помимо активной комсомольской работы.

Насильственная смерть молодых людей настораживает меньше, чем гибель женщин и детей. Разум парней находится в железных тисках полового созревания, гормоны бушуют и вынуждают ребят не только приставать к девушкам, но и ввязываться в разнообразные драчки. И чем меньше удается первое, тем больше уделяется времени второму.

Насильственная смерть юноши обычно расценивается как результат конфликта со сверстниками, а исчезновение вызывает, конечно, тревогу, но до последнего думается, что парень подался на поиски счастья и приключений.

Ленинград – большой город, и населяет его далеко не сплошь старая питерская интеллигенция. Хватает и алкоголиков, и откровенных маргиналов, и просто неблагополучных семей, детям в которых приходится самим о себе заботиться.

И разве удивительно, что парень, устав от побоев потерявшего человеческий облик отца и равнодушия матери, сбегает от чадящего семейного очага за лучшей жизнью? А что странного, когда в массовой драке убивают пэтэушника? Пусть драки этой никто не видел и не слышал и у друзей нет следов побоев, так разве они дураки сами на себя мокруху вешать?

А вот в подворотне найден мальчик из приличной семьи. Он не пил, не курил, занимался у репетитора, чтобы поступить в медицинский институт. Странная смерть? Да нисколечко! Поперся поздно вечером через глухой двор, вот и получил от местной гопоты!

И снова отсутствие свидетелей никого не удивляет. Люди знают: изобличишь одного юного бандита, десять его дружков так тебе наваляют, что обо всем забудешь. Милиция еще неизвестно, почешется ли, а ребятишки отреагируют с похвальной оперативностью. Нет, моя хата с краю.

Так бы Еремеев и прятался в густой тени подростковой жестокости, если бы десятого сентября в милицию не позвонил некий грибник с заявлением, что обнаружил в лесопарке чей-то труп. Он толково объяснил, как милиционерам найти захоронение, оставил ориентиры в виде наколотой на сучок пачки из-под «Космоса», а непосредственно возле останков повязал на дерево свой шейный платок.

Милиционеры быстро обнаружили тело, но грибника к тому времени и след простыл. Проверили – никакой Константин Иванович Семенов по названному адресу не проживал.

Шейный платок и пачку отправили на экспертизу, которая не дала никаких зацепок – ни следов биологического происхождения, ни отпечатков пальцев. Платок вообще выглядел так, будто только что из магазина.

Впрочем, поведение лже-Семенова особых подозрений не вызывало. Лишний раз попадать в поле зрения милиции никому неохота. Чуть менее сознательный гражданин, обнаружив труп, просто ретировался бы, а этот не пожалел собственного шарфа, чтобы сообщить о преступлении. Судя по состоянию тела, парнишка был убит не позже июля, так что вряд ли грибник имел к этому какое-то отношение, вот и не стали тратить ресурсы на его поиски.

Лесопарк был больше лесом, чем парком, но формально находился в черте города, поэтому на место происшествия выехала городская бригада во главе со следователем Ижевским, и в дальнейшем дело оставили у него в производстве.

Из вещественных доказательств интерес представляла только маленькая плоская фляжка из нержавеющей стали с гравировкой: «Как жили мы борясь и смерти не боясь, так и отныне жить тебе и мне»[1 - Слова из фильма «Не бойся, я с тобой», автор слов А. Дидуров.].

Ирина поежилась. Рядом с телом юноши, почти ребенка, только готовящегося жить, эта надпись выглядела до непристойности глумливой эпитафией.

Она отложила дело и, зябко обхватив себя за плечи, прошлась по кабинету. Запредельный цинизм находки пробирал до костей, оставалось надеяться, что родители парнишки не узнали, что именно было выгравировано на главном вещдоке.

