На грани доверия. Книга третья.

– Ты откроешь мне или мы так, и будем общаться через улицу? – Всеволод стал раздражаться. Бестолковый младший брат, он даже не подозревал, что случилось. Ещё и телефон выключил.

– Я бы рад тебе открыть, да не могу, – сказал Дима.

– Что значит, не могу? Ты что плетёшь?

– Сев, у меня замок в двери опять заклинило, я не могу её открыть, ума не приложу, что делать, – объяснил Дима.

– А позвонить в ремонтную службу твой ум не догадался? – Всеволод никак не мог успокоиться, так разозлился.

– Дело в том, что я не могу найти телефон, Сева. Всё утро его ищу, обыскал квартиру вдоль и поперёк. Нет телефона и всё тут.

– Тьфу, какой же дурак, – выругался Всеволод. – Дверь у него заклинило, телефон он потерял. У Миры ночью дома был пожар. Анну Андреевну увезли в больницу.

Глава 92

– Итак, я собрал всех участников событий, чтобы рассказать весьма любопытную историю, части которой мне удалось собрать воедино и докопаться до истины, – Турчанинов обвёл взглядом присутствующих в библиотеке дома Фертовского-старшего. – Многое из того, что я расскажу, известно хозяину дома, в том числе и от него самого, поэтому я прошу вас, Владимир Григорьевич, набраться терпения. Остальным будет интересно.

Фертовский-старший кивнул. Его после обследования и назначенного лечения выписали из клиники, а вот жене разрешили побыть дома только в выходные – Маша чувствовала себя лучше.

Приехали Николай с Надеждой, Сашу оставили дома с бабушкой. Вадим и Виктория сидели на диванчике возле стены. Елена Степановна скромно устроилась на стуле в углу.

– … В 1812 году ваш предок Александр Астафьев был удостоен нескольких наград, одной из которых был клинок с инициалами его имени, – продолжил Турчанинов. Он прошёл вдоль стола, остановился возле кресла. – Клинок был прекрасен, но не совершенен.

Так решила Беата Фертовская, урожденная Блажевич – ваша, Владимир Григорьевич, и твоей мамы – Вадим, прабабушка. Личность была неординарная, образованная, знала шесть языков, одна из самых красивых женщин в Европе. Она вызвала настоящий шок своим решением выйти замуж за обедневшего русского дворянина. На самом деле, всё просто – она потеряла голову от любви. Потеряла голову, но не практичность и деловой подход. Часть своего капитала она перевела в Россию, удачно вложила в дело.

Блистала она и в высших кругах. Была представлена Императорскому двору и даже завела дружбу с принцессами Милицей и Станой. У первого супруга принцессы Станы Беата однажды увидела гарнитур мужских украшений – пояса, аграф, шпоры, бляшки, и загорелась заиметь такой же гарнитур в своей семье. Недолго думая, она заказала гарнитур, очень похожий на княжеский, но решила добавить туда ещё клинок, который хранился в семье её супруга. Полька была тщеславной, она хотела, чтобы её гарнитур превосходил оригинал.

Однако клинок на фоне содержимого гарнитура выглядел бедновато, поэтому по совету ювелира Беата решила инкрустировать его рукоять и ножны дополнительно драгоценными камнями кроваво-красной шпинели. По заказу Беаты ножны клинка ещё обтянули тем же синим бархатом, которым изнутри был обит ларец.

По утверждению Владимира Григорьевича его прабабушка до определённого момента не знала истории, тянущейся за шпинелью.

– Да, именно так, – подтвердил он, пока, всё, что рассказал следователь, совпадало с теми сведениями, которые были известны Фертовскому-старшему.

– Хорошо, я продолжу, – сказал Турчанинов, – встреча и разговор Беаты с медиумом Низье Ангельмом Филиппом принесли ей душевную боль. Рассказав о проклятии, которое тянется за камнями, Низье напугал её. Она пожалела, что инкрустировала клинок шпинелью. Поэтому, пытаясь предупредить о грозящей опасности, Беата решила оставить послание своим потомкам.

Когда я разбирался в этом, то заметил: вроде как всё убедительно – на первый взгляд, пусть даже и замешана мистика, связанная с проклятьем, хотя я лично большой скептик в этих вопросах. Быть реалистом обязывает профессия. Да, мне не давали покоя эти камни. И все истории, с ними связанные. Полные статистические данные собрать, конечно же, не удалось, так – отдельные истории, и те разнились в своих подробностях. О них сейчас я рассказывать не стану, займёт много времени. Понятно, что изначально камней было восемь, поэтому им и дали прозвище «Проклятие восьми». Однако к Беате попало всего четыре камня. Откуда тогда появилась формулировка – «Проклятие восьмого»? Что это – лингвистическая игра медиума? Допускаю неточность перевода, всё-таки Низье был не русским. А ещё странно, почему к проклятию вдруг стал привязан именно род Фертовских?

– Потому что камни были инкрустированы в клинок, принадлежащий нашему роду, – вставил Владимир Григорьевич.

– И что? Проклятие каким-то образом «перескочило» на него? Это же не вирус и не три условия в сказке, которые злой волшебник может поменять по своему умыслу. Владимир Григорьевич, вы хоть раз задумывались именно над этими фактами? Ведь таким образом можно притянуть и подогнать самые нелепые утверждения под любую удобную версию?

– Но это сказал не я, а Низье, – возразил он. – А потом Беата оставила нам послание.

