Источник тайной информации

– Все-все, брек! Игнат, ты же видишь – он пьян, не марайся. Ты вообще как здесь оказался? – Я решила не показывать виду, что прекрасно обошлась бы без его вмешательства – пусть почувствует себя героем. Поэтому прибавила в голос немного слез и добавила: – Ведь если бы не ты… Ты меня спас! – И я очень натурально всхлипнула.

– Ну, ну, Танюша, все уже позади, – он охотно принял роль спасителя. – Я же рассказывал тебе днем – у меня сильно развито не то чтобы предвидение, а какие-то предощущения, что ли? Вот веришь, нет – возвращался домой со встречи, и вдруг словно в сердце что-то кольнуло и о тебе подумал. Вспомнил, что ты вечером собиралась по делам идти. И как-то нехорошо стало. Думаю – заеду-ка я к тебе, чтобы убедиться, что у тебя все в порядке. Нет, ты не думай только, я не собирался в гости напрашиваться, на пресловутую «чашечку кофе». Просто хотел подняться, увидеть тебя и уйти. Я мог бы и позвонить, конечно. Но ведь это ненадежно – ты скажешь, что все хорошо, дашь отбой, а через минуту мне опять станет тревожно. Ты извинишь меня за такую назойливость?

– Игнат, ну о чем ты! Ты вовремя появился!

– Да, видишь, как вышло – я только направился к твоему подъезду, как смотрю, что-то происходит. Здесь темень такая – я не разглядел даже, что творится. Но почувствовал – там ты. Ну и вот…

Признаться, я особенно не верила во весь его треп в машине, поэтому такое совпадение меня удивило. Может, у него и правда очень развита интуиция? Ведь у меня-то такие штуки тоже иногда случаются. «Черт, как же жаль, что я не могу пригласить его на эту самую „чашечку кофе“ – устала смертельно, да и завтра с утра много дел», – подумала я.

Мы стояли уже у входа в подъезд.

– Игнат, милый, извини…

– Нет, нет, что ты, я уже ухожу. Еще одну минуту… – Он так печально смотрел на меня, что я совсем растаяла и сама потянулась к его губам.

Он поцеловал с жадностью, но вместе с тем очень нежно, словно это не взрослый мужчина, а романтичный юноша. Оторвавшись от моих губ, он вздохнул, потом, не говоря ни слова, резко повернулся и направился прочь.

Боже, какая прелесть, никаких сантиментов, никаких «до встречи», «пока-пока», «буду звонить» и прочего сюсюканья! У этого мужчины определенно был стиль.

Уже укладываясь спать, я вспомнила, что сама-то не знаю его номера. Ну, буду надеяться, что проявится сам.

Ах, да, вот еще – перед сном решила бросить свои заветные косточки в надежде, что они подскажут, есть ли в моем новом деле криминал, или я впустую трачу на него время. И отказываюсь от такого романтического свидания… Они меня не подвели. Выпало сочетание 7+36+17. Насколько я припомнила, это сочетание предостерегало: «Пока вы медлите, будущие удачи могут пострадать, а тайные замыслы врагов возмужают». Косточки явно намекали, что пора отнестись к этому делу всерьез, и что криминал там, видимо, все же присутствует. Ну что же, с завтрашнего дня надо будет приступать к более активным действиям.

Следующая порция воспоминаний – второй день моего расследования. Мне пришла наконец в голову мысль, как я смогу посетить Дину и поговорить с ней о ребенке и при этом не спугнуть ее. Я решила представиться сотрудницей соцслужбы, которая проводит опрос по инициативе недавно избранного депутата по данному округу. Для этого я даже не поленилась с утра выяснить фамилию депутата. Итак, соцслужба, сотрудники которой ходят по квартирам избирателей и лично с каждым обсуждают их насущные нужды – у кого слишком мала пенсия, у кого велика квартплата, а у кого – маленькие дети, пособия не хватает. Я составила анкету из многих подобных пунктов, распечатала ее на принтере, словом, все чин-чином. Уважаемый депутат NN – обойдемся без фамилий – должен был бы мне выдать хорошую премию за такое поднятие его рейтинга среди населения. Правда, среди очень узкой прослойки – я собиралась, кроме Дины, посетить лишь нескольких ее ближайших соседей – пять-шесть квартир в ее подъезде, чтобы не вызвать подозрений.

Сегодня очень кстати случилась суббота, поэтому, дав избирателям немного выспаться, в одиннадцать часов я направилась по Дининому адресу. Сначала прошла по соседям. Кое-кто двери мне так и не открыл, но я даже и не расстроилась. Ведь не они мне были нужны. Но все же продолжала безжалостно их беспокоить и отрывать кого от позднего завтрака, кого от телевизора, а кого и от иных, не менее приятных занятий субботнего утра.

