Медленное убийство

– Это коттеджный поселок «Химик», там все руководство комбината живет. Он находится выше по течению от предприятия. Территория огороженная, охраняемая, там у нас все свое. В доме живем мы вчетвером: я, жена и дети. Ну и собаки с кошками, конечно. Дети без них не могут.

– То есть Анастасия сама ведет хозяйство? – удивилась я.

– Нет, конечно. По понедельникам, средам и пятницам приходит домработница. Она у нас уже очень давно работает. С нашего же комбината она. Вышла на пенсию по вредности и вот теперь подрабатывает. А живет она в поселке неподалеку, мы там еще при Советах для рабочих дома выстроили. Ее муж Дмитрий и сын Егор работают, естественно, на комбинате. Егор – моим персональным водителем.

– Пожалуйста, обговорите все с женой только, – подчеркнула я, – в отсутствии посторонних, с глазу на глаз и обязательно вне дома, чтобы исключить малейшую возможность прослушки.

– Да мы Дарье!.. – возмутился он, но я перебила его:

– Алексей Ильич! Не зря говорят, что береженого и бог бережет. Вы права на риск не имеете. Думайте сначала о детях, а потом обо всем остальном, в том числе и собственном самолюбии. Бывали случаи, когда человек на меня чуть с кулаками не бросался и на груди нижнее белье рвал. С пеной у рта орал, что кто-то там его от смерти спас и он ему больше, чем себе, верит. А потом в голос матерился и клялся, что этого же человека своими руками порешит, потому что именно он его и подставил. Так что нас только трое, кто знает правду, не будем увеличивать это число. Полянская еще и не такие секреты хранить умеет, но и ей лишнего не говорите, а только минимум необходимого. Может быть, все-таки мне с ней поговорить?

– Нет, я сам, – покачал головой Шестопалов. – Ну, мы, кажется, все обсудили?

Я, подумав, пожала плечами и сказала:

– Если возникнет необходимость, свяжемся по телефону. Я завтра вашу жену проинструктирую, что и как кому говорить.

– Тогда вот вам на расходы, – он достал из внутреннего кармана пиджака конверт и протянул мне. – Здесь сто тысяч. Поскольку, как я понял, мы с вами снова встретимся только тогда, когда все будет закончено, вам должно хватить. Если же почему-то не хватит, Настя вам добавит.

– Не волнуйтесь, отчитаюсь за каждую копейку, – заверила его я.

– Вы, главное, врага моего найдите, у меня же на кону жизнь стоит! По сравнению с этим деньги – такая мелочь!

Одевшись, точнее замаскировавшись, Шестопалов ушел, а я, глядя ему вслед, по-думала: «Да уж! Досталось мужику! Но он хорошо держится. Другой бы на его месте в истерике бился». Вернувшись в кухню, я запоздало увидела, что к чаю ни он, ни я не притронулись, да и неудивительно – уж очень напряженная беседа у нас получилась. Я перешла в комнату и достала гадательные кости, чтобы, как всегда делаю в начале нового расследования, узнать, что меня ждет, и бросила их. Выпало 2+20+27. Это значило, что у меня будут сильные и смелые партнеры в работе. И умные, следовало бы добавить. Гадать, кто это, не приходилось. Они у меня уже много лет одни и те же, люди, которым я, безусловно, верю. И к первому из них я собралась отправиться немедленно, чтобы озадачить и отправить «на дело», потом ко второму, чтобы напомнить, что он мне кое-чем обязан, и опять-таки озадачить. А вот к третьему нужно было подкрадываться очень осторожно, как кошка к мышке, потом поскулить и только после этого попросить о помощи. А посмотреть снимки на флешке Алексея Ильича я и потом могла.

Первым был Вениамин Аясов, он же бомж Венчик Аякс, причем бомж по призванию, потому что иного образа жизни не признавал. Жил он не очень далеко от меня в подвале дома в центре города на практически легальных основаниях, то есть жильцы дома были совсем не против такого сосуществования, дали ему ключ от подвала и даже подкармливали, особенно сердобольные старушки. А что? Венчик не пил, не курил, гостей к себе не водил, его проживание в подвале гарантировало жильцов от нашествия других, не столь спокойных обитателей, которые могли или сараи обворовать, или что-то металлическое открутить для сдачи в металлолом, или даже устроить пожар от неосторожного обращения с огнем. Короче, Венчик был сторожем подвала, причем для управляющей компании бесплатным. На пропитание он себе зарабатывал тем, что собирал бутылки и жестянки из-под напитков, да и от меня ему за работу временами неплохо перепадало. Зимой он по большей части отсиживался «дома», а вот летом застать его там было проблематично: он ходил за грибами и ягодами в лес, где мог пропадать по несколько дней, жил на островах в шалаше с такими же, как он, любителями природы и ловил рыбу. Купаясь в Волге, он одновременно решал свои гигиенические проблемы, зато зимой пах, как медведь после спячки. Не могу сказать, что лично общалась с медведем в этот период его жизни, но по моим представлениям запах должен быть приблизительно такой же.