– Вот теперь мы подошли к самому главному. А вы уверены, что знаете содержание послания вашей прабабушки?

– Конечно, знаю, – он пожал плечами.

– Разве вы читали оригинал? Вы знаете польский язык? Ведь Беата оставила послание на польском, – спросил следователь.

– Нет, польского языка я не знаю, поэтому даже не пытался прочесть, да ещё с витиеватым почерком прабабушки, я справедливо решил обратиться к специалисту, – пояснил хозяин дома.

– И специалист предоставил вам перевод? Тот самый, который вы мне дали, верно? – уточнил следователь.

– Да, так и есть.

– Дело в том, что я отдал оригинал нашим специалистам и разница в переводах между ними очевидна, – усмехнулся Турчанинов.

– Что вы хотите этим сказать? – Фертовский-старший даже поднялся со своего места. – Переводчик – сын моего давнего знакомого. Михаил филолог, лингвист. Ко всему проявляет живой интерес, весьма образованный молодой человек.

– А он проявлял интерес к вашему гарнитуру?

– Конечно, проявлял. Спросил результаты пробирной и геммологической экспертизы, был в абсолютном восторге от уникальной исторической ценности гарнитура, особенно – клинка.

– Так я примерно и думал. А он просил показать гарнитур?

– Просил, даже сам приехал в мой дом, долго рассматривал его, восхищался отдельно каждой вещью, – сказал Владимир Григорьевич.

– А спрашивал ли, что вы собираетесь делать с гарнитуром? Каким образом хранить его дома?

– Конечно, его это интересовало. Он несколько раз подчеркнул, что хранить дома гарнитур небезопасно – могут украсть, а ещё может сбыться проклятие. Но я посчитал – восьмым в нашем роду является мой внук, а тогда Володя жил в США, так далеко отсюда, что ему точно не грозила опасность. А вот когда внук приехал в Россию, не сразу, но я понял – в чём-то Михаил прав. И решил ничего не рассказывать Володе. Но он случайно узнал о существовании гарнитура и стал настаивать, чтобы я ему показал эту семейную ценность. Вот тут я испугался по-настоящему.

– Напрасно испугались, Владимир Григорьевич, – отозвался следователь.

– Как это напрасно? Над моим внуком нависла угроза, проклятие камней, а я, по-вашему, должен спокойно реагировать на это? Ещё и сам подтолкнуть его к краю?

– Послушайте меня внимательно, Владимир Григорьевич, – попросил Турчанинов, сложил руки в замок. Все остальные сидели, не шелохнувшись. – За обивкой ларца было не послание вашей прабабушки, а самое обыкновенное письмо своим кузинам. Поэтому оно на польском языке.

Глава 93

– Как письмо кузинам? – воскликнул Владимир Григорьевич.

– А вот так. Там стоит обращение «Moi drodzy» – мои дорогие. Это относилось к двоюродным сёстрам Беаты, а не к потомкам, как можно подумать. В начале письма она кратко сообщила о здоровье сына и мужа, там всё в порядке. Потом было упоминание о каких-то векселях и обязательствах. А вот дальше Беата рассказала своим кузинам о гарнитуре, в частности о том, что встретила здесь, при Дворе Низье Филиппа, которому похвасталась драгоценностью. Медиум пригласил Беату на свой ближайший спиритический сеанс, где поведал ей все истории, связанные с «преступлениями» шпинели. И само собой разумеющееся, о проклятии, которое преследовало их владельцев. Всё это он увидел своим внутренним взором и порекомендовал Беате «pozbyc sie»[11 - Избавиться (польск.)] от гарнитура. Это слово было подчёркнуто в письме. Сначала Беата поверила предсказателю, его авторитет при Дворе был несомненен. Но буквально через несколько дней Низье, видя отчаяние и смятение Беаты, пожалел её и чистосердечно признался в том, что ему хорошо заплатили за обман. Кто заплатил и зачем, Беата так и не узнала, Низье умолял её не допытываться и не искать, иначе им обоим грозит смерть. Но то, что на клинке нет никакого проклятья, он повторил несколько раз. А камни? Люди сами придумали им истории, придумали и поверили. Он утверждал, что мы всегда несём ответственность за поступки, и потому необходимо думать, прежде чем действовать.

– Но ведь Михаил утверждал совсем другое. Он даже показывал мне в письме некоторые ключевые слова, которые говорили о возможности выбора, к примеру, тьмы или света, – горячо возразил Фертовский-старший, всё ещё не веря в то, что сын его друга мог так обмануть.

– Какие слова он показывал – напомните, пожалуйста, – попросил Турчанинов.

– Вот слово – элигия, в переводе с польского оно означает «выбор» или же люцина – «свет».

– Владимир Григорьевич, кузин вашей прабабушки звали Элигия (еligiа) и Люцина (lucyna). Это польские женские имена. Да, они означают – выбор и свет, но в данном письме это всего лишь обращение по именам. Вот и вся история про послание, камни и проклятье, которого не было, – закончил Турчанинов.

– Господи, – Владимир Григорьевич схватился за сердце.

– Володя, тебе плохо? – встревожилась Маша.

– Сейчас отпустит, Машенька, не волнуйся, – ответил он.

– Владимир Григорьевич, может, правда, успокоительного или таблетки? – Надя встревожилась не меньше, она-то знала все подробности и особенно страхи свёкра.