Кого ты видишь? Я ошибка. Книга пятая

– Господин Гордон меня не интересует. Живой и ладно.

Максим поднес к пересохшим губам соломинку, вставленную в стакан с водой:

– Ты помнишь? – Кивнула, силясь не шарахнуться от непрошенного патронажа. – Все? – Насторожилась. Стакан отвергла и бегло оценила: «Ребра, ноги, правая рука? Повязки и тугой корсет. На физиономию, разукрашенную синяками, лучше не смотреть. Били по лицу. Качественно и с любовью».

Ворвались напуганные родители. Лика оттесняла от изголовья смущенного Максима, тычась мокрым носом в мои ладони. Мама гладила волосы. Успокоить страждущую публику не удалось. Перед глазами – ужас двинутого откоса.

Отец нарушил затянувшуюся паузу:

– Как ты?

Беспамятное состояние не давало возможности оценить перспективы нового положения. Сейчас важно было знать, что известно им.

– Что я пропустила?

Отец откашлялся и, пряча глаза, передал мне подвывающего альбиноса:

– Мальчики сказали, ты поехала за пиццей. Ночью подморозило. Дорога обледенела. А на светофоре у моста столкнулись два фургона и междугородний автобус. Их занесло прямо на компанию. Они шли по шоссе…

«Что-о?! Подождите! – на совпадение уже не надеялась. – Компанию?!»

– Да, молодые ребята из театральной студии. А по словам Гордона… – «И снова этот вездесущий! – откинулась обратно на подушки. – Непревзойденный драматург, мастер художественного вымысла». Сглатывая вязкую слюну, вникала в смысл. – Ты была рядом, выскочила из машины, чтобы помочь, но тебя задело осколками. Слава Богу, просто придавило. Был взрыв.

«Меня там не было. Я была с Франкенштейном, оборотнями и этой надушенной копией. Или… Господи», – просыпаясь, сознание восстанавливало хронологию и обрабатывало проступающие детали черно-белого кошмара, а потом и трагически яркого ночного шоссе, перекрытого машинами. Голос задрожал:

– Жертвы?

Отец погладил засопевшего на моем плече щенка, вздохнул и сдался:

– Семнадцать. Мужчина и трое парней в реанимации. Состояние тяжелое. Остальные с легкими ранениями. Ты сутки провела в травматологии. Но Джорж решил, что дома тебе будет лучше. Детка, помнишь? – Бриги натянуто ждали.

Машинально ощупала припухшие, на удивление, целые губы, кивнула:

– Хочу побыть одна. – Балансируя на краю скорбной рефлексии, переходящей в истерику, пересадила в руки Максима щенка, закрыла глаза, требуя уединения.

Свет приглушили. Дверь закрылась. Попыталась сосредоточиться на осколочных воспоминаниях, но вместо деталей об аварии путалась с какой-то психоделией. Внутри все сжималось от душераздирающего вопля:

– Аа… Казнила. Отреклась. – В голубоватом куполе бесновалась анаконда. – Задыхаюсь. Не чувствую ее. – Вздрагивая рваными конвульсиями, монстр метался в ограничивающем пространстве и ревел трансформированным голосом. – Где ты?

Интуитивно понимала – зовет меня, но была нема. Колоссальное напряжение сдавило трахею и грудь невидимой тугой повязкой, не позволяя даже всхлипнуть. Только беззвучно двигала губами: «Оставьте его, оставьте. Он же страдает».

– Ушла. Исключила меня из жизни. Ну почему ты сразу не убьешь меня? Сама… – изможденное чудовище рычало, пытаясь пробиться сквозь прозрачный купол щита. Рядом неуловимыми призраками кружили существа:

– Гордон, спокойно. Она еще жива. Мы ищем. Соберись. – монотонный рокот уговаривал, взывал к рассудку одичавшего создания. – Остановись! Дыши. Дыши.

Монстр был невменяем:

– Запретила. Запретила! Слеп, я слеп! Я ее не вижу! Я бессиле-е-ен…

Не в состоянии вымолвить ни слова, тянулась на эти вопли: «Ему же больно. Отпустите…». Пол, стены вибрировали. Стенки щита истончались от его метаний.

