Диссертация

Диссертация
Марина Столбунская

Эта история об эволюции серийного убийцы, размышление о насилии и кровной мести. Однажды поняв, что он человек с повреждённой психикой, Марк воспылал желанием исцелить самого себя и стал психиатром. Много лет он посвятил этой профессии, но не достиг желаемого. Пришлось пересмотреть своё предназначение и изменить психиатрию на психологию. Заглядывая в чужие жизни, маньяк пытается разобраться в том, чего же не хватает людям для счастья, и… помочь им. Если бы за ним шлейфом не тянулись десятки трупов, Марка можно было бы считать достойным человеком. Однако он убийца, и это факт. А там, где есть убийца, всегда найдётся его законный преследователь. И час их встречи обязательно настанет. Но чем она закончится?

Марина Столбунская

Диссертация

Глава 1. Мама

Маленький городок на берегу Волги отличался тихим и добродушным нравом жителей. Редко его будоражили новости о найденном расчленённом трупе или ушедшем в отрыв насильнике, да и задерживались на устах сплетниц ненадолго.

Основанный ещё при Петре Первом, к 1965 году город едва насчитывал полторы сотни тысяч жителей, ютившихся в маленьких квартирках или домах без удобств. Население разрастаться не торопилось, каждый второй из юной поросли, окончив школу, стремился в столицу или хотя бы в областной центр. Дерзким и пытливым делать здесь было нечего. Казалось, что город беспросветно накрыла дымка провинциального безразличия и однообразия. Картины, будто в старой шарманке, крутились по кругу, но не менялись.

Зимой взрослые горожане перемещались по улицам перебежками, скользя по обледенелым дорожкам, кутались в воротники пальто, спешили быстрее из дома на работу да с работы домой, только детей было не напугать холодом и снегом. С торчащими из-под тёплых шапок намокшими от пота и застывшими сосульками чёлками, с раскрасневшимися щеками, они шумно играли в снежки, дворовый хоккей, катались на санках и коньках, строили крепости из снега. А под Новый год полусонных пап будила серьёзная задача – достать ёлку.

Весна больше запоминалась слякотью, грязью и огромными лужами. Осень – грустными лицами школьников, обречённо бредущих по утрам в школу. Ну, а лето – это особая пора для города.

Огороды, сады, палисадники, посадка, поливка, прополка, уборка урожая. И река… Она везде. В какой бы части города ты ни жил, дойти до Волги всегда можно было пешком. И плавать в своё удовольствие в прохладной бодрящей воде. Любимое дело горожан. Шум, гам, и даже если только что утопленника выловили, этого никто и не заметит. Ну лежит он, накрытый полотенцем, а возле него грустно стоит и смотрит вдаль дежурная медсестра в ожидании бригады труповозки, и ждать она может так часами, а утопленник будет загорать под палящим солнцем. Посетители же пляжа от такой картины не изменят своим планам, привыкшие. Или дело в той самой дымке?

Мужчины города делились на шибко хозяйственных, почти Кулибиных, у которых всё в руках спорилось, и алкашей. Особой кастой и среди первых, и среди вторых выделялись рыбаки. Подталкиваемые неведомой силой, они вставали в свой единственный выходной до рассвета и при любой температуре воздуха (а она в течение года колебалась от жары под сорок градусов до мороза под тридцать) ехали на речку за заветным уловом. Остановить их могли только ливень, метель или инфаркт. Женщины же городка, независимо от того, насколько им повезло в семейной жизни, вынужденно были мастерицами на все руки, заботливыми хозяюшками, обречённо, с уставшими лицами плывущими по течению.

На дворе стояла очаровательная августовская пора, когда жара отступила до следующего года уже окончательно, а до осени ещё несколько тёплых деньков. Время астр и хризантем. Неприхотливые, они не требовали особой заботы, а радовали глаз пышным цветом долгое время, до самых холодов, особо стойкие – и до снега. Совсем как провинциальные девушки. Из чего придётся те шили платья, подсматривая картинки в журналах, делали замысловатые причёски, красили ногти красным лаком, а губы – алой помадой, на ресницы наносили слипающуюся угольную тушь. Вырастая сами по себе в дворовой среде, однажды девушки превращались из сорванцов с ободранными коленками, ни в чём не уступавших мальчишкам, в манерно двигающихся красавиц. И как это случалось? Только парни и удивлялись, не успевали глазом моргнуть, а Машка из соседнего дома больше не играет с ними в казаки-разбойники. Тут и им приходило на ум призадуматься и взглянуть в зеркало, а не надо ли штаны без дыр надеть и причесаться. Наступал период флирта, настоящий август, томный, тёплый, волнующий. Что впереди? Холода, непогода? Будет ли у тебя уютное гнёздышко и плечо, на которое можно голову положить, и тонкая талия, что так приятно обнимать?