Эти строки принадлежат прекрасному поэту Алексею Дидурову, которого Кирилл просто обожает и страстно мечтает с ним когда-нибудь познакомиться. Зачем они оказались на фляжке убийцы? Теперь она не сможет слушать песни из фильма «Не бойся, я с тобой», а они такие хорошие…

Тут в голову вдруг пришла странная и неприятная мысль. Не надо Кириллу ни с кем знакомиться, снова окунаться в эту, может, и талантливую, но полуподвальную среду. Пусть реализует свой поэтический дар как-нибудь другим способом, потому что парень-рокер – это престижно и весело, а рокер-муж немножечко другое дело. Сейчас власть с величественной снисходительностью игнорирует рок-движение, но все равно бывают стычки, драки и приводы в милицию. И хоть смеются интеллигентные люди над официальной пропагандой, но толика истины в ней есть, и не такая уж малая. Наркотики и свободная любовь – куда без этого творческому человеку? Пристраститься к сей гадости можно не только по юношеской дури, Ирина сама чуть не спилась в тридцать лет, ну а про секс и говорить нечего. В этой, как выражается Кирилл, тусовке всегда есть девушки, которые только и мечтают, чтобы их оприходовал известный рок-музыкант. Хоть разочек и по пьяни, а все лучше, чем ничего.

Ирине совсем чуть-чуть осталось до превращения из молодой женщины в даму средних лет, а Кирилл, если продолжит сочинять свои хватающие за душу песни, то до семидесяти будет кумиром молодежи, вечно юным дедулей, бодрым стариком. В плане секса он может вести себя по принципу королевы Виктории, которая садилась не глядя, есть ли позади нее стул.

Надо сделать все, что в ее силах, лишь бы Кирилл не вернулся к старым друзьям.

Раз решил жениться, пусть превращается в солидного семейного обывателя. Настает время, когда от пламени юности должны остаться теплые угольки, греющие человека всю оставшуюся жизнь.

Улыбнувшись своему неуклюжему афоризму, Ирина сделала несколько приседаний, чтобы разогнать кровь, и вернулась за стол. Как ни грустно, но на работе нужно работать, а не мечтать о будущей семейной идиллии.

Итак, фляжка, какие продаются в сувенирных отделах крупных универмагов. В некоторых сидит гравер, ну а если и нет, не беда. Гравировку можно заказать в каждом доме быта. Оперативники обошли все известные им точки, но никто не вспомнил, чтобы выполнял такой заказ. Ах, насколько бы неизвестные дарители облегчили работу следствию, если бы вместо стихов написали бы на фляжке кому и от кого, как в «Собаке Баскервилей» сделали коллеги доктора Мортимера по Чаринг-Кросскому госпиталю. А пока след никуда не вел. Дактилоскопическая экспертиза выявила много пригодных для идентификации отпечатков пальцев, но в картотеке они не числились и до появления реального подозреваемого были бесполезны.

Отработка связей погибшего юноши ничего не дала. Он приехал из Архангельска поступать в университет и пропал, едва успев заселиться в общежитие в качестве абитуриента. Нажить себе врагов в Ленинграде он просто не успел, а версия убийства с целью ограбления тоже выглядела довольно бледно.

Неужели кто-то так ненавидел парня, что приехал по его душу с малой родины?

На всякий случай Ижевский отправил запрос в Архангельск, а сам, получив результаты судебно-медицинской экспертизы, стал изучать другие уголовные дела об убийствах молодых людей и в результате вычислил, что в городе уже почти два года орудует маньяк.

Объектом интереса преступника являются юноши от шестнадцати до двадцати лет. Он подстерегает ребят в безлюдных местах, оглушает ударом по голове, а потом душит руками. Тела сбрасывает в кюветы, строительные котлованы, разрытые участки дорог, но не слишком озабочен их сокрытием.

Бог знает каких трудов стоило Ижевскому добиться, чтобы признали, что убийства совершены одним и тем же человеком, и разрешили объединить у себя дела.

Наверняка выдержал шквал оскорблений и угроз, прежде чем достиг цели.

Маньяков никто не любит. Из-за отсутствия связи с жертвами вычислить их очень трудно, и чаще всего они попадаются или случайно, или на месте преступления, когда, обнаглев от безнаказанности, забывают всякую осторожность.

С другой стороны, такие дела сразу попадают на контроль в вышестоящие инстанции, от следователей и оперативников требуют немедленного раскрытия, а тем временем информация непостижимым образом просачивается в народ.

Люди вдруг начинают задумываться, а так ли хороша и эффективна власть, которая не в состоянии защитить их детей от душегуба-одиночки. Начинается волнение. В Ленинграде обычно кончается перешептываниями и душным кухонным брожением, а в маленьких городах, где все друг друга знают, доходит и до неповиновения власти и до самосуда.

Поэтому, если существование маньяка приходится признать официально, то на органы следствия начинают оказывать жестокое давление.

Чтобы избежать этого, правоохранительные органы тянут до последнего.