Тайна Ведьминой Рощи

Но усилием воли Катерина заставила себя, не торопясь, сесть, покрутить головой в разные стороны, подвигать руками туда-сюда и, встав, понаклоняться, не сгибая колени. Мгновенно по телу побежала волна тепла и лёгкости, конечности обрели жизнь и сами захотели двигаться – Катя направилась… понятно, куда ходят люди по утрам.

Начинался новый день. Хорошо было не принадлежать никому, не идти никуда по обязаловке, не толкаться с раннего утра в битком набитым транспорте, не давиться в не очень хорошо пахнущих вагонах метро, а потом вместе с плотной толпой, еле-еле перебирая ногами, продвигаться к эскалатору и зомбировано стоять на его ступеньке, ожидая, пока он доползёт до верха и позволит снова бежать вместе с другими. Куда? На работу, конечно, куда же ещё? А там тусоваться вместе с такими же работниками в местах, отведённых для курения, или одиноко и тоскливо коротать время в шикарно обставленном и оформленном салоне какого-нибудь бутика, пламенно мечтая вначале, чтобы хоть кто-то заглянул в него, а к концу дня, уже дойдя до апатии от безделья и бессмысленности такой «работы», уже не хотеть видеть никого и мечтать только о своей квартирке, или комнатке в коммуналке. Ох!

Нет, ничего такого ей не грозило, и это придавало её существованию будто бы даже какую-то видимость внеземного бытия. Добывать немного деньжат, чтобы прокормиться и вести более или менее сносную городскую жизнь, ей позволяло её увлечение: она шила куклы. И хорошо шила. В перерывах между написанием рома-а-нов, она садилась и с огромным наслаждением предавалась своему увлечению, а закончив куклу, сдавала её в магазин. Иностранцы хорошо покупали её работы, и это позволяло Кате достаточно безбедно существовать. Если бы не писательство, она могла бы даже, о, господи! разбогатеть на куклах! Но не писать не могла.

Итак, начинался новый день, и его наступление было вдвойне приятным, поскольку не сопровождалось трезвоном будильника – а зачем? На работу спешить не надо – работа ждёт тебя сама, прямо здесь, за компьютером.

После необходимых утренних процедур и принятия внутрь белкового коктейля с бананом и отрубями, можно было и к компьютеру подсесть. Как любила говорить Катя, у неё уже вовсю «пятки чесались», то есть зуд писательский был почти невыносим.

Она подошла к компьютерному уголку и собралась усесться в кресло. Но тут её взгляд упал на бесхозно валяющуюся на полу шариковую ручку.

«Это ещё что такое? Не бросила же я её нарочно? А может, сбросила и не заметила?»

Катя подняла ручку и уселась в кресло. Она не любила набирать на компьютере много текста и только потом править его, поскольку иногда от первичной правки написанного небольшого куска, события романа начинали развиваться совершенно в новом направлении, и герои его шли совсем другим путём, чем до этой правки. Поэтому первым делом сейчас Катя собиралась перечесть написанное и отпечатанное вчера, сделать какие-то исправления, а уж потом продолжить писать роман.

Она уселась поудобнее и только собралась приняться за чтение, как запиликал мобильник.

«Ну вот. Приехали! Вот-вот лишь утро начинается, а Агнии уже не сидится на месте».

В том, что звонить могла сейчас только Агния, Катя нисколько не сомневалась. Кто же ещё с раннего утра?

Она дотянулась до телефона и с удивлением обнаружила, что звонит совсем не Агния, а преподавательница литовского языка из Общества друзей литовского языка Марите. Звонок был сейчас приятным сюрпризом, поскольку занятия ещё в начале июня закончились, и все они, любители литовского языка, должны были к этому времени, по идее, разойтись и разъехаться на лето кто куда. В том числе и Марите. Однако именно она и звонила сейчас. Катя поглубже вздохнула, стараясь по-быстрому вспомнить несколько фраз приветствия на литовском языке, и нажала кнопку для ответа.

