Пришедший из Безмолвия

– Ты был прасолом[5 - Прасол – странствующий приказчик, скупщик товаров у крестьян.], – продолжала Лайрэ.

– Что это такое? – поднял он брови.

– Ты был шпионом, – сказала она. Ошеломленный Тааур мог только смотреть на нее.

– Ты был пиратом, – не останавливалась Лайрэ. – Ты был друидом. Ты был лордом. Ты был…

– Хватит, – свирепо прорычал Тааур.

– Ну как? – резко спросила она.

– Что как?

– Что-то одно из всего этого должно быть правдой.

– Неужели?

Лайрэ пожала плечами.

– Ну а кем еще я мог быть?

– Рабом, матросом, ювелиром, лекарем, пастухом, грузчиком… – насмешливо изложила она. Нет – у рабов есть клейма… А для грузчика ты недостаточно туп, хотя я уже начинаю в этом сомневаться.

Неожиданно Тааур рассмеялся. Лайрэ улыбнулась против своей воли.

– Вот видишь? Сказать можно все что угодно, но это не значит знать. Это должен сделать только ты сам. За тебя никто этого не сделает.

Тааур перестал смеяться. Несколько мгновений он не говорил ни слова.

Искушение прикоснуться к нему и узнать, что он чувствует, оказалось сильнее, чем решимость Лайрэ. Она сопротивлялась как могла этому жадному желанию.

И была побеждена.

Кончиками пальцев она легонько провела заросшей щеке Тааура.

Ощутила тень чего-то… Ощущение потери – такой огромной, что описать ее невозможно, ее можно лишь чувствовать, словно дрожащий в воздухе отзвук дальней грозы.

– Тааур, – с болью в голосе прошептала Лайрэ. – Мой воин.

Он следил за ней напряженным взглядом остановившихся глаз – глаз попавшего в капкан волка.

– Схватка с самим собой только ранит тебя еще больше, – сказала она. – Дай себе привыкнуть к той жизни, которая у тебя теперь.

– Разве это возможно? – хрипло спросил Тааур. – Что станется с той жизнью, которую я оставил там? Что, если меня ожидает лорд, которому я присягал в верности? Старая мать, что проплакала все глаза о пропавшем сыне? Что, если меня ждет жена? Дети, по ночам зовущие отца? Замок. Кровники… Войско которое без меня будет разбито. Королевство, которое погибнет если войско будет разбито…

Ощущение боли было таким острым, что у Лайрэ запнулось сердце. Мысль о том, что Тааур может быть связан нерушимой священной клятвой данной другой женщине, была ей как нож в сердце. Она и не подозревала, насколько силен был этот страх, пока его не прогнала невыразимая словами уверенность, лежавшая под ускользающей памятью Тааура.

О небеса! – Сделайте так, чтобы память к нему не вернулась. Чем больше он вспоминает, тем больше я боюсь.

Враг, а не друг.

Возлюбленный.

Тааур пришел ко мне из теней темноты. В тенях темноты он должен и оставаться.

Или погибнуть.

И эта мысль была ей еще более невыносима, чем живой Тааур, связанный обетом с другой.

Последние дни она избегала всяких разговоров о прошлом Тааура. И память к нему не вернулась, хотя прошло уже девять дней, как он проснулся.

– Я боялась, – сказала она вдруг.

– Боялась отпускать меня одного? Я ведь не сосулька – не растаю от солнца.

– Врагов, – сказала она первое что пришло на ум.

– Кого? – быстро спросил он.

– Седые Земли, они и есть… Седые. Безземельные воины, честолюбивые воины, младшие сыновья, вторые и третьи сыновья, лишенные наследства сыновья, орки и просто разбойники. Все они бродят тут в поисках добычи.

– Однако ты ходила одна в замок, а за одеждой для меня, разве не так?

Лайрэ пожала плечами.

– За себя я не боюсь. Ни один человек не посмеет меня тронуть.

Тааур недоверчиво смотрел на нее.

– Это правда, – сказала она. – Но всем Седым Землям известно, что Гаррос повесит того, кто прикоснется ко мне.

Тааур вполголоса выругался на языке, которого Лайрэ не знала – но по выражению лица и интонации поняла что это именно брань.

– Что это значит? – спросила она с любопытством.

– Тебе незачем этого знать. Да я и сам не помню…

– Ну что ж. – Она вздохнула. – Я просто хотела подождать, пока ты окончательно оправишься от всех бед.

– От всех? – переспросил Тааур.

– Почти от всех, – колко ответила Лайрэ. – У нас есть поговорка – если ждать, пока исчезнут все неприятности, то проще сразу завернуться в саван и отправится на кладбище.

Тааур сверкнул на нее своими карими глазами.

– У нас говорят – легче сразу в гроб, – бросил он.

– Не знаю в какой земле такая пословица, – пожала она плечами.