Я задумалась: интересно, почему Илларион «ничего не решает»? А потом вспомнила о нашей с ним беседе. Судя по всему, Елизавета была довольно-таки избалованной и властной особой. Она была убеждена, что муж никуда не денется от нее и ребенка, не захочет лишиться роскошного жилья и поддержки со стороны тестя.
– И что же было потом, после его ухода? Вы, Олимпиада Константиновна, отправились на прогулку, как и планировали? – спросила я женщину.
– Ах, нет, Татьяна Александровна, я не смогла. Я человек очень чувствительный, меня неприятно взволновала вся эта сцена, свидетелем которой я оказалась, поневоле, конечно. Мне вдруг стало нехорошо, дурнота какая-то нашла, и я решила принять валидол. Ну, посидела немного, отдохнула, пришла в себя, как говорится. И решила все-таки выйти на свежий воздух. Сколько прошло времени, не знаю, может, минут пятнадцать, может, и больше. В общем, вышла я снова в холл, начала одеваться. Открываю свою дверь, и тут Лиза выходит из своей квартиры. Она, как всегда, только кивнула мне, а я поздоровалась с ней, как полагается, словами. Ну вот, она пошла, видимо, на работу, потому что торопилась, даже не стала ждать, когда освободится лифт. А я подождала лифт – мне торопиться некогда – и спустилась на нем вниз. Погуляла немного, подышала свежим воздухом, благо погода к этому располагала, и вернулась домой. А на следующий день я проснулась и не услышала привычной перебранки между Лизой и Илларионом. Я даже удивилась. Все так тихо и спокойно, даже непривычно. Я позавтракала и начала собираться на прогулку, как всегда. Уже вышла в холл. И вдруг слышу, как Лиза кому-то говорит, вернее, спрашивает: «Что такое? Что случилось? Зачем…» Она не договорила, а я услышала стук, как будто что-то упало, а потом быстрые шаги, как будто кто-то уходил. Я посмотрела в «глазок», но успела заметить только чью-то спину в черной куртке с капюшоном. На куртке сзади, в районе спины, но ближе к воротнику, еще надпись какая-то была. Кажется, «Лос-Анджелес», только по-английски. Я стояла в холле и думала, что же мне делать? Выходить на улицу или остаться дома? Какое-то предчувствие у меня было нехорошее.
– Но вы все-таки вышли? Да, Олимпиада Константиновна? – спросила я.
– Да, я вышла, – вздохнув, ответила женщина. – Вышла и сразу же зашла к себе в квартиру. Потому что… потому что, – тут голос женщины задрожал. – Потому что я увидела ее… Лизу. Она лежала на полу… Я сразу поняла, что она мертва. Я ведь медик по образованию. С такими ранами не живут. Нож аккурат в сердце попал, она уже и не дышала, и крови всего ничего было. Я поняла, что помочь ей уже ничем невозможно. Необходимо было вызвать полицию, потому что вызывать «скорую» было уже бесполезно. Но я вдруг увидела недалеко от Лизы ключи. Я сразу поняла, что это не ее – у нее брелок весь стильный, в стразиках, и ключа всего три, включая домофонный. Мы двери одинаковые заказывали. Я ее осторожненько обошла и взяла ключи.
– Зачем? – удивилась я.
– Не знаю… машинально, наверное. Хотела рассмотреть поближе.
– Где они сейчас? – быстро спросила я.
– У меня, – вздохнула женщина.
– Скажите, Олимпиада Константиновна, полиция опрашивала вас?
– Да, конечно.
– А вы рассказали полицейским о своей находке? – спросила я.
– Нет, – тихо ответила женщина.
– А почему? Ведь это важно.
– Видите ли, Татьяна Александровна, я… испугалась, – призналась женщина.
– Испугались? Испугались чего?
– Ну как же, ведь на ключах остались бы отпечатки моих пальцев, меня могли заподозрить… Неужели вы не знаете, на что способны полицейские, особенно если произошло убийство? Они всех подозревают! И запросто могут любого сделать козлом отпущения, то есть обвинить.
Женщина махнула рукой.
– Ну, это вы зря так думаете про полицию, Олимпиада Константиновна, – возразила я.
– Ничего не зря! Я ведь читаю детективы и смотрю детективные сериалы! И знаю, что полиция может запросто обвинить ни в чем неповинного человека в преступлении! – с обидой заявила женщина.
– Не следует ориентироваться на детективы, Олимпиада Константиновна, – заметила я. – В них большая доля вымысла. Ошибки, конечно, встречаются, от них никто не застрахован. И, кстати, не только в полиции. Ладно. Вы ведь не выбросили ключи? И кстати, вы не подумали, что помимо ваших отпечатков пальцев на них можно найти пальчики убийцы? – спросила я.
