– Оля, я скоро приеду. Никуда не ходи, никому не открывай. Ладно?
– Хорошо, – согласилась Оля.
– Все, целую, – Михаил положил трубку.
Оля что-то писала. Погруженная в свою работу, она не слышала, как вошел Михаил. Подойдя поближе, тот с интересом наблюдал, как девушка, исправив в тексте кучу ошибок, рисует жирную красную двойку.
Михаил присел на корточки рядом и положил подбородок на крышку стола, предварительно подставив под него локти.
– Здравствуй, – сказал он, глядя на нее снизу вверх.
Оля посмотрела на него растерянно:
– Ой, Миш, я не слышала, как ты вошел, – и покраснела.
– Как учится молодое поколение? – поинтересовался Михаил.
– Все так же, – улыбнулась она.
– Это радует, – заметил Сотников. – Ты продолжай, продолжай. Я подожду.
– Миш, мне уже немного осталось, хорошо? – как бы извиняясь сообщила Оля.
Сотников закрыл глаза в знак согласия, и Оля снова взялась за тетрадки. А Михаил, забыв обо всех своих проблемах, рассматривал ее сосредоточенное и от этого немного строгое лицо.
Наконец, девушка отложила в сторону последнюю тетрадь и взглянула на жениха.
– Ужин подогреть? – спросила она. – Голодный, наверное?
– Не-а, – помотал головой Сотников, улыбаясь.
– Я все-таки подогрею. Вдруг ты потом передумаешь, – Оля встала, чтобы пойти на кухню.
Михаил удержал ее за руку:
– Оль, останься тут, черт с ним, с ужином, – и выпрямился.
– Что-то случилось, Миша? – ее взгляд был полон тревоги. – Я же вижу.
– Пока ничего страшного, – ответил он. – Может быть, в следующий раз.
– Страшная шутка, – Оля отвернулась.
Михаил обнял ее.
– Не сердись, я исправлюсь. Да, кое-что произошло. Но, может быть, можно будет избежать худшего. Я надеюсь.
Врал Сотников. И сам это прекрасно понимал. Но знал, что и в мирное время Ольга боялась отпускать его из дома, а если узнает, что грядет война, совсем покой потеряет. Не мог он этого допустить. Слишком любил ее для этого.
– Мне страшно, Мишенька, – прошептала Оля.
– Ничего со мной не случится, – заверил ее Сотников. – Я еще тебя переживу.
Ему захотелось вдруг прижать ее к себе и никуда никогда не отпускать.
Мобильник пищал на тумбочке. Оля спала рядом. Михаил нехотя протянул руку за трубой:
– Слушаю?
– Вот ты где, – Ильдус облегченно выдохнул.
– Чего тебе? – поинтересовался Тигр.
– Ты еще не знаешь? Впрочем, конечно, не знаешь… Ты вчера просил узнать о «Калейдоскопе». Так вот, это сделала «Четверка».
– Как «Четверка»?! – удивился Сотников. – Да ведь среди убитых…
– В том-то все и дело. У них там свои дела внутри. Одни за Швецова, другие – за Тюрина. Ну да это не важно. Швецов решил объединиться с Трубачевым и Батуевым против Тюрина. Они послали своих человечков в «Калейдоскоп» на стрелку. Тюринцы поняли, что дело плохо, и приняли срочные меры. А сегодня Трубачев и Батуев объявили «Четверке» войну.
– И Швецову?
– Всей бригаде.
– Круто, – оценил Тигр. – А Батуев что же, собирается на два фронта воевать?
– Он боится, что мы поддержим «Четверку», – пояснил Ильдус.
– Мы вмешиваться не будем, нам своих проблем хватает, – решил Тигр.
– Так Швецову и скажу, когда позвонит. Он уже два раза звонил, – сообщил Ильдус. – Но это еще не все. Война уже началась. «Медведи» замочили Карабая. Семь выстрелов в упор. В собственном подъезде.
Карабай был близким другом Тюрина, вторым после него человеком в бригаде. Это означало, что война будет до конца, пока вся «Четверка» или ее враги не будут уничтожены до последнего человека.
– Да, вот еще сейчас Дэн сказал, во дворе школы машина взорвалась, а в ней почему-то Пахом оказался, – продолжал Ильдус.
Пахом был вторым после Швецова.
Фактически было уже две «Четверки» – Швецовская и Тюринская. И если убили Пахома, значит, хотели сказать: или Швецов присоединяется к нам, или погибает вместе с Тюриным.
Тигр помолчал, обдумывая слова Ильдуса, и спросил:
– Дети-то живы?
– Живы, он их уже успел высадить.
Значит, все же кое-какая гуманность соблюдалась. Хоть на этом спасибо.
– Хорошо. Скоро приеду, – Тигр отключил трубу.