– Не справляюсь. Вколи мне. Выруби меня. С-сука, пока не разнес здесь все…

– Ты аномальный метаболизатор[9 - Здесь – пациент с повышенной скоростью переработки лекарственного средства.]. На тебя ничего не действует. Одна она…

– Аа… Не сдержу. Детониру-у… Уходите! – Барьер снесло. Белых призраков отбросило за границы аномалии. Крики, стримеры, разряды, гул, чертыханья, звон битого стекла… Вдруг вакуум. – Родная! Отзовись. Прошу. Верни меня… – рычание перешло в жуткий звук. «Плач?!» – через запекшиеся губы прорвалось сдавленное:

– Люк!

Уже между сном и явью все ярче разгорались синие софиты:

– Смилуйся над моим безумием. Виновен! Во всем виновен я! Только не гони.

Прикоснулась к суровому лицу. Грудь сдавило. В глазах напротив – трепет, сострадание, вина, а я все хныкала:

– Тесно. Мне тесно в теле. Хочу освободиться. Хочу домой. – Сотая попытка расправить плечи, вздохнуть отбитой грудью… Тщетно. Скованность как клетка.

– Я – твой дом. Вспомни, любимая. – Ощущение связанности стало гнетущим. Протест вылился в рык и вырвал из галлюцинации, но хриплый баритон перекочевал в реальность. – Тише, воробушек. Все уже прошло. Это только фантомная боль от переломов. Впусти. Я помогу. – Сфокусировала зрение: «Он настоящий?!» Поцелуй на лбу. Жадно втянул мой запах…

Рассудок капитулировал перед животным страхом:

– Не подходи! – Гордон чудом не пробил стеклянную стену эркера. Я инстинктивно съежилась в подушках. Ребра прострелило. Незваный визави иронично улыбнулся, сел на полу, утирая кровь с разбитой губы, а меня трясло. – Вон из моей головы! Я запрещаю. Тебя запре… – Страх в его глазах, и я осеклась: «Господи, что со мной?» Сознание закоротило паникой. Схватилась за виски. – Прости. Авария. Это тоже… Ты? Он? Те? – сжала кулаки, гася эмоции. – Кто же они?

– Оборотни. Участь молодежи была предрешена. – отвернулся, справляясь с тремором, и выдавливал по слову. – Среди них были одержимые адепты. Собирали себе трапезу. Творческий вечер был лишь поводом. Они даже не старались. Ты сама пришла.

– Не старались?! – Ужасаясь, цеплялась за здравомыслие и боролась с вонючим клеймом: «А вот и наша вдохновительница», но проигрывала.

– Я ликвидировал их засады везде, где ты могла потенциально появиться. – С трудом сглотнул. – А о мастерской никто из нас не знал.

– Как они на меня вышли? Что им надо?

– Я. Я – экзорцист. Ты – моя вторая половина. Ударят по тебе – достанут и меня. – Не выдержал, вскочил на ноги. – Жила бы себе тихо, смирно, как…

– Твоя сексуальная рабыня?

– Как жена!

– Исключено. – отзеркалила. Глубоко вздохнул, сжал кулаки, обуздал себя:

– Ты связана со мной. Это спланированное похищение. – Нервно хохотнула: «Сам не убил, с врагами поделился. Поразительный прогресс в развитии!» – Но кто-то их спугнул, увел из дома. Иначе бы они вырезали всех, включая художников и весь поселок. Ты успела выйти из мастерской и спасла жизни друзей. Но не себя.

Перегруженный механизм психологической защиты дал сбой. «Других берите, а я хочу ее», – сознание раздвоилось и пошло по двум параллелям.

– Черно-белый негатив? Авария и похищение происходили одновременно?

Молча согласился и уточнил:

– Авария – официальная версия. Де-факто – диверсия. Оборотни обеспечили себе прикрытие, оставили исполнителей. Началась бойня. Сами вышли на тебя. Дом и карьер были отрезаны аномальной зоной. Авария происходила на границе. Большинство подростков удалось спасти. Но тебя подставил. – Я слушала уже с закрытыми глазами. Он цедил сквозь стиснутые зубы, растягивая слова и оглушая звуки. – Пока устранял адептов, пробивался через демонический заслон и катастрофу, Брустрем пожертвовал собой. – Характерное шипение нарастало, превращаясь в гремучий треск. – Как ты могла мне запретить? Ты должна помнить, что мы…