Дня через два Сомов позвонил дочери, чтобы просто пообщаться. Телефон Олеси не отвечал. Решив подождать, пока она вернется с работы и сама перезвонит ему, Сомов погрузился в текущие дела. До вечера дочь так и не позвонила, ее телефон по-прежнему не отвечал. Сомов забеспокоился. Раньше Олеся всегда перезванивала ему, как только обнаруживала пропущенный вызов. Теперь же пропущенных звонков было не меньше пятнадцати, а от Олеси ни ответа, ни привета. Сомов разыскал номер телефона директора школы, в которой работала дочь, и, связавшись с ним, выяснил, что Олеси на работе сегодня не было и она не предупреждала о том, что будет отсутствовать. Директор отправил домой к Олесе ее коллегу, но дома девушки тоже не оказалось. После таких новостей Сомов забеспокоился всерьез. Первым же авиарейсом он вылетел в Тарасов.
На место Сомов прибыл в шесть часов утра. Приехал на квартиру к дочери. Открыв дверь своим ключом, он осмотрел все помещения. В квартире Олеси не было. Ничего подозрительного там также не обнаружилось. В комнатах был порядок, на кухне в холодильнике лежали продукты. Посуда, тщательно вымытая, стояла по своим местам. Тогда он стал обзванивать все местные больницы. Безрезультатно. С тяжелым сердцем Сомов покинул квартиру дочери и отправился в городское управление полиции. Позвонив нужным людям, нажав на нужные рычаги, в девять утра он стоял в помещении морга при ГУ МВД и смотрел на тело своей дочери. Сомнений быть не могло: это его дочь лежала сейчас на каталке, накрытая простыней.
Подробности Сомов узнал уже от следователя, ведущего дело об убийстве его дочери. В шесть часов утра тринадцатого мая, как раз в тот день, когда Сомов безуспешно пытался дозвониться до своей дочери, тело Олеси Сомовой было найдено в здании Центрального исторического музея мировых искусств города Тарасова. Девушка была задушена собственным шарфом. Других следов насилия эксперты не обнаружили. Смерть наступила не более пяти часов назад. По подозрению в убийстве был задержан сторож музея.
– Пожалуй, это все, что мне известно, – закончил свое повествование Сомов.
– Какие улики указывают на обвиняемого, вы не знаете? – спросила я.
– Да какие там улики! – в сердцах воскликнул Сомов. – Схватили первого попавшегося пьянчужку и навесили на него все грехи. С момента смерти моей дочери прошло уже десять дней, а следствие все топчется на месте. Выбивают признание из алкаша. А мне нужен настоящий убийца, понимаете?
– Понимаю. – Я помедлила, потом продолжила: – В ходе расследования могут открыться непредвиденные факты, в том числе из биографии вашей дочери, вы готовы к этому?
– Не думаю, что вы накопаете какой-либо компромат на Олесю.
– Так думают практически все мои клиенты, однако жизнь частенько преподносит нам неожиданные сюрпризы. Прежде чем я соглашусь работать на вас, вы должны уяснить: я работаю до тех пор, пока в деле не будет полной ясности. И добиваюсь правды, какой бы горькой она ни была.
– Довольно лирики. – Сомов вдруг разозлился. – Предлагаю такой расклад: я даю вам месяц. Это время я пробуду в Тарасове. С моей стороны вы получите любую, повторяю, любую помощь. Можете обращаться ко мне хоть по сто раз на день. А для того чтобы вы всерьез заинтересовались этим делом, предлагаю вот что: если в течение месяца вы находите убийцу моей дочери, я плачу вам круглую сумму. Если же по истечении срока вы не сможете предоставить мне имя убийцы, опираясь на неопровержимые доказательства, то мы расстаемся. За отсутствие результата я платить не намерен. Думаю, такая сумма вас устроит?
С этими словами Сомов вынул из нагрудного кармана блокнот, вырвал из него листок и что-то нацарапал на нем. Закончив свои манипуляции, он протянул листок мне. Я посмотрела на цифры. Они впечатляли. Признаюсь, за свои услуги я просила немало, но даже по самым приблизительным подсчетам сумма, предложенная Сомовым, раз в десять превышала мой обычный гонорар.
– По рукам, – сказала я.
Мужчина удовлетворенно крякнул. После этого я задала ему еще несколько вопросов, и мы расстались, обменявшись номерами телефонов.
***
Спустя час я сидела в кабинете директора музея и выслушивала его разглагольствования на тему вреда алкоголя.
– Вот ведь сколько уже раз собирался выгнать взашей Михаила. И почему я не сделал этого раньше! А все моя доброта. Думал: пропадет совсем человек. А теперь расплачиваюсь за свое мягкосердие. Да ведь никто и предположить такого не мог! По своей сути Михаил абсолютно безобидный. Если бы не водка, ему цены бы не было. А тут вон как дело обернулось. Видно, совсем допился мужик, раз до преступления дошел.
– Скажите, Михаил Воронков раньше проявлял агрессивность в пьяном виде? – Мне едва удалось вставить слово в поток красноречия директора.
