«Почему была-то? Ну и что, что замуж выйду и в избу мужнину уйду? – сердито одёрнула она себя. – Дома-то, чай, совсем рядышком наши стоят, да и родичи Яромировы – таких хороших и на свете-то мало!»
Но беспокойство продолжало дёргать чувства. Она постаралась отогнать его… и сразу интуитивно ощутила, что не из-за замужества мысли такие странные в голову ей приходят, на ум ложатся, душу теребят.
«Вот дурёха! Знать, наслушалась я разговоров этих стариковских о русалках да кикиморах, небылиц всяких. Оттого и ёкает сердечко». Но ей снова, как в светлице, сделалось не по себе. И она оглянулась вокруг. А и бледно-голубое небо над озером, и солнышко в вышине, и величавость тёмно-зелёных елей – всё дышало таким покоем и умиротворённостью, что Злате сделалось даже немного стыдно за все свои страхи и тревоги.
«Конечно, дурёха. Радоваться надо всему: и замужеству, и празднику вековому, и небу, и озеру, и солнцу! Посмотри, посмотри сама, как хорошо-то здесь!» – она подскочила с травы, запрокинула вверх голову и, раскинув руки, закружилась. Остановилась, глубоко вдохнула аромат лесной и звонко рассмеялась. Смех её тотчас над озером разнёсся, а лес переливчатым эхом отозвался. Настроение её изменилось: ушла тревога и внутренняя настороженность.
«Посидеть бы ещё, помечтать», – посмотрела она вокруг с тёплой улыбкой.
Но на смену прежним чувствам уже пришла радостная озабоченность тем, что происходило в её жизни сейчас.
«Чай, обыскались уж меня подружки. Надо в деревню возвращаться. Вон и солнышко на закат пошло – пора идти обряжаться», – заторопилась Злата и, чуть пройдя по бережку, ещё раз бросила взгляд на тихую воду.
«Пора», – снова поторопила она себя и, войдя в лес, поспешила в сторону деревни…
В избе её поджидали подруги. Они набросились с расспросами: где была, да почему одна – им ничего не сказала.
Злата шутливо отмахнулась и напомнила, что пора им обязанности свои выполнять – к обряду её готовить.
– Ну конечно, теперь-то торопить нас станешь. А сама-то где шастала? – не удержалась от нравоучения Властелина.
– Властя, хватит тебе руководить! Пришла же Златка. Времени у нас ещё целый воз и маленькая тележка! Угомонись! – Матрёна, как всегда смешливо, дёрнула подругу за рукав. – Мало ли какие секреты у нашей «русалочки» могут быть! Давай, Злата, – обернулась она к подруге, – доставай рубаху «русальную» и садись вот на лавку – будем тебя справлять.
Злата никак не отреагировала на выговор Властелины. Она лишь тихо улыбнулась, и согласно кивнув Матрёне, подошла к сундуку, что стоял в углу светлицы, подняла его крышку и достала белую просторную рубаху.
– Вот. В самый раз. До полу. …А венок-то не забыли? – спохватилась она.
– Не забыли – самый большой для тебя выбрали – Тихомира сплела. Иди, садись.
Властелина указала на лавку.
– Счас, токмо в рубаху обряжусь. Погодите, подруженьки.
– Рубаху потом наденешь. Сначала косу надо расплести да волосы расчесать, – снова строго указала на лавку Властелина.
– Ох, и строга! Тебе бы деревней нашей править, Властя – всех бы выстроила! как есть! – опять не выдержала смешливая Матрёна.
Но, как всегда, подруга даже глазом в её сторону не повела, только остальные девушки заулыбались и переглянулись, понимающе.
Так за разговорами подруги справили Злате русалочий наряд.
– Златка, ну ты как есть – самая настоящая русалка. Даже глазищи – вона как мерцают! Аж мерещиться что-то начинает!
Матрёна развернула Злату за плечи, оглядывая со всех сторон.
– Глядите, подружки. Ну, что я говорю!
Властелина и Тихомира молча и серьёзно смотрели на Злату.
Та огладила руками на себе рубаху и подошла к зеркалу: оттуда на неё глядела девушка с чудесным венком на распущенных по плечам светлых волосах. Миндалевидные глаза её с чуть приподнятыми верх внешними уголками, действительно – мерцали изумрудным таинственным светом, и Злате были знакомы эти зелёные глаза!
Она ахнула и обмерла – предчувствие близкой беды вновь охватило её. Молнией в голове пронёсся разговор с Яромиром, его уговоры не ходить на обряд в русалочьем обличии, и маменька вспомнилась, и её глаза печальные… Сознание тотчас наполнилось какими-то образами, видениями, где-то там, в глубине её разума зазвенела тонкая струна, и звук её всё нарастал и нарастал, и привёл наконец всё её существо в полное оцепенение – руки бессильно повисли вдоль тела, с лица сошёл румянец, губы побелели.
Девушки, онемев, только хлопали глазами, глядя на отражение Златы в зеркале: оттуда на них смотрела совсем незнакомая им Злата. На мгновение им показалось, что в светлице стало очень холодно…
Первой очнулась Властелина. Не выдержав, почему-то шёпотом, она подала голос:
– Злата, что с тобой?
Но та не отвечала.
Охваченная нехорошим предчувствием, Властелина, превозмогая себя, а точнее свой страх, протянула руку и коснулась мертвенно бледного лица своей подруги – как будто разряд какой-то энергии прошиб её и в тот же момент отразился на Злате: тело её дёрнулось, взгляд приобрёл осмысленность, кожа лица мгновенно порозовела, и Злата обрела дыхание. Властелина отдёрнула руку, а Злата, не оборачиваясь, прижав ладони к щекам, и глядя на зеркальное отражение подруг, медленно произнесла:
– Что с вами, подруженьки?
В светлице повисла тишина.
Как будто пробуждаясь ото сна, Злата, все так же не оборачиваясь, в зеркало, оглядела подруг:
– Пошто молчите вы? Что странно так на меня глядите?
Властелина всмотрелась в зеркальное отражение лица Златы и негромко спросила:
– А ты не помнишь ли, что сейчас с тобой было? Привиделось что?
Девушка отняла ладони от лица и опустила руки: она хотела что-то сказать, но запнулась на полуслове. Потом покачала головой, точно освобождаясь от чего-то, обернулась наконец от зеркала и спросила, скорее у себя самой, чем у подруг:
– Привиделось?.. Не знаю… может, и привиделось…
Затем, словно нехотя, вдруг улыбнулась и кивнула:
– Знать привиделось…
Она дотронулась до венка на голове, опустила глаза и вздохнула.
Девушки испуганно переглянулись.
– А что привиделось-то? – не удержалась Матрёна.
Но потустороннее выражение уже ушло из глаз Златы.
– Да не вспомню уж – что.
Матрёна открыла, было, рот для нового вопроса, но Властелина исподволь дёрнула её за сарафан, и приблизившись к Злате, положила ей руку на плечо:
– Пойдём мы, Злата. Когда время обряда придёт, зайдём за тобой.
– И то, правда. Пойдёмте, девоньки. Пусть Злата посидит одна, передохнёт. Ей ещё ввечеру побегать придётся за нами, – согласно кивнула Тихомира и вдруг, до того всегда тихая, недовольно зыркнула на подругу, продолжавшую стоять с открытым ртом, и вполголоса произнесла: