Ани из Персикового дома

Вдруг Ани услышала тихое поскуливание впереди. Девочка ускорила шаг, Хлюп недовольно заворчал рядом, выражая протест.

– Быстрее, Хлюп, похоже, кому-то нужна наша помощь! – воскликнула Ани.

Еж в ответ посмотрел на девочку с выражением: «Не у всех есть такие длиннющие ноги, чтобы ходить быстро».

Под большой елью едва слышно подвывала красивая рыжая лисица. Услышав приближающиеся шаги Ани, она забилась, пытаясь убежать. Однако то, что мешало ей сделать это и вызывало такие мучения, было большим капканом, в который бедное животное угодило.

– О нет! – у Ани навернулись слезы.

Капкан крепко держал лису в тисках поперек туловища, не давая той пошевелиться без боли. Девочка подошла ближе, и животное забеспокоилось еще больше.

– Тихо, тихо, – начала напевать Ани, добавив в голос немного успокаивающей магии. – Я тебе помогу, лежи смирно.

Лиса затихла, хотя все еще подозрительно посматривала на девочку. Хлюп что-то пропыхтел рядом, без слов сообщая свою мысль.

– Да, это дело рук охотников, – стиснув зубы и стараясь не беспокоить лису, ответила Ани. – В последнее время это происходит все чаще и чаще.

Положив руки на капкан, Ани попросила магию придать ей сил, и спустя пару минут у нее получилось разжать металлические челюсти.

Рана лисы оказалась хуже, чем думала девочка. Тиски оставили глубокий след на боку животного. Обычно Ани старалась не использовать магию исцеления без крайней необходимости, потому что она отнимала много сил и девочка владела ей не очень хорошо. Однако сейчас был исключительный случай, лиса бы погибла, не помоги ей Ани.

Девочка опустила руки на рану, лиса было дернулось, но Ани продолжала тихо напевать заклинание, и она успокоилась. Призвав магию и надеясь, что у нее получится, девочка закрыла глаза и произнесла:

– Я обращаюсь к силам внутри себя. Пусть рана затянется. Я добровольно отдаю этому существу часть своей энергии. Пусть рана затянется. Я с радостью делюсь своей магией. Пусть рана затянется.

У Ани закружилась голова. Так было всегда после особенно сложных заклинаний. Хлюп осторожно ткнулся ей в ногу своим острым носом, выражая поддержку. Открыв глаза, девочка увидела, что смертельное ранение, еще пару минут назад причинявшее лисице боль, исчезло. Руки Ани лежали на мягком здоровом мехе.

Лиса вскочила, несколько секунд смотрела на девочку, будто выражая молчаливую благодарность, и исчезла между деревьев. Ани опустила ладонь на мягкие иголки Хлюпа, которые сейчас стали обеспокоенно-зеленоватыми.

– Все хорошо, Хлюп, – успокаивающе произнесла девочка. – Я в порядке, только посижу чуть-чуть.

Ани не подавала виду, но ее сильно обеспокоили участившиеся ловушки охотников. Девочка не могла спокойно смотреть, как страдают лесные звери.

«От людей одни беды», – мрачно подумала она.

Глава 3. Недоброе утро

Витя проснулся от громких криков. Это был привычный будильник в его семье. Видимо, близнецы снова что-то не поделили.

Мальчик сонно потянулся, на секунду забыв о вчерашнем «подарке» отца. Однако тот быстро дал о себе знать, спину прострелила боль. В этом Витя никого не мог винить, кроме себя. Знал же, что не стоило вмешиваться и попадать под горячую руку отца, но спокойно смотреть, как тот кричит на Софью, младшую сестру, мальчик не мог. Ей было всего восемь лет, она не могла защитить себя. Витя, с высоты своей мудрости тринадцати лет, взял на себя обязанность оберегать Софью.

Близнецы же, десятилетние Ваня и Степка, были такими верткими, что умудрялись вновь и вновь избегать тяжелой руки отца. Вся мощь его негодования в итоге обрушивалась на Витю.

Мальчик полежал еще пару минут, заставляя себя спуститься вниз. Он жил в маленькой комнатке под самой крышей, которая скорее напоминала чердак, но, по крайней мере, ему не приходилось делить ее с близнецами. Сюда вмещалась лишь узкая кровать, небольшой сундучок для одежды да низенькая деревянная тумбочка, которую Витя смастерил сам.

Единственным украшением этого совсем не роскошного жилища были искусно вырезанные фигурки из дерева. Разнообразные лесные и домашние зверьки заполняли тумбочку Вити год за годом. Мальчик кропотливо мастерил их в свободное время, и, сказать по правде, только тогда он и был счастлив. Эти фигурки составляли ему компанию в минуту самых горестных раздумий.

Это был его тихий уголок, отец никогда не поднимался сюда, слишком крутой и хлипкой была деревянная лестница, приставленная к стене. Витя же, гибкий, как хорек, обычно с легкостью карабкался по ней. Хотя за последнее время мальчик раздался в плечах, и под его весом лестница уже начинала угрожающе поскрипывать.

