Веселые поминки

Дорогие костюмы и траурные платья большинства присутствующих заставили меня почувствовать себя серой мышкой в своей скромной деловой одежде.

Слез ни у кого на глазах я не заметила, на лицах господствовало выражение, которое можно было охарактеризовать как «скорбное бесчувствие».

Затесавшись в толпе, я наблюдала за происходящим, стараясь не попадать, по возможности, в объективы многочисленных видеокамер и фотоаппаратов.

Я внимательно прислушивалась к разговорам окружающих, стараясь выудить из них максимальную информацию о причинах смерти «виновника торжества».

Судя по этим разговорам, смерть наступила в результате скорее всего несчастного случая.

Автомобиль, в котором нашли покойного, врезался на большой скорости в столб линии электропередачи недалеко от Тарасова.

Последовавший за этим пожар изуродовал тело до неузнаваемости.

Поэтому гроб перед прощанием не открывали, опустили в могилу, после чего на еще сырую землю была положена могильная плита и водружен эффектный мраморный памятник с изображением покойного во весь рост.

Не верилось, что такое произведение искусства можно было сотворить за три дня.

Но кто знает, каковы причуды у богатых людей. Я слышала, что большинство «новых русских» приобретают места на кладбище еще при жизни, тем более что в последнее время в моду стали входить семейные склепы.

Я допускала, что и памятники себе они заказывают тоже при жизни, не доверяя вкусу своих родных и близких, а может быть, сомневаясь в щедрости наследников.

По моим сведениям, покойный незадолго до смерти развелся со своей молодой женой, похожей на Клаудию Шиффер, но, несмотря на это, она присутствовала сегодня на похоронах и принимала соболезнования родных и близких.

Не дожидаясь конца церемонии, я незаметно покинула кладбище и всю дорогу до дома пыталась выявить ту бесценную крупицу информации, из-за которой я, собственно, и ездила на похороны.

Но поездка на кладбище не принесла ощутимых результатов.

Первое, что я сделала, вернувшись к себе домой, это приняла душ. После чего, почувствовав приступ волчьего аппетита, соорудила простенький, но весьма вкусный обед, частично реализовав свои запасы продуктов.

Завершила я трапезу большой чашкой крепкого кофе, которая окончательно настроила меня на рабочий лад.

Я достала свои списки и перенесла бывшего «потенциального жмурика» в первый список, где он разместился теперь на полном основании.

И все-таки сегодняшнюю поездку я не могла назвать совсем безрезультатной.

И не только потому, что я узнала причину смерти. И не потому, что среди участников похоронной церемонии было много представителей власти и «криминального элемента».

Но сам факт недавней смерти одного их трех, соответственно моей теории, потенциальных покойников подтверждал справедливость моих заключений.

Теория работала, а значит, она была верна.

Второй мой список сегодня сократился на одного человека.

В Тарасове осталось всего два потенциальных представителя первого списка.

Один из них находился в данный момент в длительной заграничной командировке и был труднодоступен.

Следовательно, наибольший интерес для меня представлял последний, пока не покинувший ни Тарасов, ни этот свет «криминальный авторитет», в чем я лишний раз убедилась, встретив его сегодня на кладбище живым и здоровым.

И я, выделив для него отдельный листок, аккуратным почерком написала на нем имя и фамилию:

Харчеев Владимир Емельянович, 1956 года рождения.

Кличка – Емеля.

А потом – пункт за пунктом всю информацию, которую я имела о нем.

Я подозревала, что он в ближайшее время может быть подвергнут – как бы это получше выразиться – принудительному умерщвлению (увы, язык протоколов не отличается изяществом).

Одного листа мне не хватило, и я вынуждена была испортить еще один белоснежный гладкий листочек.

Информации о Харчееве у меня оказалось немало. Практически я знала о нем все, начиная со дня его рождения и по сегодняшний день.

Володя родился в маленькой деревушке на окраине Тарасовской области.

Первые восемь лет учился в соседнем селе, и, надо сказать, учился отвратительно.

Вскоре почувствовал в себе недюжинный талант и поступил на первый курс художественного училища.

В результате через несколько лет он получил диплом специалиста по дизайну и даже работал в этой области какое-то время, прежде чем понял, что художник чаще всего вынужден прозябать на жалкие гроши.

Попробовал он себя и в рекламе и, видимо, с удивлением обнаружил, что эта деятельность ему не по плечу.

К тому времени Владимир осознал, что жить – хорошо, а хорошо жить – еще лучше. А для этого просто необходимо иметь много денег.

Но честным трудом он заработать их был не в состоянии.

Именно в это время начинаются его первые нелады с законом.

Больших денег, благодаря своим примитивным аферам и не менее примитивным махинациям, он не заработал, но умудрился заработать три года тюрьмы.

Несмотря на то что освободился он досрочно «за примерное поведение», ему, видимо, хватило времени, чтобы понять, что и этот путь его явно не устраивает.

И он выбирает другой путь: устраивается художником в лесное хозяйство, реально выполняющее функции дома отдыха для партактива области.

Неизвестно, как ему удалось попасть на эту должность после заключения, но одно можно сказать наверняка – здесь он был на своем месте.

Не совсем понятно, почему эта должность называлась «художник», так как он совмещал там самые различные обязанности – от банщика до собутыльника, – но, видимо, так там «нарисовался», что приобрел массу людей и покровителей в самых верхних эшелонах областной власти.

Немало друзей у него осталось и после заключения.

На этом гремучем сочетании и было построено нынешнее благосостояние Владимира Харчеева.

В годы перестройки товарищи по тюремному бараку быстро нашли общий язык с представителями бывшего партактива.

А помогал им навести мосты наш Емеля.

Со сказочной оборотистостью он за несколько лет сумел сколотить себе довольно приличный капиталец и к настоящему времени заправлял практически всем тарасовским шоу-бизнесом, включая прокат самых крутых зарубежных коллективов, имел целую сеть ресторанов, кафе и баров.