Выпитое солнце

Хотела было добавить «добротные», но решила промолчать.

– Да, тут в основном кирпичные вдоль дороги стоят. Они себе даже подъезд асфальтом уложили, видала? – спросил Арсений, а когда увидел неуверенный кивок, продолжил. – У нас тут только ветрено. Видишь, дверь на соплях держится? – Арсений подошел к входу дом, поставил на землю пустое ведро и потянул дверь на себя. – Слышишь, какой скрип? Это я ее еще починил. Перевесил, новую решил не брать, а вот крепления пришлось покупать. Ты проходи, не стой на улице. Сегодня прохладно.

Октябрина быстро закивала и, не сумев выдержать данные на обдумывание секунды, ринулась к дому. Хватило взгляда на Арсения в футболке и шортах, чтобы ощутить себя в декабрьском холоде.

– А почему у тебя нет забора? – спросила она, потирая ладошки в карманах джинсовки. Влететь в дом Арсения без хозяина не решилась.

– Забора? А зачем он мне?

– Ну, а как? А если зайдут, украдут что-то? Ну, посторонние люди.

Арсений улыбался так, что Октябрина почувствовала себя совершеннейшей тупицей.

– Это даже не мой дом.

– Но вещи-то есть, а если посторонние…

– Тут посторонних нет, и брать у нас нечего.

– В любом доме есть, что своровать.

– А ты постарайся не воровать, – весело сказал Арсений, а Октябрине стало жарко. По лицу побежали красные пятна.

Октябрина и хотела было спросить, отчего же дом Арсения – совсем не дом ему, но почувствовала, что же задала достаточно глупых вопросов. Дверь открылась сама, от легкого ветра. Скрип раздался до того громкий, что даже испугал девушку.

– Оставь здесь ботинки, – проговорил зашедший следом Арсений, наступил на пятки сандалий и сбросил их на коврике рядом с кучей сапог, ботинок, кроссовок и шлепок. – Нет! Закрывать не надо.

– А если зайдут? – прошептала Октябрина и отпустила ручку входной трухлявой двери.

– Сюда никто посторонний не зайдет, а не-посторонних я не боюсь. – Улыбнулся Арсений.

– А как ты их отличаешь?

– Да сразу же видно. Вот ты не особо посторонняя.

– А я почему не особо посторонняя?

– Тебе это просто так не объяснишь, сама потом поймешь, – усмехнулся Арсений и поправил завернувшийся край футболки. – Да не переживай ты за свои кроссовки, никто их не возьмет. Да, положи туда. Пойдем. – И открыл тонкую, сделанную, наверное, из пары досок, дверь.

В небольшой темной комнате, прореженной несколькими широкими солнечными лучами, на кровати сидел человек в свитере и джинсах. Он читал журнал, повернувшись к окну. На плите кипел чайник, на второй кровати, приставленной к противоположной от уголка кухни стене, лежал кот и вылизывался. На столе, накрытом газетой, в подсвечнике стояла растекшаяся потухшая свечка.

– Знакомься, это мой друг Боря. – Арсений подошел к плите и выключил газ. – Он тут один живет пока со мной, никто больше не приезжал.

Октябрина хотела было что-то сказать, но Боря поднял голову, и она забыла все, о чем думала. Борис, казалось, постарел в двенадцать, и с тех пор не менялся. Жидкие белые волосы по плечи, морщины на лбу и в уголках глаз, узкие плечи, тонкие руки, белые зубы и – голубые подростковые глаза, улыбка, такая же, какую она частенько видела у юношей в школе, загорелая кожа.

– Приятно с тобой познакомиться, – сказал Боря и отложил журнал, а Октябрине показалось, что она услышала голос мальчишки. – У тебя очень интересное имя, давненько не слышал его.

– Родители так назвали. – Октябрина поджала губы и попыталась улыбнуться.

