Восточный плен. Княгиня

Мари допила до дна чудесный напиток и почувствовала голод. Как ей подсказывали пережитые дни, впереди у неё нелёгкий и сложный путь. Ей действительно следовало подкрепиться. Все предшествующие недели, проведённые на борту судна торгующего рабами, она практически ничего не ела.

Вот и сейчас по её нутру прокатились судорожные волны, вызванные голодом, и оно призывно заурчало, напоминая о неотъемлемых человеческих потребностях. Она была страшно голодна.

Мари окунула пальцы в воду для ополаскивания рук с лепестками жасмина и, не дожидаясь особого приглашения, потянулась к дальнему подносу, на котором, по её мнению, была более-менее подходящая её вкусу еда.

– Ах, моя дорогая, – остановил Мари нарочито неодобрительный голос Арифа.

Она замерла.

– Во время трапезы принято брать только те блюда, что находятся в пределах досягаемости, а не тянуться за любимым блюдом на другой конец стола. И следует пробовать всё понемножку. Можете считать, что это первое моё наставление вам.

Мари выпрямилась и взяла с подноса, что стоял у самых её ног, кусочек какого-то экзотического фрукта. Положив его в рот, Мари ощутила яркий и сочный вкус, схожий с цветом самого фрукта – ярко-жёлтым.

– Это был ананас, – насмешливо произнёс Ариф.

– Вкусно, – прожевав, кивнула ему Мари.

Вся еда оказалась очень вкусной и приправленной экзотическими специями, которыми Мари искренне наслаждалась. Напиток из лайма и мятный шербет позволили утолить жажду сполна. Помимо уже привычного мяса с пряностями, именуемого кебабом, и освежающих сочных фруктов было множество закусок, называемых мезе. Мари очень понравился хавуч эзмеси – крем из сюзме йогурта и мелко натёртой моркови, лимонного сока, соли, перца и оливкового масла. А ещё небольшие запечённые турецкие рогалики с начинкой из сыра, зелени и специй.

Так называемая долма – начинённые рисом и мясным фаршем листья винограда – остро напомнила Мари домашние голубцы, которые особо удавались кухарке Ольденбургского поместья, Нееле Ануфриевне, поэтому именно долма более всего пришлась женщине по вкусу. Она наслаждалась едой и этим мгновением. Никогда прежде Мари не задумывалась над тем, что простые вещи, такие как обычная еда, могут приносить если не радость, то успокоение, как это происходило в её случае.

Восседая на подушках, словно шахиня, окружённая подносами со всевозможной едой восточной кухни, Мари не теряла манер, присущих особе из аристократического общества русского дворянства. При этом, не вспомнив о чаше с жасминовой водой и не отыскав салфетки, она облизала пальцы после пышной трапезы и чуть откинулась на ворох подушек позади неё.

Ариф наблюдал за ней, в очередной раз думая, сколько же в ней противоречий. Он сам не понимал, почему она так его притягивает и почему его выбор пал именно на неё. Ещё тогда, в далёкой России, когда он впервые увидел княгиню, мысль о том, что она могла бы очаровать любого мужчину, зародилась в его голове.

– У вас такие красивые ковры, – непринуждённо и сонно заметила она, отвлекая Арифа от раздумий и планов на её счёт.

– Это моя страсть.

– Вот как, страсть…

Ариф прикусил губу.

– Единственная… – Не получив никакого ответа, он сделал паузу, а затем продолжил:

– Больше всего я люблю зелёный молитвенный коврик, что есть в моей спальне. Один мастер ткал его всю жизнь. Вплёл любовь к жене в свой ковёр, в своё произведение искусства. А пока он работал, жена обманывала его со своим любовником.

– И что же было потом? – послышался тихий голос засыпающей Мари.

– Название «гарем» происходит от слова «харим» – отделённое, запрещённое. В нашей стране муж – это повелитель. За нарушение закона и предательство своего повелителя следует смертная казнь.

Сон Мари тут же улетучился. Она ошеломлённо переспросила:

– Казнят за измену?!

– Что вас удивляет, мой северный цветок?

– В кругах высшего света, где мне приходилось вращаться, в моей стране, мало бы осталось дам. Это негуманно и бесчеловечно! – заключила она.

Ариф на это громко расхохотался.

– Я в вас не ошибся! Рассуждать о гуманности женщине гарема недозволительно, тем более если она совершила подобный грех.

– Женщине придётся самой жить со своим грехом, но лишать жизни? Это по крайней мере несправедливо. Мужчин, как я предполагаю, эта страшная участь не настигает?

– Почему же… Человек, выткавший тот самый ковёр, был знатным вельможей, очень уважаемым человеком… Узнав об измене своей любимой жены, он наказал и её и любовника… – Ариф умолк, ожидая последующих вопросов собеседницы.

