Предсказанная любовь

Мирослава захватила планшет и вышла на веранду в одной его футболке. Солнце светило ярко, но воздух ещё по-весеннему холодил кожу, однако Мирославу это нисколько не заботило. Она удобно уселась в кресле и, положив длинные ноги на другое кресло, раскрыла планшет.

– Холодно, Мири, – он вынес ей плед, укрыл плечи, и она благодарно просияла в ответ.

Первое прикосновение смычка к струне всегда радовало его. Он сосредотачивался, отвлекался от всего. Сначала обязательная программа: этюды, гаммы, но рутина не пугала его. Он любил и её. Но сейчас он хотел играть свои любимые произведения и играл, меняя настроения и оттенки. Он играл скрипичный концерт Баха и, увлёкшись печальной старинной музыкой, не заметил, как пролетело несколько часов.

Убрав скрипку, Даниель вышел проведать девушку. Мирослава спала, укутавшись в плед. Он подобрал выпавший из её рук планшет, и с любопытством взглянул. Рисунок эльфа исчез, и экран пестрел формулами, схемами, графиками. Он дотронулся пальцем до дисплея, и формулы ровными строками нескончаемо побежали вниз. Добравшись до конца страницы, Даниель увидел текст на незнакомом языке и несколько восклицательных знаков.

– Мири, вставай, – потряс он её за плечо.

Девушка резко подскочила: «О, я заснула, здесь так хорошо, свежий воздух и солнце».

– Мы едем в супермаркет за продуктами, ты не забыла?

– Едем-едем, я сейчас переоденусь, – заулыбалась она и радостно побежала за белым платьем.

– Ты поедешь в этом платье? – удивленно спросил Даниель.

– А что не так? Это очень хорошее платье, эльфийская работа, ручная вышивка, – недоумевала она.

– Платье-то хорошее, но ведь холодно!

– Но у меня нет другого, – она пожала плечами.

– Возьми пока это, – он принес ей свой теплый вязаный кардиган, – а по пути в супермаркет мы заедем в торговый центр и купим тебе одежду.

– Купим одежду? Как это и зачем? – спрашивала она. – Мне нравится мое платье.

– Очень просто, зайдем в магазин, ты выберешь одежду, и мы её купим. Ты что, никогда не покупала одежду? – удивился Даниель.

– Покупала, конечно, – запинаясь, сказала Мирослава, – я заказывала в основном, забыла слово, а – онлайн.

– А сегодня выберешь в магазине. Поехали, – он повёл девушку к машине.

Она нехотя плелась за ним и явно была не рада поездке за одеждой.

Даниель вывел из гаража автомобиль, открыл ей дверцу.

– Садись, что ты застыла?

Она действительно застыла, разглядывая машину. Потом обошла её вокруг, села рядом и восторженно сказала:

– Это твой автокар? Какой интересный ретро-экземпляр.

– Отчего это ретро? – обиделся он. – Это новая модель.

Он недавно приобрел этот автомобиль – спортивный Audi. Дорогой и престижный.

– Да? Прости, пожалуйста, – расстроилась она, – я ошиблась. Не видела таких автокаров.

– А ты водишь автомобиль, Мири?

– Конечно, вожу. Я супердрайвер, – похвасталась она. Такую модель я не водила, но быстро научусь. Может быть, тебя прокатить? – спросила она, с надеждой глядя на него.

– Ну уж нет, вдруг ты разобьешь машину, как те японские вазы, – отказался Даниель.

Это сравнение ей не понравилось.

– Я разбила старинные китайские вазы.

– Ну, Мири, не дуйся, у тебя ведь нет водительской лицензии, – сказал Даниель и резонно добавил. – А вдруг нас остановит полиция?

– Да, я забыла, прости, – она поёрзала, удобно устраиваясь на сиденье.

Автомобиль мягко зашуршал шинами, и они покатили сначала по узкой дороге, а потом выехали на автостраду. Мирослава внимательно смотрела на Даниеля, изучала его движения, а потом уставилась в окно, отвлеклась на пейзажи. Шоссе змейкой вилось между небольших холмов, заросших орешником, мимо виноградников и оливковых рощ. По зелёной траве лениво бродили упитанные коровы, и Мирослава провожала взглядом каждую пятнистую бурёнку.