В дореволюционной России Венчик был бы классическим бродягой. Летом ходил от деревни к деревне, за еду и ночлег рассказывал последние новости и притчи, коих знал великое множество, передохнув, шел дальше, а на зиму устраивался бы при каком-нибудь монастыре, чтобы по весне опять отправиться пешком по матушке-Руси. В наше время такой жизнью уже не поживешь, да и возраст у Венчика не тот, вот и приходилось ему ограничивать свои странствия пределами Тарасова с пригородами. Знакомых у него было великое множество и вообще среди бомжей он пользовался большим авторитетом. Не помню случая, чтобы я, обратившись к нему за помощью, не получила ее. Конечно, неудобно мне было отправлять его на задание в такой мороз, но я пообещала себе самым тщательным образом проследить, чтобы он оделся потеплее.

Вторым был Фима Симанович. В то время, когда мы познакомились, он оканчивал школу, был отличником и шел на золотую медаль. В общем, ему прочили самое блестящее будущее на поприще программирования. Но тут с ним случилось большое несчастье – он влюбился. И, как это обычно бывает, в свою полную противоположность: тихий, скромный, домашний мальчик пал жертвой страсти к своей однокласснице, такой оторве, которой и безбашенные мальчишки в подметки не годились. Катя, так звали эту девицу, вертела им как хотела, а потом поставила условие, что отдастся ему только в том случае, если он взломает сеть одного госучреждения и удалит оттуда кое-какие записи. И Фима это сделал. Взлом обнаружили, что именно было удалено, выяснили, но, к счастью для Фимы, руководителем этой структуры был мой бывший клиент. Он не захотел выносить сор из избы и обратился ко мне. Я, может быть, и продвинутый юзер, но в таких компьютерных делах – не специалист, поэтому пошла от имен парней из удаленных записей. В конце концов, я вышла на Катю, подслушала и попутно записала ее разговор с ними и узнала, кому надо не только по рукам, но и по маковке настучать, чтобы больше не шалил. Я пришла вечером к Симановичам, рассказала, во что влип их сын, и дала послушать этому влюбленному идиоту, что говорит о нем Катя – заметим, ничего хорошего, сплошь насмешки, оскорбления и издевательства. А потом открыла принесенный с собой УК РФ и показала, что именно грозит Фиме за его художества.

– Мальчик, тебе нет восемнадцати, значит, это малолетка. Поверь бывшему работнику прокуратуры, что это намного хуже, чем взрослая колония. Это ад, в котором ты продержишься самое большее месяц, а потом сам наложишь на себя руки, чтобы избавиться от ежедневных издевательств, побоев и кое-чего похуже. Черт с ним, с высшим образованием и золотой медалью, но как после этого будут жить твои родители? И смогут ли они жить вообще? Ты о них подумал, когда ручонками своими шаловливыми куда не надо полез? Или ты думал той головой, что в штанах? Так, радуйся, что Катя тебе не дала, потому что иначе у тебя ко всем твоим неприятностям еще и гонорея была бы!

Мать Фимы, Дора Семеновна, тихо охнув, схватилась за сердце и расплылась по креслу. Его отец, Григорий Маркович, цыкнув на бросившегося было на помощь сына, отвел жену в спальню, уложил, дал лекарство, вызвал «Скорую помощь», а потом вернулся в гостиную, настроенный весьма решительно. И этот интеллигент в бог знает каком поколении, доцент биофака нашего университета, начал хлестать Фиму по щекам, отнюдь не демонстративно, а так, что голова у парня болталась, как воздушный шарик на ниточке. А уж что он при этом говорил! Мне оставалось только удивляться, откуда он такие слова знает. Может, змеи нашипели – он был специалист по рептилиям. Выпустив пар, он спросил у меня, есть ли какая-то возможность не доводить дело до полиции и суда.

– Это частное расследование. Мое дело – доложить о результатах заказчику, а что с ними делать, решать только ему. Он может выдать их за плод усилий своих подчиненных и дальше действовать в соответствии с законом, а может не предавать дело гласности. Я понимаю, что Ефим у вас единственный ребенок и потерять его для вас страшнее смерти, поэтому объясню человеку, к чему приведет его принципиальность. Он сам отец, должен понять. Во всяком случае, я на это очень надеюсь. Чем бы ни закончился наш с ним разговор, я вам позвоню.