Алевтина была из тех редких красавиц, на которых негласно, за их спиной, «добрые» подруги и соседи вешали ярлык «шлындра», хотя повода она не подавала, а всё дело было в её завидной красоте. Большие серо-зелёные глаза сияли под дугами густых бровей. Прямоугольное лицо с острыми углами нижней челюсти, прямой нос, припухлые чувственные губы, тонкая лебединая шея, высокий лоб и густые тёмно-русые волосы.

Девушка обладала точёным гибким телом, достойным резца скульптора. Таких красавиц не любили в женской среде. Один взгляд чего стоил, мог свести любого парня с ума, да и мужчину постарше не пощадил бы. Знакомить со своими кавалерами подруги её опасались, было в ней что-то неуловимо роковое, будто не будет у юноши выбора: лишь взглянет – погибнет, как от пения сирены. Бабки на скамейке у подъезда зло перешёптывались, завидя ни в чём не повинную девушку. Будь бы их воля, сожгли бы на костре за «ведьмин» взгляд.

Но Алевтина ни о чём таком и не догадывалась, жила припеваючи. После преждевременной смерти папы вдвоём с мамой они поселились в новенькой хрущёвке, которую совсем недавно получили за снос своего старенького домика. Мама переезду была очень рада, боялась без мужа не справиться с частным хозяйством, а нового супруга искать не собиралась, а тут такая удача – их участок понадобился железной дороге.

– Никаких больше огородов, – говорила Галина Фёдоровна Раевская, так звали маму Алевтины. – Много ли нам надо? Хоть руки отдохнут. Да на море в кой-то веки съезжу.

Работала она учительницей немецкого языка в школе. И была педагогом до мозга костей, так что дочь свою держала в строгости, непрерывно поучала и наставляла до тошноты. Девушка испытывала перед матерью благоговейный страх, слушалась во всём, тайком тяготясь и мечтая уйти в свободное плавание.

Вот и случай представился. Звали его Александр, и был он курсантом лётного училища. Паренёк не блистал такой же яркой внешностью, как его невеста, но был симпатичным голубоглазым блондином, спортсменом, вертолётчиком, героем её романа. Любовь у них была настоящая, чистая, красивая, о которой только и мечталось любой девушке. Это добавляло ещё одну каплю ненависти и зависти в и так уже почти переполненную чашу впечатлений для подруг и соседей.

– И вот подвезёт же шлындрам всяким! Этакого парня отхватила!

– Вот поглядишь, Степановна, будет гулять от него, знаю я таких шалашовок. Это она покамест не пронюхала, а во вкус войдёт – потянет. Мужики на неё как осы на мёд липнут, не устоит.

– И не говори, зазря парень пропадёт. И хватило ума ему брать такую распутницу в невесты.

– С чего ж она распутница? – откуда ни возьмись находилась защитница. – И не видал её никто за этим. Ну красивая, и чаго? Сразу шалашовка?

– Ты будто жизнь не прожила, Клавдия. Душа добрая, под носом ничё не чуешь, а мы насквозь видим. Взгляд-то, погляди, у неё шальной.

Ещё годик до следующего лета, и они – Александр и Алевтина – уедут в далёкую Болгарию на целых пять лет, куда по распределению отправляли жениха после окончания училища. Но дату свадьбы они уже назначили в сентябре, не дожидаясь выпуска.

Сколько дней живёт человек на белом свете? Около тридцати тысяч? Разве ж всё упомнишь. Но это двадцать первое августа Алевтина Раевская вынуждена была запомнить навсегда.

– Мамочка, я на танцы! – крикнула из своей комнаты девушка, застёгивая пуговицы на лёгком игривом платье, едва прикрывавшем половину упругого бедра.

