Конь-драконь

И еще.

Ты был не готов к этому. Я не знала, будешь ли ты вообще готов когда-нибудь, или ты так и проживешь свою жизнь, получишь ученую степень по чему-то там, женишься, вырастишь детей, и никогда не узнаешь, что я…

Так уже было. В предыдущий раз. И в предпредыдущий. И в предпредпредыдущий. Много их было в старинном замке, – которые смотрели в темноту заброшенных комнат и спрашивали:

– А что там?

И им отвечали:

– Там ничего нет.

Они не верили – до какого-то возраста, как правило, лет до семнадцати, а потом кивали:

Ничего нет.

И я оставалась жить.

Ты пришел ко мне неделю назад – помнишь? Сразу после смерти отца, сразу после похорон, как только огласили завещание, что старинный замок переходит в твою власть – как будто ты ждал этого. Ты не стал подниматься в большие залы и не стал оглядывать библиотеки и сокровищницы – ты сразу же направился в темные комнаты, куда никогда не проникал луч солнца.

– Кто вы?

Вот так ты спросил меня:

– Кто вы?

А потом:

– Не бойтесь… пожалуйста… не бойтесь…

Я показала тебе пульт. Помнишь? Еще ждала, что ты спросишь меня, что это такое.

Ты не спросил. Ты понял сразу же. И когда я показала тебе записи, ты не стал спрашивать, что это за шкатулки. Ты задраил люки в тот же день, ты вошел в самую высокую башню и сел в кресло, которое пустовало уже несколько веков.

Я думала, что напишут наутро местные газеты в маленьком городке. Может, они скажут правду, приведут рассказы жителей, которые видели, как огромный замок с ревом и грохотом поднялся в небо. А может, придумают что-нибудь, что старый дом сгорел, или что его вообще никогда не было, а Валентайн, выдающий себя за наследника богатого рода, был самозванцем…

Я уже не узнаю, что напишут газеты.

Никогда.

– Что… что с тобой?

А это уже потом.

– Что с тобой?

Ты смотрел на меня, ты не мог понять, что происходит, почему мое миловидное лицо наполовину истлело, и на глазнице черепа дрожит паутинка.

– Я умерла. Наполовину.

– Но… почему? А, ну да… конечно…

Я спохватилась:

– Постой-постой, ты еще не все узнал! Ты же…

Ты выставил руки вперед:

– Нет, нет… ни слова больше…

– Ни слова? Ты что? Ты даже не знаешь, куда и откуда…

– …ни слова! – ты зажал уши руками и сорвался на крик, – ни слова больше! Я не хочу ничего знать!

Ты даже не знаешь, что происходит, какие опасности…

Ты отвернулся, ты убежал в бесконечные лабиринты дома, выкрикивая что-то – нет, нет, не хочу, чтобы ты умирала…

Кажется, в тот раз ты впервые назвал меня по имени.

Меня.

По имени.

Тайна.

Черри

А вы мне скажите, вы зачем вернулись?

Ну да, десять лет назад улетели отсюда, а тут на тебе.

Чего-чего? Какую тетю Дусю навестить, может, не надо так нагло врать, в жизни вы у тети Дуси не были и даже не собирались.

Так зачем?

По делам?

И какие у вас были дела, разрешите узнать? Не бойтесь, никуда эта информация дальше не пойдет.

Да никто за вами не следил, что тут следить… взяли билет на двадцать шестое число, океан перелетели, рванули из Москвы в Воронеж, еще торопились, еще боялись опоздать… куда? А у вас рейс задержали, а вы так волновались, так боялись не успеть…

…что не успеть?

Может, скажете?

Да что за вами следить… прилетели в Воронеж, и сразу на Дарвина. Да таксист подтвердит, вы же сами ему сказали – перекресток Дарвина и Ломоносова. Вы мне скажите, вы там что забыли-то? Вы там отродясь не жили. И не работали. Что, просто свежим воздухом подышать приехали? На скамеечке посидеть?

А это у вас что, если не секрет? Вон, в переноске. Ух ты, какой… это он, она? Он? Это же сеттер? Не, не сеттер? А-а-а, сидите вы на лавочке, смотрите, школота мучает там кого-то, вы пошли, щенка отобрали… а чего в Воронеже не могли никуда пристроить, чего с собой потащили? Понравился? Это вам сейчас с ветпаспортом еще мучиться… Как назвали? Черри? Ну-ну…