Конечно, я была уверена, что все обойдется, для этого мне достаточно было напомнить клиенту, из какой мерзкой истории я вытащила его собственного сына, которого он тут же отправил в армию, несмотря на бурные протесты жены. А говорила я все это для того, чтобы Фима хорошенько прочувствовал, какую дурость совершил. Клиент меня понял правильно, крови не жаждал, зато на встрече, которую я устроила для «сторон конфликта», оторвался по полной и орал на Фиму так, что уши закладывало. Завершил же он свое выступление фразой: «Иванову благодари, сопляк! И учти, что второй раз тебе может так не повезти! Сядешь как миленький! А вот выйдешь ли – большой вопрос!» Благодарные Симановичи рыдали в голос и все норовили всучить мне конверт с деньгами, но я отказалась, объяснив, что не в моих принципах брать деньги с обеих сторон, и они смирились. Но с памятью у них все оказалось в порядке, Дора Семеновна все эти годы поздравляла меня со всеми праздниками и постоянно зазывала в гости. А самое главное, что с тех пор, если у меня в ходе расследования возникали «компьютерные проблемы», их с удовольствием решал Фима, к настоящему времени уже окончивший физфак университета. Предстояло ему помочь мне и в этот раз.

Ну а третьим был мой давний и самый верный и надежный друг, подполковник полиции Владимир Сергеевич Кирьянов, для меня просто Киря, который работал в областном УВД. Его жена, окончательно убедившись в безгрешности наших отношений, дала мне высочайшее соизволение звонить ему не только на работу, но и домой, но я этой возможностью не злоупотребляла – вдруг ветер переменится? По службе Киря был занят так, что обращалась я к нему только в самом крайнем случае – совесть-то у меня есть! Вот и сейчас мои просьбы были необременительными: просто кое с кем созвониться и направить запросы, то есть его личного участия не требовалось.

С тоской посмотрев на уличный градусник, показывавший минус семнадцать, я стала решать, что надеть. Вообще-то на случай сильных морозов у меня есть норковая шуба «в пол», купленная после одного очень денежного дела и висевшая практически без дела, потому что и зимы были «сопливые», и в машине за рулем в ней неудобно. Но на своей машине я ехать не собиралась – она столько дней простояла на морозе, что возни с ней будет на полдня, а у меня дел полно, поэтому решила вызвать такси. А с другой стороны, лезть к Венчику в подвал в норке почти за двести тысяч рублей – верх безрассудства, значит, надену пуховик. Решив эту самую сложную на данный момент задачу, я собрала в сумку все, что мне могло понадобиться, вызвала такси и вышла из дома.

Грандиозный скандал, бушевавший во дворе дома Венчика, меня тут же насторожил – если люди в такой мороз не просто вышли из дома, а еще и собрались на детской площадке и орут в голос, значит, случилось что-то серьезное. Подойдя поближе и пробившись к месту основных боевых действий, я увидела, что все нападают на стоявшую в центре довольно молодую женщину. Кричали все одновременно, со всех сторон, но общий смысл я уловила.

– Идиотка! Кретинка! Надеешься, что тебе все с рук сойдет? Хренушки! Мы при прежнем управляющем горя не знали, а твой свекор его с работы выжил! На его место тебя пристроил! А того не учел, что у тебя опилки в башке!

– Дубина ты стоеросовая! Орясина бестолковая! Ты каким местом думала, когда велела трубы горячей воды заизолировать? Я все лето и осень корячилась, заготовки на зиму делала, а теперь все до единой банки лопнули! Да мы на тебя в прокуратуру напишем!

– Это для того, чтобы потерь тепла не было и бомжи не жили! – испуганно и из последних сил отбрехивалась та.

– Дура! – заорал какой-то мужчина. – Это не бомж был, а сторож бесплатный. Он там жил, и мы за свое добро спокойны были! Знали, что сараи наши никто не обчистит! Ты бы сначала хоть у людей узнала, кто это! Работаешь неделю, а наворопятила столько, что теперь расхлебывать и расхлебывать!

Когда я услышала слово «был», меня как током ударило.

– Тихо все! – заорала я так, что все смолкли. – Как я поняла, это новый начальник вашей управляющей компании. – Толпа согласно кивнула. – Она знала о том, что в подвале жил человек, но приказала заизолировать трубы горячей воды и отопления. А дверь в подвал потом, естественно, заперли.

