Лекарство от колдовства

Лучший способ пролить свет на таинственное и необъяснимое – искать материальную основу; с этой мыслью Филипп решительно направился в палату Агнии.

– Я придумал вам задание! – радостно сообщил доктор. – Вы описывали дворец где-то в Индии. Вы по-прежнему видите эту картину?

Агния кивнула.

– Хорошо видите? Можете поискать этот дворец на картинках в интернете?

– Да, найду.

– Вы сегодня что-нибудь видели?

Агния кивнула.

– Можно я буду записывать на диктофон?

– Хотите подловить меня на неточностях, – в словах Агнии слышалась горечь разочарования, – прошлый доктор тоже все про детали расспрашивал. Думал, что я вру, придумываю. А ведь известно: вранье плохо запоминается.

Филипп молча приподнял перевязанную руку.

– Тогда, конечно. Да. – Агния помолчала немного, всматриваясь в какую-то неведомую даль. – Пустой город. Совершенно пустой город. В городе чума. По улицам идет человек. Это врач. Он идет к больному. На нем маска с длинным клювом. Маска с длинным носом. Высокие сапоги и черный плащ. В кармане у врача красный камень. Врач верит, что камень оградит от болезней и спасет при заражении. Но врач все же заболел. Он знает, что умрет через две недели. И он снова идет по городу, идет по пустым улицам. Темно. На окне – горшки с цветами. Красные цветы, цветы красные, но не розы, не знаю, как называются. Врач вынимает из кармана камень, кладет в один из горшков сверху. Так кладет, чтобы камень был виден. Проходит три года. Хозяйка пересаживает цветок. Улица уже шумная – чума отступила. Женщина находит камень. Вот – она его разглядывает, смотрит через него на свет. Кидает в коробку с домашними мелочами, с иголками и нитками. Да, там еще пуговицы. Да. А тот доктор выжил. Он вскрывает себе нарывы. Сам. Льет на воспаление какую-то жидкость. Доктор почти в беспамятстве, но он это делает.

Агния замолчала.

– Врач вернул себе камень? – неожиданно для самого себя спросил Филипп.

– Да. Вернул. Он пришел к тому дому. Долго разговаривает о чем-то с хозяйкой. И та отдала ему камень. Но она через неделю умерла.

– От чумы?

– Нет. Просто умерла. Не знаю от чего.

– Агния, обычно ваши видения статичны. Ограничены во времени. А здесь оно течет – две недели, три года, неделя. Как вы думаете, с чем это связано?

– Не знаю.

«Трансцендентальненько, – подумал с горечью Филипп, – но в принципе объяснимо»[7 - Трансцендентность – философский термин, характеризующий то, что принципиально недоступно опытному познанию или не основано на опыте.].

– И еще. В ваших видениях везде есть красный камень. Почти везде. Только когда вы рассказывали о сожженном ските, там ведь не было красного камня?

– Он там был, – твердо сказала Агния.

– Он там был, но вы его не видели?

– Но он там был, – Агния вскинула удивленный взгляд на доктора.

– А вот этот камень, он в вашей реальной жизни когда-нибудь появлялся?

– Мне мама когда-то подарила перстень с рубином. Но он искусственный, ширпотреб.

– Он жив, – обрадовался Филипп, – этот камень? А можно попросить маму его принести?

– Конечно.

«Так-то лучше. Материальное – это наше все! От этого и будем плясать».

Агния печально посмотрела на доктора и прочла:

– Милый друг, иль ты не видишь,
Что все видимое нами —
Только отблеск, только тени
От незримого очами?
Милый друг, иль ты не слышишь,
Что житейский шум трескучий —
Только отклик искаженный
Торжествующих созвучий?..[8 - Владимир Соловьев (1853–1900) – русский религиозный мыслитель, мистик, поэт и публицист.]

«Сговорились, – подумал Филипп, – меня мистикой с ума сводить сегодня. Не поддамся!»

– В общем, – сказал вслух, – вы поищите тот заброшенный дворец в Индии. Это важно. Очень важно!

Когда позвонил Кузьмин и в приказном порядке велел явиться в отделение полиции, Филипп даже обрадовался – хоть с одним убежденным материалистом поговорить. А то тут сплошной тонкий мир со всех сторон обступает – не продохнуть.

Всю дорогу Филипп вспоминал о великом Сеченове. Как его выдающееся научное открытие, предопределившее пути развития физиологии нервной системы и создания научной психологии, гнобили различные мракобесы. Сеченов доказал еще в девятнадцатом веке, что в основе всяких психических явлений лежат физиологические процессы, которые могут быть изучены объективными методами. Рефлексы. И никакой мистики и загадок! К следователю Кузьмину Филипп явился вполне воодушевленным и успокоенным.

– Итак, – пророкотал следователь Кузьмин, – на чем мы остановились?

«А ведь мозг реагирует на галлюцинации точно так же, как на реально увиденное человеком, в мозгу те же процессы идут – и при галлюцинациях, и при действительных событиях. Я это видел своими глазами на энцефалограмме, – пронеслось в голове у Филиппа. – Чистый оксюморон».

– Что-что? – полюбопытствовал Кузьмин.

«Что? Опять? Я вслух разговариваю сам с собой?»

Кузьмин снова спрашивал, как Филипп оказался на Сельскохозяйственной улице в десять вечера. Филипп в который раз отвечал, что просто гулял.

– Так и запишем, – с угрозой проговорил Кузьмин, – «гулял». Так и запишем. И возле дома пять по Весенней улице гулял, и на месте убийства – гулял.

– Послушайте, – Филипп все же потерял самообладание, – вы бы лучше местных наркоманов потрясли.

– Вам что-то известно? – насторожился Кузьмин.

– Нет, – твердо сказал Филипп.

Следователь прищурился и с минуту внимательно рассматривал доктора.

– Вы мне врете, – наконец произнес задумчиво, – только я не могу понять, зачем? Мы ведь поймали тех наркоманов, со всеми уликами на кармане взяли. Филипп Алексеевич, зачем вы мне врете?

– Поймали – и хорошо. И чудненько. Я могу идти? Какие ко мне претензии?