Наконец, когда откладывать было уже нельзя, мальчик спустился вниз. Семья как раз завтракала за большим деревянным столом. Александра, мать Вити, молча поставила кружку и тарелку для него, таким образом приглашая к столу. Близнецы пробормотали приветствие, как всегда занятые друг другом. В такой семье, как их, иметь тайного союзника в лице брата-близнеца было единственной отдушиной.

– Доброе утро! – радостно произнесла Софья.

В этом доме, где было слишком мало тепла, она была настоящим лучиком света. Единственным человеком, кто всегда был рад Вите и любил его таким, какой он есть.

– Чего так долго дрых? – процедил Гордей, отец мальчика. – Или забыл, что сегодня дел полно?

Улыбка Софьи погасла. Витя покачал головой, что, мол, «не забыл», но отцу этого было мало.

– Что, язык проглотил? – он начал выходить из себя. – Отвечай, когда тебя спрашивают!

Витя, понимая, что сейчас ему достанется еще больше, сжал зубы и сказал:

– Я п-п-помню.

Лицо Гордея побагровело. Его крупное, как у быка, тело словно налилось злобой. Так было всегда, когда Витя не мог выговорить фразу правильно. Еще один недостаток мальчика, выводивший Гордея из себя. Впрочем, для этого нужно было не так уж и много, отец вспыхивал как спичка от любой, даже небольшой провинности. Казалось, сама внешность мальчика озлобляла отца.

Вся члены его семьи были высокими, светловолосыми и кареглазыми. Кожа их была смуглой даже зимой, а летом вообще выгорала до черноты. Витя отличался от них, как ночь отличается от дня. У него были непослушные черные кудри, вечно падающие на глаза, бледная кожа и яркие зеленые глаза. Мальчик выглядел старше своих тринадцати лет, работа в поле наравне со взрослыми сделала его тело жилистым, а плечи широкими. Единственное, чего ему не хватало – так это роста. В своей семье Витя чувствовал себя коротышкой.

Казалось, судьба подкинула его в эту семью случайно, и он предназначался кому-то другому. Его родные будто подсознательно понимали, что ему здесь не место.

Витя не был близок с младшими братьями, слишком уж они были разные. Близнецы были активными и любящими шалости, они подолгу пропадали в лесах, бегая там за птицами и отыскивая грибы и ягоды. Родители пока не заставляли младших работать в поле, поэтому Витя единственный из детей, кто пахал, сеял и собирал урожай вместе с остальными жителями деревни.

Александра была болезненно худой, сдержанной женщиной, скупой на ласку и похвалу. Только младшей дочке, Софье, которая была ее любимицей, доставалась капелька доброты. Видимо, на большее Александра не была способна.

Мать старалась не вмешиваться, когда Гордей, как она говорила, «воспитывал детей». Даже Софье, бывало, доставалось, от его тяжелой руки. Витя, как мог, переводил пристальный взгляд отца на себя, но он не мог быть дома постоянно.

При посторонних отец обычно сдерживался. Когда они работали в поле, Вите доставалось меньше, чем дома, но если Гордей и отвешивал мальчику подзатыльники, люди лишь стыдливо отводили глаза. К сожалению, в деревне старались не лезть в чужие дела, даже если творилась явная несправедливость.

Хорошо, что наступила зима, последний урожай давно собрали, озимые культуры засадили, и теперь до весны работы не было. Витя чаще бывал с сестрой и приглядывал за ней. Одно плохо, из-за нехватки работы отец тоже сидел дома. От вынужденного безделья Гордей становился невыносимо требовательным и злым.

– Говори нормально! – взорвался отец. – Терпеть не могу, когда ты заикаешься, как дурачок!

Предчувствуя скорую бурю, близнецы вскочили, наспех поблагодарили мать за завтрак и умчались на улицу. Софья вопросительно посмотрела на Витю, и тот кивнул ей на дверь, чтобы она поскорее уходила. Девочка вздохнула и потихоньку выскользнула из кухни.

Александра молча стояла спиной к столу. За столько лет жизни с Гордеем она научилась уходить глубоко в себя, чтобы не слышать постоянные перебранки и оскорбления.

– Т-ты же з-з-знаешь, я н-не м-м-могу п-по-другому, – процедил Витя.

– Ах, не можешь? – закричал отец. – Да ты просто ущербный маленький щенок, стоило бы утопить тебя, едва я понял, что ты на меня совсем не похож. Похоже, злые духи подкинули тебя в утробу твоей матери, не иначе!

Витя слышал это все не в первый раз, однако боль от этого была не меньше. Каждый раз он говорил себе смолчать, не делать только хуже, но не мог сдержаться.

– Я н-н-не щенок! Не смей т-так г-говорить!

– В СВОЕМ ДОМЕ Я БУДУ ГОВОРИТЬ, ЧТО ХОЧУ! – заорал Гордей. – И не собираюсь слушать поучения от такого безмозглого мальца, как ты!

У Вити было два выхода: напасть на Гордея первым, отомстить за оскорбления и проиграть, или умчаться так далеко, чтобы его пылающее обидой сердце немного остыло. Мальчик выбрал второе.