В двух квартирах мне открыли и отнеслись к моему соцопросу самым серьезным образом – даже стали давать какие-то наказы депутату и посоветовали внести в анкеты новые пункты. Надо же, умилялась я на этих граждан, не перевелись у нас еще, мягко говоря, наивные люди. Не хочется никого обижать, но просто как-то сам собою вспомнился афоризм: «Дураков в России мало. Но они так грамотно расставлены, что встречаются практически на каждом шагу».

Впустила меня в квартиру и Дина, а уж ее-то я решительно не могла причислить к категории наивных субъектов. Впрочем – откуда мне знать наверняка. Вообще она оказалась не совсем такой, какой я ее себе представляла. Нервные тонкие пальцы, настороженный взгляд и повадки свободолюбивого, но загнанного зверька, который словно каждую секунду ожидает внезапного удара. Однако ничего от хищника. Почему же в ней видели какого-то монстра? Этой женщине явно не хватало любви, понимания, сочувствия. Возможно, ее подтачивала какая-то серьезная болезнь? Не знаю.

Убедившись, что я всего лишь соцработник – а у меня и корочка, разумеется, была подходящая случаю, – Дина немного успокоилась. На вопросы отвечала ровно и довольно монотонно – дескать, всем довольна, все устраивает, в особой помощи не нуждается. Наконец анкета дошла до пункта о детских пособиях. Я сказала, что наша служба особой своей задачей считает охрану материнства и детства, поэтому нам известны все матери-одиночки нашего округа и мы стремимся оказывать им посильную материальную помощь. Дина молчала. Тогда я спросила, не нуждается ли она в чем-то, поскольку нам известно, что она воспитывает ребенка в одиночку. Дина еще несколько секунд словно пребывала в каком-то ступоре. Но вдруг выражение ее лица резко изменилось, ноздри раздулись, глаза засверкали недобрым и каким-то отчаянным огнем, и она закричала на меня:

– Убирайся! Немедленно убирайся, слышишь! Вам меня не достать! И ты тоже от них! Что вам от меня надо? Вы уже отняли у меня все!

– Дина Дмитриевна, успокойтесь, что с вами? О чем вы говорите?

Однако Дина уже забилась в истерике.

Я быстро сбегала на кухню и принесла стакан воды. Дина выпила воду, стуча зубами о край стакана. После этого немного посидела молча. Я не уходила, надеясь на продолжение разговора. Но Дина, собравшись с силами, произнесла:

– Простите. Я немного не в себе, вам лучше уйти. Пожалуйста, простите.

– Может, я могу чем-то помочь? Хотите об этом поговорить? – Я почему-то произнесла эту дурацкую фразу, которую всегда в таких ситуациях произносят продвинутые психоаналитики из голливудских триллеров. Но я, откровенно говоря, тоже несколько растерялась от такой бурной реакции, так что не нашла сказать ничего более подходящего. Дина же тем временем успела взять себя в руки.

– Нет-нет, простите. Все дело в том, что мой ребенок умер через несколько дней после родов. В вашей службе зафиксирован только факт рождения. И меня уже несколько раз за эти годы беспокоили со всякими там пособиями и прочими вещами. А я до сих пор очень болезненно реагирую. Будьте так любезны, вычеркните, наконец, из ваших списков моего несуществующего ребенка! – Дина даже сумела придать своему голосу интонацию праведного гнева. Но она лгала. Она откровенно и беспардонно лгала. Почему? Она всерьез приняла меня за соцработника. Но ведь в этом случае ее слова так легко было проверить. Да просто, наученная, видимо, уже горьким опытом, она была уверена, что это никому не надо, простая формальность и тому подобное. Поэтому лгала без тени смущения на лице и с очень правдивым выражением глаз. Она не догадывалась лишь об одном – по дороге на кухню за стаканом воды я заглянула в спальню. Там, на туалетном столике стояла в деревянной рамочке фотография, где Дина, счастливо улыбаясь, держала на руках мальчика, русоволосого, с голубыми глазами и ямочками на щеках.

Я поняла, что сегодня мне ничего не добиться от этой женщины. Если принесу фотографию из спальни – это вызовет новый приступ, который еще неизвестно чем закончится. Поэтому я вежливо попрощалась и ушла. Из этого визита я вынесла следующее: Дина очень болезненно относилась к любым упоминаниям о ее ребенке. Кроме того, она была либо нездорова психически, либо употребляла наркотики – на мой взгляд, хоть я и не специалист в таких вопросах, симптомы ее нервного выпада равно могли относиться как к тому, так и к другому. Еще один вывод – в сознательном состоянии она не могла причинить вреда своему сыну, кажется, она очень любила его. Но вот не случилось ли трагедии во время одного из таких припадков?

