Рим на Земле. Ненаучная фантастика в области литературы

В доме нет наркотиков. Почти. Но только чужие – так, эпизодически.

Очевидное – невероятное. «Ты невероятная муська, – говорю я Гие. – Откуда такие муськи берутся?».

Они чурчхелой питаются.

По ночам – компьютер.

(2)

Где властвует над нами Прозерпина…

    О. Мандельштам

На улице Бялик на Адаре – маленький иракский ресторанчик. Иракский завтрак – сабиах – стоит там копейки. Ничего особенного: жареный баклажан, салат из огурцов с помидорами и – обязательно рыжее! – крутое яйцо кладут в питу. Но мне это страшно нравится.

На улице Бялик сидят древние адвокаты, и магазинчики куплены до основания государства, вот и ходят туда обедать они все и пара десятков стареньких окрестных жителей, на этот круг клиентов ориентирован ресторанчик. И мы туда забрели.

Сколько раз за эти годы в голове плыли фразы этой книги, которые надо было сразу записать, а… Прозу на клочках не пишут. Вот и умирали кусочки, их уже не восстановишь.

Работа на износ не осталась без последствий: раньше у меня была феноменальная память – на всё, кроме цифр. Стала обычная, средняя. Есть такая трава – гинкго билоба. Дорогая. Помогает.

(3)

И поёт Оссиан

Над кремнёвой землёй отражённые в тучах сраженья…

    Арсений Тарковский

Бабка Рахиль была многоликая и бешеная. «Нахман, – кричала она по телефону брату, – хахам[4 - Хахам – (ивр., также ирон.) – умник]! Какими вениками?!»

Передали что-то по «голосам» про Шестидневную войну. Тут я тоже слышала сюрреальную историю про роту израильтян, раздетых догола, с вениками, финиково-эвкалиптовыми, что ли, – до конца не знаю. Мне про «голоса» не говорили почти до бабкиной смерти, маме уже не хватало сил на абсурд борьбы с информационными ветряными мельницами… Знала я всё, или почти всё, но вот нельзя было мне это нормально сказать. Вместо того чтобы со мной общаться, мама и бабка меня воспитывали. Я воспринимала это только лишь как военные действия.

А вот папа всегда со мной общался. Негласно и даже тайком, пока я не выросла.

Мама устраивала истерики. А я любила папу. Наше «бабье царство» ненавидела. Чувства были недетские.

Бабка была великая. Жила бы я раньше…

Папа умер в феврале 2008. От него осталась моя квартира, очень дорогая – в Москве. И возможная тяжба с хитрой тётей Валей, мачехой.

Если вернуться, навек и обратно,

В снег и сирень переделкинской школы…

В процессе нормальной жизни сложилось: ненавижу Израиль – за дочь – и обязательно вернусь в Россию.

(4)

Русь моя, Россия, дом, земля и матерь…

    Арсений Тарковский

Родина – только там, где ты родился. Только там.

Неважно, жили ли твои предки, далёкие или недавние, на другой земле. Также неважно, потомок ли ты эмигрантов. Там, где ты родился, ты – абориген, знаешь писаные и неписаные законы, не попадаешь впросак, не создаёшь неловких ситуаций. Ты свой – абориген – и для врагов, у тебя есть своя территория.

(Если ты эмигрант и тебя тянет на родину, а твои дети рождены в эмиграции – у тебя с твоими детьми будет разная родина. Жертвовать – ею или семьёй.)

Россия – это исключение. У всех, кто с ней связан происхождением, при этом находясь на определённом культурном уровне, она вызывает чувство родины. Туда может не тянуть, родину можно не любить, ностальгия – не обязательно любовь.

Россия – это аура, атмосфера. Доступна она, опять же, на определённом культурном уровне.

Жить надо в России. Невзирая на курсы валют.

(5)

Золото проверяют огнём, женщину – золотом, а мужчину – женщиной.

    Сенека

Платежи адвокату возобновились. Посмотрим, что будет. Хитроумные и копеечные деловые операции, называемые на языке идиш «воздушным бизнесом», почему-то дают доход. Копеечная зарплата в «Медикаль» позволяет расширять бизнес, а расширение бизнеса позволяет отдыхать хоть немного. Как это происходит, я не знаю.

Дома царит страшный беспорядок, Уся не скандалит по этому поводу, а также по поводу, что надо открыть холодильник и изобрести себе обед, а также по поводу моего отсутствия дома, в том числе до ночи.

Путь к сердцу мужчины лежит через желудок, надо только определить, есть ли сердце, или всё желудком и кончается. А путь к сердцу женщины лежит через ювелирный магазин. Заодно можно посмотреть, что данная женщина делает с ювелирными подарками.

Я закладываю золото без долгих раздумий и на жизнь, и на комбины… Ем, звоню, курю, пишу одновременно.

С появлением компьютера и интернета я нашла по чьей-то просьбе молодую женщину в глухом довольно месте – селе Краснолесье в Крыму, и пытаюсь отбить её незаконно удочерённую израильской адвокатшей дочь. Это по чьей-то просьбе, это, естественно, кому-то выгодно, но лишь бы повезло. Может, мне это зачтётся.

«Стихи.ру» – это особый разговор.

А ещё появилась Дровченко.

Дровченко – это прозвище. Это такая подружка-партнёрша по делам. Странная, проблематичная, психоватая, выдержать невозможно, но прикольная. Мы с Гией взяли над ней шефство. Зовут её Ира Брукман. Очень красивая, кстати. Приходит и говорит: «Я с утра уже Дровченко». Мы ничего не поняли. Она из Львова, это тамошний сленг, в смысле – пьяный в дрова. Мы умерли со смеху. Прозвище прилипло.

Дровченко была фотомоделью и спекулянткой. Зимой она впадает в спячку, как медведь или черепаха, по 16 часов в сутки. Она жила в Канаде и поехала оттуда на Гаити с богатым арабом-компьютерщиком. Он был моложе её, хотел на ней жениться, она сбежала обратно в Израиль и вышла замуж за старого кармелиста. На его вилле Дровченко устраивала сеансы алхимии по Сен-Жермену.

Он сдал её в дурдом. Дровченко оформила пособие, затем квартиру, социальное обслуживание и неспешно общается с публикой типа той, которая ходит в ресторанчики на улице Бялик.

В Канаде мало кто покупает стиральную машину – её стоимость в районе 9 тыс. долларов, невыгодно.

Адвокатам Дровченко подсказывает выставки картин, мне продаёт безделушки, психиатрам переводит притчи с арабского…

Потащила меня до часу ночи пить пиво в баре на Кармеле. Хочется, колется, Гия меня отпустил. В 2 часа я уехала на ночном автобусе домой, довольная приключением. Такого давно уже не было…

К Сен-Жермену.