О верности крыс. Роман в портретах

– Кто выиграет, тому и будет тесёмка, – сказала Теотта, глядя, как у Кошки не получается вывернуться. Хриссэ продолжал придушивать её её же посохом. Кошка дёрнулась ещё раз, вдруг повернулась лицом к Хриссэ и вдумчиво поцеловала. Тут уже Хриссэ дёрнулся от неожиданности, как будто плеснули кипятком, Кошка развернулась – соломенная коса змеёй завилась вокруг, – девчонка посохом подбила Хриссэ оба колена, уходя на два шага и облизываясь под радостное улюлюканье публики.

Хриссэ хлестнул плетью, Кошка приняла удар на посох – продолжая ухмыляться, довольная собой, – и попыталась перетянуть плеть на себя. Мэтр Ошта, стоявший под старой вишней рядом с Кхад, неодобрительно свёл брови. Хриссэ дёрнул плеть, дождался ответного рывка, подскочил, выпуская рукоятку, и ударил сперва в живот и тут же – в лицо снизу. Изобразил добивание локтём и гордо пошёл на круг почёта.

– Козёл ты, – сказала Кошка, выпрямляясь и трогая кровящие губы. Её было плохо слышно за скандирующими:

– Хриссэ! Хриссэ!

Тисса подошла, Лорд – остальные были заняты чествованием героя. Кошка пнула валяющуюся плеть и отмахнулась от Тиссы: тоже мне травма. «Пойдём, сядем».

– Ну? – восклицал герой, потрясая обоими кулаками. – Кто здесь лучше всех?

Кхад шагнула вперёд от дерева. Все – кроме Хриссэ – притихли.

– Я, разумеется, – спокойно сказала она. Хриссэ остановился. Сверкнул глазами.

– С магией, – презрительно сморщился он. Тишина натянулась такая, что стало слышно стрижей, сновавших над Арном. Кхад усмехнулась.

– Обещаю тебе, обойдусь без магии.

И вышла в круг.

Ошта удобнее оперся на дерево и сложил руки на груди. Он не поручился бы за ведьму. Без особой уверенности, уж точно.

Хриссэ подобрал плеть и медленно пошёл по кругу. Кхад снова усмехнулась – и согласилась, пошла тоже, небрежно держа ножи на кадарский манер: один прямым хватом, другой – обратным. Усмешка на лице так и осталась. Хриссэ вглядывался почти нервно: он вовсе не представлял, как дерётся Кхад. Она же его стиль знала, как и всех остальных. Она сразу начала так: сама занималась отдельно, а на их тренировки смотрела. На первом же отдельном занятии с ней Ошта увидел причину. Она не умела драться. Совсем. Непохоже было, чтоб ей вообще когда-то доводилось. Задатки – дай Таго каждому, а не умела. Двигалась, падала, уворачивалась – по-звериному. Когда Ошта прижал её к краю площадки, вынуждая нападать, девчонка замерла, скалясь, а потом его накрыло чем-то горячим, липким и мерзким до кошмарности. Когда глаза удалось открыть, Кхад сидела на земле рядом и хмуро прижимала ледяные пальцы к его виску. Ни объяснять, ни извиняться не стала. Только дальше мэтр атаковал осторожней и ждал, когда временами ведьма застывала с гримасой на лице и старательно загоняла обратно магию. Магией она лупила наотмашь, бездумно, с тем же звериным инстинктом, с каким перекатывалась и вскакивала, упав.

Выжидание, снисходительность мэтра её бесили, подстёгивали – ей многое было, как вожжа под хвост. Главная причина, почему она так быстро училась. Она отказывалась злиться – просто; её злость всегда оказывалась направленной, не растрачивалась зря. Оште не соврали: таких учеников он не нашёл бы нигде. О такой ученице, как Кхад, мечтал бы любой фехтовальщик. Она занималась остервенело, с тем фанатичным упорством, какое бывает у людей, давно наметивших цель и знающих, что им по дороге к этой цели пригодится.

Но она начала чуть ли не с нуля. А Хриссэ, крупнее, выше на полторы головы и года на три-четыре старше, был неплох и до встречи с мэтром. Откуда взялся этот сероволосый пижон, не имел понятия никто. Лорд рассказал мэтру, что однажды Хриссэ просто пришёл в Логово и заявил, что уйдёт, если кто-то сможет его выгнать. Не смогли, и Кхад пустила его сперва на испытательный срок, потом на общих правах. Среди кхади он смотрелся так же нелепо, как смотрелся бы в любой другой иерархии. Явный одиночка с манерой переходить границы, бравирующий пыльностью, любитель драк и садист… Иногда Оште казалось, что этот парень может заразить бешенством. Иногда – что всё это – такая же детская поза, как отказ умываться.

