Скорби Сатаны

– Мог бы, но не хочу, – ответил я. – Если бы я занялся делом, то относился бы к нему серьезно. Я считаю, что надо все делать основательно.

– В точности как и я! – живо откликнулся князь. – Я тоже очень основателен и «все, что может рука моя делать, по силам делаю»! Вы уж простите меня за библейскую цитату…

Он улыбнулся – несколько иронически, как мне показалось, и продолжил:

– Ну и как же вы думаете распорядиться своим наследством?

– Издам свою книгу, – ответил я. – Ту самую, которую никто не хотел брать. И увидите, я заставлю весь Лондон говорить о ней!

– Вполне возможно, что заставите, – ответил он, поглядывая на меня сквозь полуопущенные веки и облака дыма. – Лондон любит поговорить. В особенности на неприятные и сомнительные темы. Поэтому, как я вам уже намекал, если бы ваша книга представляла собой взвешенную смесь из Золя, Гюисманса и Бодлера или если бы ваша героиня была «скромной» девицей, считающей благородный брак «вырождением», то в наши дни новых Содома и Гоморры сочинение ждал бы несомненный успех.

Тут он вдруг вскочил и, отбросив сигару, шагнул ко мне и заговорил:

– Отчего небеса до сих пор не обрушат огненный ливень на этот проклятый город? Он вполне созрел для наказания. Здесь полно отвратительных тварей, недостойных тех адских мук, на которые, говорят, обречены лгуны и лицемеры! Послушайте, Темпест, на свете нет людей, которых я ненавидел бы больше, чем самый распространенный в наше время тип человека, прячущего свои отвратительные пороки под маской напускной широты взглядов и добродетели. Такие возводят на пьедестал даже потерю женщиной целомудрия, называя это «чистотой», – потому что только ее нравственной и физической гибелью могут насытить свою звериную похоть. Вместо этого ханжества и трусости не лучше ли открыто провозгласить себя подлецом?!

– В вас говорит ваша благородная натура, – ответил я. – Вы – исключение из правил.

– Я? Исключение? – и он горестно рассмеялся. – Да, вы правы. Я исключение – среди людей, по крайней мере. Но я подл по сравнению с честностью животных! Лев не прикидывается голубем, он рыком громко возвещает о своей свирепости. Даже гремучая змея, хоть и движется скрытно, выдает свои намерения шипением или звуком погремушки! Ветер далеко разносит вой голодных волков, и испуганный путник ускоряет шаг среди снежных пустошей. Но по поступкам человека нельзя догадаться о том, чего он хочет. Он злобнее льва, коварнее змеи, жаднее волка, он жмет руку ближнего в притворной дружбе, а через час поносит его же за глаза. Приветливый вид скрывает лживое и себялюбивое сердце. Он насмехается над Богом, строя мелкие насмешки над загадкой устройства Вселенной, – и делает это на краю гроба. О небо! Что делать Вечности с таким неблагодарным, слепым червем?!

Его голос звучал с необычайной силой, глаза горели огнем. Я был так поражен его видом, что забыл о своей погасшей сигаре и только разглядывал его в немом изумлении. Какое вдохновенное лицо! Какая внушительная фигура! Лусио казался в эту минуту величественным, почти богоподобным. И в то же время в его позе, выражавшей протест и неповиновение, было нечто ужасающее. Он встретил мой удивленный взгляд, и пламя страсти поблекло на его лице.

Князь засмеялся и пожал плечами.

– Я, должно быть, прирожденный актер, – заметил он беспечно. – Время от времени на меня нападает страсть к декламации. Тогда я начинаю говорить как премьер-министры или парламентарии – под влиянием господствующего в эту минуту настроения, не придавая значения ни единому слову.

– Мне так не кажется, – ответил я с вымученной улыбкой. – Вы говорите то, что думаете. Хотя ваша натура действительно в высшей степени импульсивна.

– Вы действительно так думаете?! – воскликнул он. – Это очень мудро. Это очень мудро с вашей стороны, добрейший Джеффри Темпест! Но вы не правы. Не было на свете создания менее импульсивного и более целеустремленного, чем я. Хотите верьте, хотите нет, но вера – это чувство, которое нельзя никому навязать. Если я скажу вам, что моя компания опасна, что я ставлю зло выше добра, что я вовсе не надежный руководитель для кого бы то ни было, то что вы скажете?

– Скажу, что вы недооцениваете себя из чистого каприза, – ответил я, вновь зажигая сигару. В серьезности моего собеседника мне чудилось что-то забавное. – И что вы мне будете нравиться по-прежнему и даже еще больше, хотя это и трудно вообразить.

Услышав мои слова, он сел, устремив на меня пристальный взгляд темных глаз.

– Послушайте, Темпест, вы следуете моде, принятой у красивейших женщин в этом городе: им всегда нравятся самые отъявленные негодяи!

– Но ведь вы не негодяй, – возразил я, мирно пуская кольца.