Кружа и петляя по холмам, шоссе привело их в небольшой живописный городок. Миновав центральную площадь с памятником и городским управлением, обогнув церковь с высокой колокольней, Даниель свернул на узкую улицу и направился вглубь города. Вскоре они выехали на большую торговую площадь, и впереди показалась яркая реклама – «Меркурий». Даниель нашел стоянку – в марте это было легко – припарковал машину и, крепко держа Мирославу за руку, повёл её в торговый центр. Теплый вязанный кардиган она оставила в машине и совсем не мёрзла в летнем белом платье.

Городок жил обычной несезонной жизнью. Почти все уличные кафе ещё не выставили столики на улицу, ветер раздувал полосатые маркизы над окнами, на тротуарах стояли горшки с нарядными цветами, между ними лавировали велосипедисты. Лавки уже готовились к наплыву отдыхающих, блестели начищенными старинными ручками дверей, пёстрыми витринами, завлекали модными хитами. Туристы ещё не захватили город и по малолюдным улицам можно свободно идти, не проталкиваясь сквозь шумную разноязыкую толпу.

Мирослава, которая обычно не ходила, а как будто летала, теперь медленно тащилась за ним. Она разглядывала всё: витрины, цветы в горшках, торговцев, спотыкалась на каждом шагу, наклонялась погладить чужую собаку, засматривалась на велосипедистов. Девушка тянула его на другую сторону улицы, желая рассмотреть витрину с антикварными куклами. Они зашли в лавку букиниста, и Мирослава с удовольствием листала старые пыльные книги, разглядывала диковинные картинки в старинных альманахах. В углу на тумбочке стоял антикварный патефон, на нем крутилась черная пластинка, и итальянский тенор Марио Ланца чувственно и ярко пел неаполитанскую песню «Dicitencello a 'sta cumpagna vosta[5 - Скажите вы ей (итал.)]». Мирослава отложила книгу и подпела хрустальным голосом:

Скажите девушки подружке вашей,
Что я ночей не сплю, о ней мечтая.

– Синьорина поет, как соловей, – удивлённо пробормотал седой букинист.

Они вышли из тёмного помещения, постояли немного, привыкая к яркому солнцу. А потом пересмотрели все магнитики и открытки на сувенирном лотке, потрогали шипастые кораллы и перламутровые ракушки. Мирослава сбегала за улетевшим со стенда ядовито-розовым синтетическим шарфом и, улыбаясь, вернула его продавцу. Даниель, смеясь, следил за ней.

«Очевидно, что Мири никогда не была в таких местах. Неужели её держали взаперти? Но откуда тогда в ней столько искренней радости?» – думал он.

Она застыла у шоколадной лавки на несколько минут и, обернувшись к нему, восхищенно сказала: «Смотри, Даниель, домик сделан из шоколада, и фигурки тоже шоколадные».

– Хочешь зайти?

– Хочу, – она радостно закивала головой.

В лавке пахло шоколадом и мандаринами, из старенькой стереосистемы хрупко и нежно звучал «Танец Феи Драже» из «Щелкунчика».

«Рождество, – подумал Даниель, – здесь навсегда застыло Рождество».

Осмотревшись, Мирослава попробовала кусочки дегустационных конфет, зажмуриваясь от удовольствия. А потом заговорила с пожилым мужчиной, стоящим за прилавком, на французском языке, уверенно грассируя:

– В этот шоколад, месье, Вы добавили немного острого перца, в этот – каштан, а этот, самый вкусный, с кардамоном. Месье, вы настоящий бельгийский шоколатье.

Лавку держал, непонятно как затесавшийся сюда, пожилой бельгиец. Порозовевший от похвалы торговец положил ей в бумажный пакетик несколько дорогих конфет. Деньги брать отказался. Он ласково смотрел на девушку и раскатисто журчал: «Мадемуазель такая молодая и уже так хорошо разбирается в шоколаде. Месье, такая прелестная мадемуазель, заходите еще, на следующей неделе будет новая партия шоколада, интересные сорта», – заливался он.

Мирослава едва успела сказать: «Мерси, месье, мы обязательно придём», а Даниель уже тащил девушку прочь, незачем очаровывать разных лавочников. Мирослава послала шоколаднику воздушный поцелуй, сказала: «Au revoir!» и неохотно поплелась за ним.