* – Лабас ритас, Катерина, – услышала она своеобразный голос Марите, – кайп юмс сякаси?

– Лабас ритас, Марите. Малону гирдети. Ман сякаси гярай. О кайп сякаси юмс?

– Ачу! Лабай гярай. Ар галитя дабар кальбети?

– О, тайп, галю.

– Гярай. Аш норю паквести юс…[3 - * – Доброе утро, Катерина. Как ваши дела? – Доброе утро, Марите. Приятно вас слышать. У меня всё хорошо. А как дела у вас? – Благодарю. Очень хороши. Можете ли сейчас говорить? – О, да, могу. – Хорошо. Хочу пригласить вас… – Авторский перевод с литовского.]

Дальше она сказала, что Обществом организован выезд его членов на природу для празднования Дня Росы, а по-нашему – дня Ивана Купалы. К сожалению, у Общества нет возможности устроить выезд с ночлегом, но пробудут они там до самого вечера. Она посетовала, что раньше не имела возможности связаться с Катей, и потому звонит прямо сейчас, с утра пораньше, так как выезд автобуса назначен на двенадцать часов дня, и если Катерина хочет присоединиться к ним, то может это сделать. С собой брать ничего не надо – обо всём позаботилось Общество.

** – Ачю лабай уж кветимас, Марите! Айшку: аш норю важёти, лабай норю. Бусю лайку, – не скрыла радости Катя.

– Лабай гярай, Катерина. Ики пасиматима,[4 - ** – Большое спасибо за приглашение, Марите. Конечно, хочу ехать, очень хочу. Буду вовремя. – Очень хорошо, Катерина. До встречи. – До встречи. – Авторский перевод с литовского.] – завершила разговор преподавательница.

– Ики пасиматима, – с облегчением проговорила Катя, мысленно поздравляя себя с выдержанным экзаменом по литовскому языку.

«Слава богу, справилась! Как всё-таки приятно на другом языке, не только по-русски и по-английски, уметь говорить! Как будто ты другим человеком становишься. Как будто другая натура в тебе проявляется. Здорово!»

Она быстренько навела порядок на столе и уже без сожаления, аккуратно сложив, отложила листы отпечатанного текста и принялась приводить себя в порядок для предстоящей встречи со своими одногруппниками по учёбе. Она почему-то не сомневалась, что те ребята, которые вместе с ней увлечённо изучали литовский язык в их группе, обязательно тоже поедут на праздник.

Спустя час она уже ехала на маршрутке к месту сбора, а про себя всю дорогу радовалась предстоящей поездке и не переставала удивляться:

«Это надо же! Надо же такому случиться! Пишу себе роман о празднике Ивана Купалы, а тут раз – как по мановению волшебной палочки – приезжайте, девушка, на этот праздник. Да ещё не просто Ивана Купалы, а День Росы – литовский день Ивана Купалы. Как интересно! Увижу, значит, как литовцы этот день празднуют».

…Большой комфортабельный автобус уже стоял на стоянке напротив дома, где размещалось Общество. Вокруг него прогуливался разный народ – явно не только с курсов литовского языка.

Катя начала осматриваться, выискивая знакомые лица, и вдруг у неё за спиной раздался незнакомый женский голос. Говорили по-русски, но с прибалтийским акцентом. Голос спрашивал, здесь ли собираются люди для поездки на природу.

Катерина вздрогнула от неожиданности и обернулась. Перед ней стояла невысокая, худенькая, лет семидесяти, женщина в широкополой соломенной шляпе, с накинутым поверх неё шифоновым шарфом кремового цвета и завязанным широким бантом под подбородком на манер русских дачниц девятнадцатого века. Платье на ней тоже было из легкого шифона в тон шарфу, но на подкладке. Оно легкими фалдами стекало вниз по стройной сухонькой фигурке до самой земли. В одной руке женщина держала изящную плетёную корзиночку с плетёной же крышечкой на застёжке, а другой рукой опиралась на элегантный летний зонтик нежного салатного цвета. Вся она была какая-то не… советская, как раньше выразился бы любой человек, встретившись с ней на улице. Всё в её облике дышало простотой, под которой, однако, угадывалась масса достоинства и интеллигентности.