– Нет, я не негодяй, но во мне есть много дьявольского.

– Тем лучше, – отвечал я, поудобнее устраиваясь в кресле. – Надеюсь, во мне это свойство тоже имеется.

– А вы верите в него? – спросил Риманес с улыбкой.

– В Дьявола? Разумеется, нет!

– О, это весьма обаятельный, легендарный персонаж, – продолжал князь, закуривая новую сигару и медленно выпуская клуб дыма. – О нем рассказывают много прекрасных историй. Представьте себе, например, его падение с небес! «Люцифер, сын Утра» – что за имя, что за происхождение! Родиться от Утра означает быть сотканным из прозрачного ясного света. Все тепло миллионов небесных сфер поднялось ввысь, чтобы отдать свои цвета его яркой сущности. Все огненные планеты отдали свое пламя его глазам. Возвышенный и величественный, этот Архангел восседал одесную самого Бога, и пред его неутомимым взором расстилалось все грандиозное великолепие Божьих помыслов и мечтаний. Внезапно он узрел в пространстве, где роились эмбрионы новых явлений, некий новый малый мир и существо, словно бы медленно принимающее форму ангела. Это было существо слабое, но в то же время и сильное, возвышенное – и глупое. Оно было воплощением странного парадокса, и ему было суждено пройти через все фазы жизни, пока, впитав в себя самое дыхание и душу Творца, оно не оказалось причастно к Бессмертию – Вечной Радости. Тогда полный гнева Люцифер повернулся к Владыке Сфер и воскликнул с безумным вызовом: «Неужели ты сделаешь из этого ничтожного существа ангела, подобного мне? Я протестую и осуждаю тебя за это! И если ты сотворишь Человека по образу нашему и подобию, то я сотру его в прах, ибо он недостоин разделить со мной великолепие твоей Мудрости и славу твоей Любви!» И тогда ответил ему прекрасный и ужасный глас Всевышнего: «Люцифер, сын Утра, ведомо тебе, что ни одно праздное или пустое слово не должно быть произнесено перед лицом Моим. Ибо свобода воли – это дар Бессмертных. Что ты говоришь, то и сделаешь! Пади, гордый Дух, с высот своих – ты и спутники твои с тобою – и не возвращайся, пока сам Человек не принесет тебе искупление! Каждая душа человеческая, поддавшаяся искушению твоему, да будет новой преградой между тобой и Небом. Каждый, кто по своей воле оттолкнет и победит тебя, поднимет тебя ближе к твоему потерянному дому! Когда мир совсем отвергнет тебя, я прощу и снова приму тебя, но не раньше.

– Никогда не слышал такого варианта легенды, – сказал я. – Мысль о том, что человек должен принести искупление Дьяволу, кажется мне совершенно новой.

– Вот как? – спросил он, глядя на меня пристально. – Ну что ж, это только одна из версий известного рассказа, и притом самая непоэтичная. Бедняга Люцифер! Наказание его, несомненно, будет длиться вечно, а расстояние между ним и небесами должно стремительно увеличиваться каждый день, ибо люди никогда не помогут исправить его ошибку. Посудите же сами, как после погибели, случившейся при таких обстоятельствах, этот «Люцифер, сын Утра», или Сатана, или как там его еще называют, должен ненавидеть человечество!

Я улыбнулся и заметил:

– Что ж, тогда ему остается только одно средство: никого не искушать.

– Вы забыли одну вещь! Согласно легенде, он обязан сдержать свое слово. Он поклялся Богу, что полностью уничтожит Человека. И он должен исполнить это обещание, если сможет. Ангелы не могут клясться пред Вечным и потом не исполнять свои обеты. Это только люди клянутся именем Божиим каждый день без малейшего намерения сдержать слово.

– Да ведь это полнейшая чепуха, – возразил я нетерпеливо, – все эти древние легенды – сущий вздор. Вы хорошо рассказываете истории – так, словно сами в них верите. Но все это оттого, что у вас есть дар красноречия. Нынче никто не верит ни в чертей, ни в ангелов. А я, например, даже в существование души не верю.

– Знаю, что не верите, – ответил он учтиво, – и ваш скептицизм очень удобен, поскольку снимает всякую личную ответственность. Я вам даже завидую! Ибо, как ни печально, но я вынужден верить в существование души.

– Вынужден? – переспросил я. – Но это нелепо. Никакая сила не может заставить вас принять какую-то идею за истину.

Он поглядел на меня, и на его губах мелькнула улыбка, которая, впрочем, скорее омрачила, чем оживила его лицо.

– Верно! Как верно сказано! Такой силы нет в целой Вселенной! Человек – высшее и независимое существо, он хозяин всего видимого, не обязанный отчетом никому, кроме своих желаний. Все это верно, я просто забыл об этом! Давайте-ка оставим теологию, а также психологию. Поговорим о единственном предмете, который имеет хоть какой-то смысл или интерес: о деньгах. Я вижу, что ваши нынешние планы прояснились. Вы хотите издать книгу, которая произведет фурор и сделает вас знаменитым. План кажется довольно скромным! А нет ли у вас более широких амбиций? Ведь есть несколько способов сделать так, чтобы о вас заговорили. Может быть, я вам их перечислю на выбор?