Итак, каковы же итоги моего визита?

Первое – мальчика в квартире, причем субботним утром, нет.

Второе – Дина очень остро реагирует на упоминания о ребенке и явно к нему привязана. Тем не менее скрывает от «соцработника» даже сам факт его существования.

Третье – у женщины серьезные проблемы с нервами. Это по меньшей мере, а то, может быть, и с психикой. В некоторые моменты она даже не способна контролировать себя. Правда, достаточно быстро восстанавливается.

Какие отсюда можно сделать выводы? Реальная угроза благополучию или жизни мальчика действительно существовала. Алевтина Николаевна не ошиблась. Если бы малыш был болен или потерялся бы – реакция матери была бы совсем другой. Незнакомому человеку, пришедшему с благими намерениями, она наверняка пожаловалась бы на здоровье сына либо на то, что малыш исчез из дому и разыскивается милицией. Вместо этого – нелепое объяснение о том, что мальчика уже давно нет в живых, истерика, общий затравленный и напряженный вид. Напрашивались две версии – ребенка украли. Или она сама намеренно или ненамеренно причинила ему вред, а теперь пытается это скрыть.

Чтобы успокоить себя, я на всякий случай позвонила Андрею Мельникову, и разговор с ним окончательно меня убедил, что Дина Дмитриевна Иртенева не обращалась в милицию по поводу исчезновения своего сына.

Так. И что же дальше? «Обрадовать» Алевтину Николаевну? С этим всегда успеется. Нужен мало-мальски вразумительный план действий. Самое худшее – версию об убийстве ребенка собственной матерью – можно оставить на потом. Если это случилось, то здесь уже ничего не исправишь. А Дина от меня никуда не денется. Да к тому же и двенадцатигранники косвенным образом дали мне вчера понять, что худшего еще не случилось, но, как говорится, «промедление смерти подобно». Зайдем с другого бока. Кто из известных мне людей мог удерживать ребенка силой? Его отец, как бишь там его, Валерий? Фигура в высшей степени непонятная, и роль его в этой истории вполне могла быть неприглядной. В более легком варианте – он «не поделил» с Диной ребенка, который бог весть зачем ему понадобился спустя три года, а зная, что через суд при таких обстоятельствах ему ничего не добиться – просто выкрал Женечку и скрывает его неизвестно где. Цель? Узнал о том, что Дина – в будущем – богатая наследница и шантажирует ее, используя ребенка. Непонятно только, как он не узнал этого раньше. Впрочем, могли быть какие-то нюансы, о которых я не имела представления.

Следующая известная мне фигура – «дядя Толик». Но он, пожалуй, отпадает – нет никаких мотивов похищать своего внучатого племянника. Да и по описанию, данному моей клиенткой, этот человек не в состоянии замыслить что-то дурное.

Итак, каковы наши планы? Начнем с самого близкого человека, то есть с любящей бабушки. Ее тоже не мешает проверить. Хорошо бы проникнуть к ней в дом, но для этого нужен весомый предлог. Набьюсь-ка я к ней на чашечку кофе и – о, бедная моя голова – попрошу рассказать о «Доме с привидениями». Заодно проверю реакцию – насколько быстро и охотно она пригласит меня к себе.

Не долго мешкая, я позвонила Алевтине Николаевне.

– Здравствуйте, это Татьяна Иванова вас беспокоит!

– Здравствуйте, Татьяна, ну что? – взволнованным голосом тут же спросила меня Алевтина Николаевна.

– Обрадовать ничем не могу. Да и ничего страшного не обнаружила. Выяснила только, что мальчик действительно не живет с матерью. Но в лечебные учреждения, детприемники, а также, простите, морги, малыш с такими приметами в означенный период не поступал. Я проверила все очень тщательно. И мне требуется немедленно переговорить с вами. Возникли кое-какие рабочие версии. Нужна дополнительная информация. Разговор, как вы сами понимаете, не телефонный. Я не очень вас стесню, если заеду к вам на чашечку кофе, и мы все обсудим? Когда вам удобно? – частила я, не давая моей собеседнице лишних секунд на раздумье.

Однако ухищрения мои не помогли, и Алевтина Николаевна выдержала-таки некоторую паузу, а затем ответила:

– А не помешает то, что дома мой супруг?

– Нет-нет, нисколько.