Женщина побледнела.
– Это что же… я, получается, помешала следствию?
– Получается, так, – согласилась я. – Давайте мне ключи. И чтобы не тащить вас сейчас в полицию, давайте вы возьмете… ну хоть стеклянную рюмку, хорошенько протрете ее салфеткой и поставите на стекло свои «пальчики». Тогда следователям будет с чем сравнить отпечатки и отделить ваши от чужих.
– Хорошо, – вздохнула Олимпиада Константиновна. – Извините, что так получилось… Если что, я и в полицию готова…
– Если будет нужно, вас вызовут, – кивнула я, аккуратно подхватила ключи носовым платком и положила в пластиковый пакетик. В другой пакетик улеглась простенькая стеклянная «стопка», которую женщина исправно подержала в пальцах. Ключики, кстати, интересные. Три стандартных, от дверных замков. И два маленьких – как от… ну, от сейфа или камеры хранения. Так! Значит, сейчас еду к Кире, напрягаю его экспертов. И будем искать владельца ключиков.
– Скажите, Олимпиада Константиновна, а кроме Иллариона, у Елизаветы были еще с кем-то неприязненные отношения? – спросила я. – Она еще с кем-то, кроме мужа, ругалась?
– Ну, приходил к ней пару раз ее двоюродный брат. Очень неприятный тип… Кажется, он наркоман или алкоголик. Впрочем, это почти одно и то же. Я это к тому, что больной человек, конченый. И наркомания, и алкоголизм не лечатся, и конец один.
– А как он выглядел? Опишите мне его внешность, – попросила я.
– Ну, роста он среднего, худощавый, лицо какое-то изможденное, все в морщинах, как у старика, хотя лет ему не так уж и много. Но сказался образ жизни, естественно. Да, вот еще что, у этого родственника – рыжие волосы. И они торчат во все стороны. Очень неприятный, отталкивающий тип.
– А мог ли тот человек, в куртке с капюшоном, быть двоюродным братом Елизаветы? – спросила я.
Олимпиада Константиновна задумалась.
– Затрудняюсь сказать. С одной стороны, да. Да, может быть. Возможно, он это и был. Но не буду утверждать, ведь лица-то я не видела.
– Олимпиада Константиновна, еще раз опишите, пожалуйста, что вы видели.
– Спину… в черной куртке… с надписью… в капюшоне… походка – обычная, рост – не представляю даже…
– Давайте попробуем так, – предложила я. – У вас что-нибудь с капюшоном есть?
– Да… конечно, ветровка. Вот, – растерянно протянула мне женщина лилово-розовую шуршащую куртку.
– Я выйду в подъезд и пойду от двери ваших соседей к лифту, а вы посмотрите в «глазок». И скажете, тот человек был выше меня, ниже… ну хоть что-то.
– Ой, так это ж целый следственный эксперимент! – внезапно обрадовалась женщина. – Ну прямо как в детективах! Я готова.
Я раза три профланировала туда-сюда, шурша курткой. После чего вернулась к соседке Лизы.
– Тот человек двигался быстрее, чем вы… нервничал, может быть. И был чуть пониже, буквально на ладошку, наверное, – отчеканила женщина. Ну уже что-то. Отлично.
– И такой вопрос. Во сколько вы вызвали полицию, помните?
– Нет, но могу в телефоне посмотреть, – с готовностью потянулась за стареньким мобильником женщина. Глянула: – Вот, позвонила в девять десять, минут пять объясняла, что случилось. И где-то через пятнадцать минут полицейские приехали.
– Спасибо, Олимпиада Константиновна, вы бесценный свидетель, – поблагодарила я, параллельно выстраивая свои дальнейшие действия. Уточнить, что там с камерами в подъезде – и быстренько к Кирьянову.
– А когда приходил двоюродный брат вашей соседки? – спросила я.
– Да не так давно. Но Лиза его выгнала. Сказала, что денег больше не даст и чтобы он больше не смел у них появляться. Тоже скандалили они довольно громко… Да, Татьяна Александровна, вот еще что я вспомнила в связи с Лизой. Как-то раз я выходила из своей квартиры и увидела Лизу и какого-то мужчину.
– Что это был за мужчина? Вы его раньше видели?
– Нет, это был первый и последний раз. Ну, возможно, он еще приходил, но я лично его больше не видела.
– Когда это было?
– Недели две назад, в будний день, утром. Я гулять собиралась, как обычно, – быстро проговорила женщина. – Я про него и следователям рассказывала, меня долго расспрашивали.