Однако что-что, а драться этот позёр умел. Проиграть же одному из своих людей на глазах у них всех… Ошта не видел, зачем Кхад вздумалось так рисковать. В то, что это ребяческий вызов, верилось с перебоями. Когда смотрел на Кхад со спины, видя неровно стриженый затылок девчонки двенадцати-тринадцати лет – верилось. Когда встречал взгляд или отмечал, как девчонка двигается…

Нервы раньше не выдержали у Хриссэ.

Он ударил первым, Кхад, уходя, сделала резкое движение рукой – Хриссэ оторопело уставился на замерший нож – в пальце от кожи между его бровей.

– М-магия… – сказал парень.

– Не надо было останавливать? – спросила Кхад, протягивая руку и ловя вернувшийся нож. Хриссэ зыркнул на неё, зло и дёргано свернул плеть, сунул за пояс и пошёл прочь, взбивая ногами пыль.

– Отдашь ему тесёмку, когда вернётся, Теотта, – сказала Кхад. – Мэтр, вы не разъясните, у кого какие были ошибки?

Учителя

2272 год, 12 день 3 луны Ппд

Логово, Собачница, Эрлони

Ветеран перебирал копытами так вяло, а дорожная грязь так неприлично чавкала на каждый шаг, что мэтр чувствовал себя подлым злодеем: мало того, что сам в такую погоду попёрся из дому, так ещё и неповинное животное мучает. Ошта и без того смутно представлял, как можно проводить урок в такой густой мороси – ещё и смеркаться вот-вот начнёт… Осенние дни пошли на убыль, погода чем дальше, тем хуже, а знаменитые здешние туманы – всё чаще и плотнее. Второй тагал мэтр разглядел, только подъехав почти вплотную. У камня ребят не было.

– Хал тиргэ, – вполголоса высказался Ошта. Подобное разгильдяйство учеников он полагал не просто дурным тоном, а законченным хамством. И оно совсем не вязалось с той дисциплиной, которую мэтр успел приметить за ведьмиными.

Ветеран потянул повод и переступил передними ногами, намекая, что неплохо бы повернуть назад.

Из тумана слева от тагала послышался плюх, и к Оште подбежал мальчишка лет одиннадцати, босоногий, в заляпанных до колен штанах. За ним следом трусил, дружелюбно скалясь, здоровенный пёс неопределённого цвета. В сухом виде пёс, вероятно, был крайне лохматым и в целом очень напоминал помесь лвирского волка с юкелским волкодавом.

– Вечер добрый, мэтр!

– Кгм, – сказал Ошта, не спеша соглашаться с таким смелым утверждением.

– Кхад извиняется, – торопливо заговорил мальчишка, – ребята задержались, но можно прямо у нас, я дорогу покажу, если ты не это, не против. А деньги, это, больше будет, раз уж так вышло.

– Что можно «прямо у вас»?

– Урок сегодня! – нетерпеливо объяснил мальчишка. – У нас можно, в Логове. А то сюда не успевают никто. Давай поедем в город, а там я в Собачнице дорогу покажу, а? – он дёргано переступил босыми ногами. – Холодно!

– Залазь, – скомандовал Ошта, и мальчишка охотно послушался, сверкнув пятками.

Мэтр дождался, пока он перестанет ёрзать, и тронул поводья. Пёс пристроился рядом. События развиваются, да. Очень неприятное ощущение, когда не понимаешь, в каком направлении они развиваются. По крайней мере, если давно привык понимать, а сейчас не понимаешь. Лорд сам не знал, насколько верно заявил при знакомстве, что других таких учеников Ошта нигде бы не нашёл. Во всех отношениях. Например, никогда при других обстоятельствах он не позволил бы ни нанимателю, ни, тем более, ученикам, перехватить инициативу. Нет, что вы: никаких оскорбительных выходок не было («До сих пор», – мрачно поправил себя Ошта) никакого неуважения – всё очень пристойно и почтительно, как в лучших столичных домах. Но – ещё одно неприятное ощущение – Ошта всё чаще чувствовал себя идиотом, вспоминая, с какими мыслями брался за это дело. Шпана, крысята, уличная ребятня, из которой великий мастер фехтования сделает настоящих людей! Килре-насмешник, что за сумасшедшие ветра нагнали такую самоуверенность? Как будто не Ошта вбивал в головы ачаро: лучше переоценить незнакомого противника, чем недооценить. Слишком привык, наверное, что сам – мэтр, а дети – подчиняются, просто потому, что и сами не сомневаются, что учителя надо слушать. Эти ученики вовсе не устраивают бунтов; таких дисциплинированных ачаро у мэтра тоже ещё не было. Но послушны они не мэтру Оште ол Туаверу, а Кхадере, которая вздумала пригласить мэтра. Да и то с какой оглядкой! Ни у подводников, ни в воинских школах, нигде, где есть дисциплина, нет такой свободы действий. Как ей это удалось, этой девчонке едва тринадцати лет от роду? Не на коротком поводке держать, не отслеживать каждый поступок, а приручить их так, что и поводок никакой не нужен.