Женщина продолжала вопрошающе смотреть на Катю чуть раскосыми глазами, в бледной голубизне которых читался ум и знание жизни – она словно смотрела не на Катю, а как бы внутрь неё. Но это нисколько не угнетало, а наоборот – открывало то самое «что-то» внутри, и кажется – самое хорошее…

Конечно, всё это Катерина не осмысливала в тот момент. Она это как-то сразу восприняла и впитала, и пожилая дама, несмотря на всю свою необычность, с первого же взгляда ей очень понравилась…. А впрочем, возможно, именно благодаря этой необычности, она как раз и понравилась Кате.

– Извините… – засмотревшись на женщину, не сразу откликнулась она, – да здесь. Вот и автобус уже подъехал. Но, думаю, все мы в него не поместимся.

– Да, пожалуй, – улыбнулась одними глазами дама, – пожалуй, что так… а вы, извините за мой вопрос, тоже из Общества?

– Да. Я литовский язык изучаю.

– О, это интересно. А позвольте спросить – для чего? – глаза её лукаво и молодо блеснули, – вы ведь не литовка, не так ли?

Катя оценила лукавинку в глазах дамы, и тоже лукаво улыбнувшись, совсем уже по-свойски ответила:

– А вот нравится мне литовский язык, и всё тут! Он же самый древний после латыни!

– Это приятно, что наш язык вам нравится… А в Литве приходилось бывать?

– Приходилось. Один раз. Очень понравилось. А вы, позвольте вернуть вам вопрос, ведь литовка? По акценту слышно.

– Литовка. Но в Литве давно уже не живу. Родители в конце войны в Канаду уехали… А я потом в Австралию перебралась. Там сейчас и проживаю.

– Далековато от родины. Каково это?

– …Скучаю. Вот выдался случай – приехала в Вильнюс, а тут и в Санкт-Петербург пригласило наше Общество. С радостью приняла приглашение. Это хорошо, что литовцы, живущие здесь, родной язык забывать не хотят. Вот и такие, как вы, могут приобщиться к нему.

Она ещё что-то хотела сказать, но тут из-за автобуса появился мужчина и замахал им руками. Вернее, он махал этой даме. Не увидав никакой реакции с её стороны, кинулся к ней через дорогу.

– Ванда Пятровна! Ну разве же так можно пугать? Смотрю туда, смотрю сюда – нет вас нигде! Так и до инфаркта недалеко.

– Ладно, ладно тебе, Юргис, кудахтать! – остановила властным голосом мужчину дама. – Что ты разошёлся? Не маленькая я, не инвалид, слава Богу, чтобы опекать меня без конца. И не в варварской стране мы наконец! Уж и пройтись самостоятельно через дорогу нельзя! Я-то тебя вижу! Я-то знаю, где ты. Этого и достаточно.

Дама теперь уже с откровенным лукавством посмотрела на Катю.

– Девушку интересную увидела. Поговорить захотелось. Где я у себя в Австралии с русской девушкой по-литовски поговорю? Верно ведь… э…

– Катя. Меня Катя зовут, – кивнула Катя. – А откуда вы знали, что я русская и по-литовски говорю?

– Знала, Катюша. Знала… Ну что, Юргис Витович, скоро поедем? – обернулась она к мужчине.

– Скоро-то, скоро, да только нам с вами другой автобус выделили. Сказали – небольшой. И с нами в нём поедут руководители Общества и преподаватели… Да вот он и подъехал. Пойдёмте.

Ванда Пятровна не обратила никакого внимания на призыв своего провожатого. Она пристально смотрела на Катю и как будто что-то обдумывала или решала про себя. И вдруг сунула мужчине корзинку, и освободившейся рукой взяла Катю за локоть.