– Да! Причем на новый замок, – добавил кто-то из-за моей спины. – У нас еще даже не для всех жильцов ключи от него сделали.

– Понятно! – сказала я звеневшим от ярости голосом. – Так, здесь не в прокуратуру надо обращаться, а в следственный комитет. Это 105-я статья, часть вторая, сиречь умышленное убийство, потому что человека сознательно оставили замерзать. Если по пунктам, то это «В» – убийство лица, находящегося в беспомощном состоянии: запертый снаружи, выбраться же он не мог, да и ключа у него не было. «Д» – совершенное с особой жестокостью. «Ж» – группой лиц по предварительному сговору, потому что не сама же она с трубами возилась, а слесаря послала. «Л» – по мотивам вражды в отношении какой-либо социальной группы, в данном случае бомжа. При таком букете светит вам, неуважаемая, от пятнадцати до двадцати лет и вплоть до пожизненного. Если очень повезет с адвокатом, то тот может попытаться переквалифицировать деяние по статье 111-й «Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью», но там тоже до пятнадцати. Гражданочка, вы хоть раз в жизни Уголовный кодекс в руках держали? Настоятельно рекомендую изучить. Впрочем, в самом ближайшем будущем у вас будет для этого масса времени – я лично его вам в СИЗО передам. Он с комментариями то-о-олстый! Будет чем вам заняться в перерывах между допросами.

Женщина стояла, потеряв дар речи, с открытым ртом и смотрела на меня как на дьявола во плоти, а потом рванула с места так, что олимпийский чемпион по бегу обзавидуется, и мигом скрылась из виду. И это по пересеченной местности! То есть гололедице вперемешку с сугробами, выполнявшими функцию барьеров. Оставшиеся же взирали на меня с каким-то благоговейным ужасом.

– Эх, Венчик-Венчик! – Я тяжело вздохнула и спросила: – Тело уже увезли?

– Какое тело? – осторожно поинтересовалась стоявшая рядом старушка, судя по ее опасливому взгляду, явно решившая, что я не в своем уме.

– Вениамина Аясова, кого же еще, – раздраженно ответила я.

– Дочка, а чего это ты его телом назвала? – обалдело спросила она.

– Так ведь… – я повернулась к тому мужчине, который орал на сбежавшую начальницу. – Ты же сказал, что сторож был! То есть в прошедшем времени!

– Ну, так сейчас же его нет, вот я и…

– Где Венчик? – заорала я, напирая на него, и он показал глазами куда-то наверх. – Буду бить! – честно предупредила его я очень нехорошим тоном.

– Да на чердаке он. Там, конечно, тоже холодно, но возле труб отопления ничего. Я ему старые картонные коробки дал, барахло всякое, что на антресоли валялось, на этом и живет – его же слесаря из подвала выгнали и даже вещи собрать не дали.

– Да что ж я этой сволочи морду-то не набила! – в отчаянии возопила я и с надеждой спросила: – А из слесарей здесь поблизости никого нет?

– Да вон один из них, – мужчина кивком показала на стоявшего неподалеку работягу.

– Родной! – распахнув объятия, я направилась к тому. – Давай тесно пообщаемся?

Слесарь хоть и был уже в полсвиста, но, поняв, что ему сейчас неслабо прилетит и за него самого, и за того парня, то есть начальницу, дунул от меня ничуть не медленнее, чем она, а я, сдернув перчатку, свистела ему вслед и только что не улюлюкала. Несколько разрядившись, я попросила мужчину:

– Веди! Буду думать, как Венчика спасать.

Хотя, чего тут думать? И так понятно, что не выживет он на чердаке в такие морозы, потому что временное потепление не в счет.

– И давно он там? – спросила я, когда мы вошли в подъезд.

– Три дня уже. Мама сегодня утром его позвала, так он спустился, аж синий от холода. Дала она ему горяченького поесть да чаю попить, а потом он обратно ушел.

– Как же эти сволочи до него на чердаке не добрались? – удивилась я. – Им же крышу от снега почистить надо, сосульки сбить?

– Так, уже. В смысле, сделали это до того, как он туда перебрался. Теперь нескоро соберутся. В конторе свой ключ от чердака есть, а у меня дубликат – не бегать же жильцам каждый раз к ним, чтобы антенну поправить или еще чего наверху сделать. А мама все время дома, в любой момент ключ дать может. Вот я его Венчику и дал. Там дверь сварная, из прутьев, и замок навесной. Он если вышел, то обратно его навесил и запер, а вошел – так через прутья руку протянул и опять-таки навесил и запер. Даже если кто-то придет проверить, то увидит, что замок висит, и уйдет.