– Мне не хотелось бы лишний раз волновать Кирилла. У него слабое сердце, а он очень впечатлительный. Я стараюсь уберечь его от излишних волнений – не перенесу, если он по моей вине… ну, вы понимаете.

– Да, конечно.

– Знаете, Татьяна, примерно через час он должен уйти – он по субботам посещает шахматный клуб, у них там давно сложился свой кружок, он не пропускает ни одной субботы. Пробудет там часа полтора-два. И мы как раз сможем спокойно поговорить. Так значит, через час я вас жду, – и Алевтина Николаевна продиктовала мне адрес.

Так-так. Эта отсрочка может говорить о чем угодно, а может и вообще ни о чем не говорить. Кстати, а что это за фигура «дедушка Кирилл»? Стоит в стороне и вроде бы совсем ни при чем. А ведь я о нем почти ничего не знаю. Впрочем, хватит бесплодных фантазий. Нужна, прежде всего, информация.

Глава 3

Спустя несколько часов, досыта наговорившись с Алевтиной Николаевной и даже дождавшись прихода ее супруга, я уже внутренне ехидничала над собой за чрезмерную бдительность. Никакой нервозности, странностей в поведении, зажатости и тому подобных мелочей, выдающих, что совесть человека нечиста, я, к своему облегчению, не обнаружила и у клиентки. Алевтина Николаевна вела себя тревожно-озабоченно, как и подобало ей в такой ситуации.

Сам же разговор о ее «родовом имении», который я затеяла лишь как повод для посещения, оказался небезынтересен и натолкнул меня на кое-какие мысли.

Итак, особняк, иронично называемый семейством Иртеневых «Домом с привидениями», действительно некогда принадлежал какому-то прапрадедушке Алевтины Николаевны. После 1917 года, ясное дело, особняк конфисковали, а прапра должен был срочным образом бежать. В России осталась тогда лишь сестра этого прародителя с маленькими детьми. Она-то и рассказала, что в особняке когда-то была домашняя часовня. Из нее был потайной ход в катакомбы, вернее, в подземный ход… Так вот, якобы именно через этот подземный ход бежал в свое время хозяин имения, спасаясь от преследования большевиков. Дальше Алевтина Николаевна рассказывала не без иронии:

– Видно, кто-то из моих родственников очень любил произведение «Двенадцать стульев», потому что в самой последней интерпретации к рассказу непременно прибавлялось, что наш двоюродный прапрапрадед где-то в самой часовне или уже в подземном ходе ухитрился, убегая со всем семейством, спрятать фамильные драгоценности. Ну а еще более молодые поколения, в частности я сама, пересказывая предание своим знакомым, непременно добавляли, что теперь сокровища стерегут призраки наших усопших родственников. Конечно, все, что касается сокровищ, – полная ерунда. И никаких катакомб мы не нашли. Особняк в советские времена был оборудован под лечебницу профзаболеваний. А часовню переделали под больничную подсобку, ну а потом она вообще наполовину обрушилась – мы не решались туда заходить, боялись, что обвалится, засыплет. Но вот сам особняк представляет собой немалую ценность. Когда началась вся эта эпопея с приватизацией, мой свекор, как я уже упоминала, имеющий немалое влияние, ухитрился сделать так, чтобы мы с Дмитрием смогли приобрести мое «родовое гнездо» по смехотворной, бросовой цене. Лечебница к тому времени перестала существовать, дом сдавали под какие-то склады. Свекру хотелось, чтобы у его единственной внучки Дины когда-нибудь появилось свое «гнездо». Жаль, что все обернулась совсем не так. Впрочем, в детстве Дине нравился «Дом с привидениями». Только вот после нашего разрыва она не хотела принимать ничего, что имело бы отношение ко мне… Сам особняк нам достался в обветшалом, совершенно запущенном состоянии. По мнению специалистов, там осталось кое-что подлинное – изразцовые камины, деревянные лестницы, кое-где – подлинная лепнина, не замазанная более поздними звездами, серпами и молотами. Любители старины предлагали нам спустя некоторое время очень внушительные суммы за особняк. Но мы не захотели его продавать. У нас с Дмитрием была мечта, пожалуй, единственная, поскольку мы очень редко мечтали вместе, – выйти на пенсию и привести дом в порядок. Жить, радоваться, смотреть, как Диночка и ее муж растят детей… Увы, судьба распорядилась иначе. После смерти Дмитрия все пошло наперекосяк. Моих сил хватило только на то, чтобы как-то наладить собственную жизнь. Что с моим внуком? Что будет дальше с моей дочерью? Неужели я их потеряла?..