Пришедший из Безмолвия

– И это все, что ты смогла узнать о нем? А ведь если память вернется к нему, он, возможно, не будет считать себя нашим другом.

– Только он сам может это сказать, – отрезала Лайрэ.

– Если память к нему вернется…

– Так может вернуться к нему память? – спросил Гаррос.

– Я не знаю.

– Тогда… хотя бы угадай, – коротко приказал он.

У Лайрэ все похолодело внутри. Ей не хотелось и думать о том, что будет, если к Таауру вернется память. Если окажется, что он и враг, а она его любит…

Это разобьет ей сердце.

Не больше ей хотелось думать и о том, что будет с Таауром, если память к нему не вернется. Он станет беспокойным, грубым, обезумевшим от оставшихся забытыми имен и неисполненных священных обетов, станет считать себя клятвопреступником.

И это разобьет ему сердце.

Лайрэ стало трудно дышать. Такого бесчестия и таких мук она и врагу не пожелает, а не то что человеку, который покорил ее одним прикосновением, одной улыбкой, одним поцелуем.

– Я… – начала она, но тут голос ей изменил.

Гаррос молча вздохнул, обдумывая услышанное. Неотвязное ощущение беспокойства пронизывало его мысли. Что-то тут было не так. Он знал это.

Он не знал лишь, что именно.

– Я не знаю, – сказала она прерывающимся голосом. – Но я вижу… Может случится столько зла! И так мало добра… И если мы ошибемся то… То смерть…

«Смерть беспощадной лавиною рухнет…»-знаю! Может, будет лучше, если я возьму незнакомца к себе, в Геортен, – задумчиво произнес Гаррос.

– Нет.

– Почему нет?

– Он носит священный ильяр. Он мой. Уверенность, прозвучавшая в голосе Лайрэ, удивила и встревожила Гарроса.

– А что если память вернется к нему? – спросил он.

– Значит, так тому и быть.

– Ты можешь оказаться в опасности.

– На все воля Небес и Подземелья.

– Тебя не понять, – сказал он наконец. – Я пришлю за ним дружинника, как только мы возвратимся с охоты.

Лайрэ непокорно вскинула голову.

– Как тебе будет угодно, господин.

– Проклятье! Демон в тебя вселился, что ли? Я же только хочу узнать о человеке, у которого даже и имени нет.

– У него есть имя.

– А мне ты сказала, что он не помнит, как его зовут.

– Он и не помнит, – ответила Лайрэ. – Имя дала ему я.

– Как его теперь зовут?

– Тааур.

Гаррос открыл рот, потом вернул челюсть на место.

– Объясни, – потребовал он.

– Надо же было как-то его называть. «Пришедший из Безмолвия» ему подходит.

– Тааур, – повторил Гаррос ничего не выражающим тоном.

– Да.

Лайрэ прикрыла глаза и неслышно вздохнула с облегчением: Гаррос больше не заговорил о незнакомце, которого она нарекла Таауром.

– Вианна придет к тебе к ужину, – продолжал Гаррос. – И я тоже. Лайрэ вдруг обнаружила, что смотрит в холодные, топазовые глаза волка, живущего внутри у друга ее детских лет. Она вздернула подбородок и уставилась на Гарроса прищуренными глазами, взгляд которых был так же холоден, как и его.

– Да, господин.

Ухмылка Гарроса сверкнула над темно – рыжими усами.

– У тебя еще осталась копченая медвежатина, которую прислал мельник?

Она кивнула.

– Вот и хорошо, – сказал он. – Я буду жутко голоден.

– Ты всегда голоден, – улыбнулась Лайрэ.

Смеясь, Гаррос заставил сокола пересесть к нему на запястье, чуть тронул шпорами свою лошадь и поскакал в чащу.

Лайрэ смотрела ему вслед, пока он не исчез и смотреть стало не на что, кроме каменистого склона. Лайрэ наклонила голову и прислушалась, но не уловила топота копыт приближающейся лошади. В отличие от Гарроса, Вианна дождется окончания охоты, чтобы поговорить с ней.

Успокоившись, Лайрэ вошла в дом и тихонько притворила за собой дверь. Так же бесшумно она заложила проем толстым деревянным брусом. Теперь, пока она не вынет брус, никто не сможет к ней войти, разве что прорубит дверь топором.

– Тааур? – тихо окликнула Лайрэ. Ответа не было.

Страх ледяными щупальцами сжал ее внутренности. Она подбежала к кровати и отдернула занавес.