– Оставь, не марайся, – сказал Ренат, – иди карту писать.
Сам он ухватил алконавта за подмышки и, кряхтя, затащил его в салон. Подвиг этот ренатовой пояснице не понравился, опустив тело на пол машины, фельдшер согнулся в три погибели и рухнул на носилки.
– Ты там жив? – я включила дополнительное освещение и направила фонарь на Рената.
– Не дождетесь, – Ренат уже принял вертикальное положение и задумчиво уставился на неваляшку.
Находка окончательно пришла в себя и приподнялась на локти, затравленно озираясь.
– Фамилия-имя? – я приготовила ручку и карту вызова.
– Где я?
– Вам скорую вызвали. – Всего пять минут вызова, а я уже начинаю терять терпение, с уличными всегда так. – Вы в машине. Вам нужна помощь?
– Ага… Да! – И мужчина в красках описывает ограбление с изъятием документов и денег в количестве 700 рублей, а также последовавшее за ним избиение. Я продолжаю разглядывать тело. Он грязный, необыкновенно грязный. Весь в глине, и комья земли тонким слоем устилают пол салона, и земля продолжает с него сыпаться при каждом движении. Наверно, он сам из нее состоит, земляной человек. – Били, суки, по животу, по голове вшестером прыгали!
– Дай живот посмотрю, – Ренат склоняется над телом. – Не ори! Живот мягкий, безболезненный. Печень не увеличена. Врешь ты все. Ну, признайся, жены боишься?
Тело тревожно моргает.
– Печень, поджелудочная. Голова. Чисто.
– Что делать будем? – Я быстро заполнила свою часть документации, поставив во всех строчках паспортных данных «неизвестно».
– К нейрохирургу поехали.
– За алкаша хирурги нам «спасибо» скажут.
– Пусть сначала догонят.
Дверь с грохотом открывается, в салон по-хозяйски забираются полицейские.
– В чем дело, доктор, помощь нужна?
– Да вот, говорит, избили, следов нет… В нейрохирургию надо, да сотрясения нет.
– Давай сделаем, доктор, у нас это быстро.
– Не надо. Мы сами.
Фельдшер выпроваживает полицию, от души хлопает дверью и резко оседает на пол.
– Ты чего? Сорвал все-таки?
– Давно. Позвонок рассыпался. Нельзя нагружать. Вызов сделаем и уколешь меня. чем-нибудь.
* * *
– Коллега! – Побитый жизнью нейрохирург приемного покоя задумчиво разглядывает доставленное нами тело. – Я был о вас лучшего мнения! ЭТО что?
– ЧМТ. – После укола Ренату немного лучше, но лицо чуть заметно отсвечивает зеленью.
– Нет, коллега, это не ЧМТ, это – элементарный запой!
– ОНО сообщает, что били по голове, – устало повторяет Ренат.
– ОНО может сообщать что угодно! Больной врет всегда!
– А здоровый?
– А здоровый врет самим фактом своего существования! Потому что здоровых людей не бывает!
Я прекрасно понимаю фельдшера. Ренат тянет время. Через 10 минут с момента прибытия мы имеем полное право уехать и оставить персонал приемника наедине с этим ходячим недоразумением. Но хирурги – народ тертый. Сказав все, что счел нужным сказать, доктор возвращается к основной теме диспута.
– Коллега, здесь нет ЧМТ. Где следы травмы? Ушиб, ссадина, гематома?
– Сейчас будут! Маша, дай мне скальпель! – от раздражения лицо фельдшера меняет цвет с зеленого на фиолетовый.
– Отставить членовредительство! Вы понимаете, как меня подставили, коллега? Я не могу назначить КТ без видимых следов ЧМТ. И без КТ тоже отпустить товарища алкоголика не могу!
– Ну извините, у меня образования вашего нету! Мне все тела положено доставлять в больницу, если они письменно не откажутся. А это даже в бумагу ручкой не попадет! И куда мне его? В психиатрию мы не возим, а в терапии меня развернут к хирургам, у них КТ нет. В следующий раз шарахнем его головой об дверь, чтобы точно ваш профиль был!
– Да он же не падал! Мужчина, вы головой ударялись?
– М-м-м-м… Угу.
– Вот! – фельдшер победоносно ухмыляется.
– Да вы сговорились! – хирург обреченно подписывает карту вызова. – У вас минута, чтобы убраться отсюда, и чтобы больше я ваших тут не видел!
– До скорого, – коварно улыбается Ренат, и мы отбываем, едва не снеся закрывающейся дверью голову неосторожному санитару.
* * *
Мы сделали еще пару вызовов, и с каждым часом лицо Рената приобретало все более нездоровый вид. Анальгина в сумке больше не осталось, да он особо и не помогал. Фельдшер возлежал на носилках, подложив под поясницу одеяльце из акушерского набора и созерцал перегоревший фонарь на потолке салона.
– Как чувствуешь себя?
– Плохо.
– Может, отпишемся в больничку?
– Нет.
Фельдшера упрямые. Они не чувствуют, когда заболели, а может, чувствуют, но молчат. Ходят с угрюмой мордой, а потом вдруг падают, и спасай их. С линии всегда можно отписаться, а утром открыть больничный. Но они держатся до последнего. Сидя на больничном, не заработаешь ничего. Я вспомнила, как отписывали с линии врача с пневмонией. Вышел на работу, никому не сказав про температуру, и ходил, кашляя по углам, пока диспетчер не затащила его в перевязочную, сунув под мышку градусник. Старший фельдшер ругалась, зачитывая по памяти положение о санэпидрежиме, а он лишь хлопал воспаленными глазами, не понимая, как доктор может кого-то заразить.
Андрюха выкрутил передатчик погромче. По рации мат диспетчера, и областная бригада заблудилась в двух селах, попутно вместо одной роженицы подхватив двоих.