– Пожалуйста, если хотите! – рассмеялся я в ответ.

– Во-первых, я должен предложить вам правильно составить рекламную статью в газету. Пресса должна знать, что вы чрезвычайно богатый человек. Есть агентство, которое занимается написанием газетных статей, и, полагаю, они сделают это достаточно хорошо примерно за десять или двадцать гиней.

Я был изумлен.

– Так вот как это делается?

– Мой дорогой друг, а как еще это может делаться? – спросил он несколько раздраженно. – Вы что, думаете, в этом мире хоть что-нибудь происходит без участия денег? Разве ваши братья или закадычные друзья – нищие журналисты, зарабатывающие только на кусок хлеба, – разве они обязаны трубить о вас повсюду, ничего не получая взамен? Если вы не направите их в нужную сторону, они будут ругать вас совершенно искренне и безвозмездно, – это я могу вам обещать! Я знаю «литературного агента», тоже весьма достойного человека, который за сотню гиней поработает с прессой так, что через несколько недель публике станет казаться, будто миллионер Джеффри Темпест – единственный человек, о котором стоит говорить. И пожать ему руку – честь, сопоставимая разве что с рукопожатием с королевскими особами.

– Договоритесь с ним! – попросил я. – И заплатите ему не сто, а двести гиней! Пусть весь мир услышит обо мне!

– Когда пресса вас хорошенько разрекламирует, – продолжал князь, – вы сделаете следующий шаг: войдете в так называемое высшее общество. Делать это нужно осторожно и не спеша. Вы должны быть представлены на первом приеме в этом сезоне, а потом я добуду вам приглашение в дом какой-нибудь знатной дамы, где вы встретитесь за обедом с принцем Уэльским. Если вы можете чем-либо угодить или оказаться полезным его королевскому высочеству, тем лучше для вас. Он, по крайней мере, самый популярный член королевской семьи в Европе, так что вам не составит труда вести себя любезно. Вслед за этим вы должны купить прекрасное загородное имение и осветить этот факт в прессе. Затем уже можно будет почить на лаврах: общество примет вас, вы окажетесь в моде!

Я от души посмеялся: эта перспектива меня позабавила.

– Я не предлагаю вам утруждать себя прохождением в парламент, – продолжал князь. – В наше время это уже не требуется для джентльмена. Но настоятельно рекомендую вам выиграть Дерби.

– Благодарю за превосходный совет! – ответил я весело. – Но ему не так-то просто последовать.

– Если вы захотите выиграть Дерби, – спокойно сказал Лусио, – то вы его обязательно выиграете. Я подберу вам и лошадь, и жокея.

Решительный тон, которым это было сказано, произвел на меня впечатление, и я наклонился поближе, чтобы рассмотреть выражение его лица повнимательнее.

– Вы волшебник? – спросил я его шутливо. – Или вы говорите серьезно?

– Испытайте меня, – ответил он. – Можно мне записать лошадь на скачки за вас?

– Но вы просто не успеете это сделать, назначенное время уже прошло. Надо быть самим Дьяволом, чтобы справиться с такой задачей. И, кроме того, я равнодушен к скачкам.

– Тогда вам надо воспитывать свой вкус, – ответил князь. – Если вы, конечно, хотите, чтобы вас принимала английская аристократия: она ведь мало интересуется чем-либо, кроме скачек. Вряд ли найдется гранд-дама, у которой не имеется блокнота для записи пари, хотя при этом леди может не уметь правильно писать. Даже самый громкий литературный успех в сезоне не будет иметь никакого веса для высшего света. А вот человек, выигравший Дерби, станет действительно знаменит. Лично я очень интересуюсь скачками, я им искренне предан. Всегда присутствую на главных забегах, никогда их не пропускаю, всегда делаю ставки и никогда не проигрываю! А теперь позвольте перейти к вашему плану действий в обществе. После победы в Дерби вы примете участие в регате в Коусе и позволите принцу Уэльскому победить вас с небольшим преимуществом. Затем дадите грандиозный ужин, приготовленный безупречным шеф-поваром, и развлечете его королевское высочество гимном «Правь, Британия, морями» – это послужит милым комплиментом. На ту же докучливую песню вы сошлетесь в своей изящной речи – и вполне вероятно, что результатом станет королевское приглашение, а может быть, и два. Все будет отлично. С наступлением летней жары вы отправитесь на воды в Хомбург, независимо от того, нуждаетесь вы в этом или нет, а осенью съездите на охоту в приобретенное собственное загородное поместье, пригласив королевскую особу присоединиться к вам для убийства несчастных маленьких куропаток. Тогда ваше имя окончательно закрепится в сознании общества, и вы сможете жениться на любой прекрасной даме из числа выставленных на рынке.