Мальчишка почесал голову. Если бы волосы отмыть, они оказались бы красивого медного цвета. Ошта подумал, что это первый из кхади, кто с виду босяк босяком: все остальные выглядели куда состоятельней.

– Ты кхади? – спросил мэтр.

– Не, ещё нет, – без удовольствия признался мальчишка. – Меня Шонек зовут. Но я скоро уже кхади буду, я пишу лучше всех, а она говорит, что ей нужен, кто хорошо умеет бумаги рисовать. Скоро уже принимать будут, вот дорисую, что нужно, и если получилось, то будут принимать. А твою лошадь как зовут? Красивая!

– Ветеран. Это конь.

– Здорово! А я верхом почти не умею, лошади неоткуда взять, а то бы конечно… Дед меня только читать-писать учил, а полезного ничего. Но я ещё драться умею, меня это Лорд учил, немного… Вон там налево, где дерево!

Дорогу до настилов мэтр запомнил, а в самой Собачнице после восьмого поворота запутался. Доски гулко подавались под копытами, звук робко тыкался в стены, не находя сил отразиться. Здесь, над Арном, морось сделалась ещё мельче, окончательно стала туманом и загустела. Разглядеть что-то дальше, чем в десяти шагах, было сложно. Стена из кривоватого кирпича, потому, подпустила всадника к себе почти вплотную, прежде чем проступить из белёсой мути. Дом казался узким и вызывающе высоким для этого района. С одной стороны дома была полоска настила, обрывающаяся в реку. С другой – тянулся высокий забор, почти частокол.

Пока Ошта оглядывался, пёс успел подойти к узкой двери и толкнуть её плечом. Дверь не открылась, пёс сел под неё и обернулся к мальчишке. Шонек спрыгнул.

– Давай, я лошадь отведу, а ты…

На уровне головы Ошты качнулся наружу ставень, открывая обзор чёрному лицу в обрамлении нескольких косичек. Девочка лет пятнадцати кивнула Шонеку, остановила глаза на мэтре. Потом одним движением перекинула ноги наружу и спрыгнула; косички взметнулись; когда она мягко приземлилась на настил, по левой руке обратно к запястью скользнули несколько узких браслетов. Ветеран недовольно фыркнул на неё и отшагнул назад.

– Мэтр Ошта? – уверенно сказала девочка. Невысокая, плотно сбитая, со странным взглядом огромных глаз. В первый момент этот взгляд показался рассредоточенным, направленным куда-то в пространство, сквозь предметы. Потом как-то вдруг оказалось, что девчонка в упор смотрит на мэтра. А в следующий миг оба впечатления наложились друг на друга, и стало ясно, что взгляд направлен внутрь мэтра и дальше…

– Да, – кивнул он, спешиваясь.

– Это Теотта, – сказал Шонек, принимая поводья. – Она… – и запнулся.

– Они думают, что я чокнутая, – пояснила Теотта. – И думают, будто я злюсь, что они так думают.

– Ага, «будто»! А кто Воробью башку чуть не пробил? – крикнул Шонек из-за коня, уводя его во двор. Крикнул и прибавил шагу, пригибая голову. Пёс почесал ухо и потрусил следом.

– Идём, – сказала Теотта, приглашая последовать их примеру. Дверь, в которую они прошли, вела под узкий навес; между стеной длинного дома и пустым двором тянулась дорожка, чтобы уткнуться прямо в сарай у дальнего забора. Крыша дома выдавалась над стеной примерно на метр, демонстрируя проходящим дранку поверх почти чёрных от времени потолочных балок. Шонек вёл коня через мокрый двор, зябко поднимая плечи, а мэтра Теотта ввела в дом.