– Какие танцы, доченька?! Без Саши нельзя. Что ты хочешь, чтобы он о тебе плохо подумал?! – Мать бросила свои дела на кухне и, вытерев руки передником, встала решительно в дверях.

– Ну, мама, там будет играть Димкина группа, я обещала быть. И девочки сейчас за мной зайдут. Я же не одна, там все наши будут.

– А Саша?

– Что Саша?! Я не собираюсь ни с кем из парней танцевать, только с девчонками. Послушаю, что поют, и пойду пораньше. Он-то как узнает? А и узнает, что такого? – оправдывалась и возмущалась девушка, поправляя причёску и макияж.

– А вырядилась как! Ой, Алевтина, наживёшь на свою голову неприятностей, – укоризненно мотала головой мать.

– Мама, ну что ты каркаешь! Я и раньше, и до Саши на танцы ходила. И что? Я местных парней не знаю, а они меня? Чужаков там не бывает, да и девочки меня потом проводят до дома. Мамуль, – ластилась она, обнимая мать, хотя знала, что та отпустит её только потому, что за ней зайдут подружки. Позориться перед ними, что она какая-то ханжа, Галина Фёдоровна не собиралась.

На то девушка и рассчитывала.

Жених Алевтины уехал на выходные помочь матери в деревне с уборкой урожая. Дело благородное, самое то для любящего сына. Невесту с собой не позвал – не хотел, чтобы руки марала. Сашка хоть и был деревенским пареньком, но стремился к городской жизни, жена ему была нужна не для огорода.

– Вон, уж и хвост накрутила! – судачили соседки на лавочке вслед проскакавшей мимо компании смеющихся девушек. – На танцульки. И чего-то без жениха, когда свадьба на носу. Видала, Клавдия?

В Доме культуры танцы проходили регулярно, каждые выходные, чтобы молодёжь без цели по улицам не слонялась, а знакомилась для продолжения трудового советского рода в атмосфере лёгкой непринуждённости. За моральной стороной вопроса строго следило ответственное лицо.

Но времена-то какие! Оттепель! Свобода! Молодёжная группа под управлением знаменитого Димки, одноклассника Алевтины, играла самые модные мелодии. Как тут устоять перед зажигательным твистом?!

Для проформы потоптавшись на месте и отвесив парочку отказов, девушка, позабыв своё обещание, увлеклась общей атмосферой и приняла-таки приглашение на танец от незнакомца.

– Проездом, в гостях у тети, – пояснял молодой человек, увлекая девушку за талию. – Не думал, что такую красоту здесь можно встретить. А ты чего одна?

– У меня жених есть, если что, – гордо отвечала Алевтина.

– Где же он? – лукаво уточнял партнёр.

– По делу отъехал.

– А ты сразу на танцы, – понимающе закачал он головой.

– Да ну тебя! Димка, что поёт, мой дворовый приятель, его пришли с девчонками послушать. А будешь вопросы задавать, танцуй с другими. Понял?

– Понял, – улыбнулся он и протанцевал с ней весь вечер. Алевтине он показался удобным партнёром, поскольку не местный, скоро уедет, да и в танце был хорош.

Девушка любила танцевать (и как не любить, с таким-то телом и грацией?), а вот Сашка, жених, не очень это одобрял. Серьёзный был товарищ, за что и снискал нешуточное уважение Галины Фёдоровны. И хоть познакомились они, как водится, на танцах, ходил он туда неохотно, считая занятие это слишком легкомысленным и распутным. Так что Алевтине было чем сегодня рисковать. Но как же удержать бурный нрав двадцатилетней девушки?

– А ты учишься или работаешь? – поинтересовался её партнёр по танцам, а она и имя-то ему липовое назвала, вот ещё – выкладывать всю подноготную!

– Опять с вопросами лезешь? – угрожающе отвечала она, и парень отставал, не желая терять такую партнёршу.

Какое там пораньше?! Алевтина спохватилась, когда уж и подруги все по домам разбрелись.

– Давай провожу, поздно. Приставать не буду, понял уже, что жених есть. Ты даже имени моего не спросила. Но всё же одной опасно идти. – Парень будто и вправду искренне переживал за девушку.