Мари продолжала хранить протестующее молчание, выказывая тем самым своё несогласие, тогда он продолжил:

– Её любовником оказался молодой лавочник еврейского происхождения. Красавец. Провинившейся супруге назначили страшную казнь. Замечу, что данная мера наказания использовалась всего лишь однажды за всю историю империи, но потрясла всех. Женщину закопали по пояс в землю, и обычные люди закидали её камнями, доведя тем самым до смерти. Глашатаи разнесли приговор по всему городу. Поэтому казнь бедной женщины состоялась при огромном скоплении народа на площади. В это время её любовник был среди этой толпы, так же как и её обманутый муж… Испуганный юноша принял ислам, но это не спасло его от рук палача. Его четвертовали.

После длительного молчания Мари всё же спросила:

– Для чего вы мне всё это рассказали?

– Это вам мой следующий урок, совет, наказ… Воспринимайте как сочтёте нужным.

Ариф поднялся со своего места и, приложив пальцы к губам, а затем ко лбу в грациозном арабском жесте прощания, покинул покои своей подопечной.

* * *

На следующий день Мари проснулась довольно рано, несмотря на то что ещё долго не могла сомкнуть глаз после ухода загадочного и пугающего Арифа. Мари представляла себе ту глубоко несчастную женщину, которая имела несчастье влюбиться… «Или она имела несчастье родиться не в той стране?» – размышляла Мари.

Бедный мужчина, что предался минутам, быть может, и часам страсти с этой несчастной! За это на его же глазах возлюбленную лишили жизни… Да ещё таким жестоким способом! И бедный преданный мужчина, который взял на душу столь тяжкий грех, выбрав такую безумную месть. Именно безумную! Другого слова Мари не могла подобрать.

«Интересно, – подумалось Мари, – как Арифу достался столь драгоценный ковёр, в который страдалец воткал свои душевные муки и свою боль».

Но Мари не успела ответить себе на этот вопрос. Она крепко уснула.

Пробудившись с пением первых птиц, Мари в сопровождении двух мальчишек-невольников направилась в купальню.

Это было её последним стремлением, для того чтобы вновь почувствовать себя – хоть на мгновение – женщиной. О лохани с горячей водой Мари буквально мечтала весь последний месяц.

Женщин, перед тем как отвести на невольничий рынок, конечно же, облили пару раз из кадки. Но это была холодная морская вода. Соль под воздействием лучей раскалённого солнца превратилась на коже Мари в белую сухую корку, отчего зуд был практически нестерпим. И вот теперь возможность принять горячую ванну казалась Мари каким-то подарком, милостью судьбы.

Торопливыми шагами войдя вслед за своими провожатыми в купальню, Мари остановилась в изумлении и замерла.

Стены просторной купальни были покрыты зеркальной плиткой, отчего она казалась гораздо больше. Потолок над утопленной в пол глубокой белоснежной ванной представлял собой высокий стеклянный купол, инкрустированный под звёздное небо полудрагоценными камнями. Прежде Мари никогда не видела подобного. Мальчишки учтиво поклонились и вышли, оставив её одну в этом, казалось, волшебном месте.

Мари скинула платье и, быстро спустившись по пологим ступенькам, погрузилась в тёплую ароматную воду. Аромат корицы и ещё какой-то ярко-сладкий запах окутали Мари, и она блаженно прикрыла глаза.

В отличие от деревянной бадьи, которой она пользовалась дома в своём поместье, эта ванна была глубокой и просторной. В ней можно было вытянуться во весь рост и смотреть, как подмигивают на потолке серебристые звёзды, и, представляя себя принцессой далёкой, невиданной страны, запросто забыться и решить, что это просто сказка.

Мари наконец расслабилась. Ей впервые ни о чём не хотелось думать, но сами собой в голове стали возникать виды Ольденбургского поместья. Музыкальный зал и Кити, её падчерица, играющая любимую сонату Мари… Тёплую уютную кухню с запахами корицы и яблок, своих любимых сыновей и… И его. Почему-то Мари всегда представляла себе Влада таким, каким увидела его впервые, горделиво скучающим в своём кабинете. Тогда он был для неё чем-то невозможным, недосягаемым и ужасно привлекательным. Мари улыбнулась своим мыслям, и одинокая слеза, скатившись по её щеке, упала и растаяла в благоухающей воде. Мари глубоко вдохнула и погрузилась с головой на дно ванны вслед за своей полной горечи слезой.

Чьи-то цепкие руки впились ей в плечи и силой вытащили на поверхность. Отфыркиваясь от воды и стараясь глотнуть воздуха, Мари, протерев глаза, уставилась на небольшого круглого мужчину.

– Вы кто такой? – продолжая откашливаться от воды, с трудом выговорила она.