– Я понимаю, сама б ты вряд ли назвалась, – сказал Боря. Октябрина бы обиделась, оскорбилась, но Боря смотрел на нее так, что девушка поняла – он совсем не собирался ее обижать. Скорее он даже не понял, что мог ее обидеть. – А как тебя называют?

– Меня? Да меня… по-разному зовут.

– Нетушки, ты мне скажи, как ты хочешь, чтобы я тебя звал. – Боря опустил ноги на пол и потряс ступнями в дырявых носках над остатками ковра. – Меня Борей звать. А тебя?

– Меня иногда зовут Катей, но я не очень это люблю.

– Хорошо. – Боря улыбнулся и блеснул здоровыми рядами зубов. – А как нравится?

– Бриной ненавижу, когда называют.

– Запомню. – Боря продолжал улыбаться. – А называть-то тебя как?

Октябрина почувствовала горячий песок между пальцами. Прохладный пол под полами скрипнул, стоило ей сделать шаг. В комнате пахло сыростью старого дерева.

– Октябрина, – выдохнула она. – Не люблю, когда мое имя сокращают.

– Приятно познакомиться, Октябрина. – Боря улыбался все также широко. Белые ровные зубы на фоне морщинистого загорелого лица светились как фонари. – Добро пожаловать в Арсеньевский сквот[1 - Сквот – захваченное радикальной молодежью пустующее, недостроенное или отселенное здание, превращенное захватчиками в бесплатное жилье, художественные мастерские, базу подрывных организаций и т. п. Скваттерство, сквотирование, или сквоттинг – акт самовольного заселения покинутого или незанятого места или здания лицами, не являющимися его юридическими собственниками или арендаторами, а также не имеющими иных разрешений на его использование.].

– А присесть куда…

– Куда хочешь, – ответил Арсений и достал из ящика, стоявшего на полу, одну из множества чашек. – Чай будешь?

Октябрина побоялась сесть на пол, куда ей с улыбкой указывал Боря. Журнал перестал его интересовать, а Октябрина даже не успела разглядеть обложку. В любом случае не опознала бы – журналов с начальной школы не читала.

– Чай какой будешь? – спросил Арсений и погремел чайной ложкой в кипятке по чашке.

– Да любой, – прошептала Октябрина. – Только с жасмином не надо, у меня на него может быть аллергия.

Что ответил Арсений, да и ответил ли что-то, Октябрина даже не заметила. Беззастенчиво она разглядывала комнату.

Все светлые побеленные когда-то стены дома были чем-то изрисованы. Рисунки наслаивались друг на друга, – краски мешались, надписи врезались в знаки «пацифик», перечеркнутой красной буквы «А», рожицы, рисунки животных и чего-то такого, что Октябрина даже определить не смогла. Поверх некоторых рисунков налепили несколько плакатов с рок-группами и постерами фильмов. Узнала Октябрина только постер с Цоем и то, потому что когда-то отец слушал «Кино». Впрочем, он бросил настолько быстро, что Октябрина кроме «Группы крови» ни одной песни не знала.

– Это гости рисуют и лепят, – сказал Боря, словно предвидел вопрос Октябрины, и почесал коленки. – Вон, мой рисунок слона. Хошь свой нарисовать?

– Да нет пока, спасибо.

У кровати, которая приставлена к противоположной стене, на шкафу валялись груды вещей, и что-то Октябрине подсказывало, что это вещи не Арсения.

– А ты тут спишь? – спросила Октябрина.

Арсений с вдохновленным лицом размешивал чай в чашке. Его пышные густые волосы, шапкой лежавшие на голове, казались почти черными, а кожа – темнее, чем на улице. И дело не в недостатке света. В комнате достаточно светло, чтобы разглядеть каждую морщинку на лице Бори.

– Я в соседней комнате сплю, – ответил Арсений и повернулся. – Вон, дверь видишь?

Октябрина закивала, но тогда еще не успела разглядеть потерявшуюся на фоне рисунков и картинок темную дверь, перед которой виднелся кусочек ковра.

– Вот там я сплю.