– Не могу вам сказать. Прежде Воронков не появлялся в музее даже в легком подпитии. Он всегда пил только вне работы. Данный случай – исключение из правил. Да, раньше бывало, что он не появлялся на работе целую неделю, но когда возвращался, всегда был уже в норме. Остальные сторожа подменяли Воронкова. Чаще всех Петр Семенович Карагодин. Знаете, ведь Мишка мог по полгода спиртного в рот не брать. А потом вдруг срывался и уже неделю остановиться не мог. Мужики, я имею в виду сторожей, жалели Мишку и всегда были готовы его подменить.
– По поводу пьянства Воронкова мне все понятно, – прервала я директора. – Сейчас мне хотелось бы осмотреть место преступления и пообщаться со служащими музея. Может быть, удастся выяснить, каким боком убитая связана с вашим музеем.
– Следователи уже беседовали со всеми служащими, – поспешил заверить меня директор. – Эта женщина никому из них не была знакома. Видимо, она приятельница Воронкова. Другого объяснения ее появления в стенах нашего заведения я не нахожу.
– Иван Андреевич, – обратилась я к директору по имени-отчеству, – предоставьте мне решать, какое объяснение является правильным.
– Да, да, конечно. Пойдемте, я провожу вас в южное крыло здания, в котором и произошла трагедия.
Представив, как Иван Андреевич еще битый час ходит за мной по пятам и комментирует каждое мое движение, я поспешила избавиться от его общества, предложив дать мне для сопровождения кого-то из сотрудников музея. К моей великой радости, директор согласился.
– Приставлю-ка я к вам Майечку, – оживившись, предложил Иван Андреевич, – она девушка расторопная. И проводит, и покажет, и все, что вам нужно, расскажет.
Он нажал кнопку селектора, и мы погрузились в ожидание. Только после третьего звонка на пороге кабинета Ивана Андреевича появилась молодая, улыбающаяся девушка.
– Майечка, вот госпожа Иванова желает осмотреть место, где была обнаружена женщина, – поспешно представил меня директор. – Прошу вас, проводите ее и расскажите все, о чем она будет спрашивать.
– Конечно, Иван Андреевич. Как скажете, Иван Андреевич, – затараторила Майечка, и я тут же пожалела о своем предложении. По всей видимости, директор был меньшим из зол, подстерегающих меня в музее.
Делать было нечего, и я, смирившись с обстоятельствами, последовала за Майечкой.
Для начала я попросила проводить меня в южное крыло. Осмотр места происшествия нужен был в первую очередь для того, чтобы иметь представление о том, как устроено здание музея. Обнаружить что-либо относящееся к событиям десятидневной давности я не рассчитывала. Затем попросила показать мне комнату охраны и пульты слежения. Я обходила помещение за помещением, а Майечка, не переставая ни на минуту, давала свои комментарии всему, что попадало в поле моего зрения. «Эх, мне бы такого свидетеля», – подумала я про Майечку. Но, к моему глубокому сожалению, по ночам Майечка не работала. Когда осмотр был закончен, девушка обратилась ко мне с вопросом. По всей видимости, он не давал ей покоя на протяжении всего нашего похода.
– Скажите, госпожа Иванова, а детектив – опасная профессия?
Я улыбнулась, отметив про себя обращение, усвоенное Майечкой от своего шефа.
– Смотря как работать. Если вы собираетесь расследовать дела только о неверных мужьях и женах, то ничуть. А вот если вы планируете помогать людям добиваться правды, то без риска тут не обойтись.
– Ой, как интересно! А я вот целыми днями в запасниках торчу! Скука смертная. Может, я не ту профессию выбрала?
– И такое бывает. Если для вас здесь скука, то лучше, пока не поздно, поменять профессию. Скажите, что вы думаете обо всей этой ситуации? – направила я мысли девушки в интересующее меня русло.
– А что тут думать. Напился Мишка, вызвал свою подружку в музей. Еще добавили. А потом, как водится, что-то не поделили. Мишка спьяну и задушил ее. Жалко, конечно, дурака. Но и девушку тоже жалко. Она небось еще и влюблена в него была.
– Почему вы так решили? – поинтересовалась я.
– Так ведь если бы не любила, разве потащилась бы среди ночи к этому балбесу?
– Вероятно, нет.
– Вот и я так думаю, – закончила Майечка.
Она проводила меня обратно до кабинета директора. Войдя, я застала Ивана Андреевича за телефонным разговором. Я стала ждать окончания беседы. Как только Иван Андреевич положил трубку, я обратилась к нему:
– Иван Андреевич, не могли бы вы подсказать мне, с кем из сотрудников музея общался Воронков?
– Да он практически ни с кем не общался. Пришел, «пост сдал, пост принял!» – и по своим делам.
– Жаль, – искренне посочувствовала я.
– Но если вы хотите поговорить с очевидцем недавних событий, тогда вам лучше всего встретиться с Петром Семеновичем. Это он обнаружил пьяного Воронкова, а впоследствии и погибшую женщину.
– Где я могу его найти?
– В музее он появится только завтра, сегодня смена не его. Но я дам вам номер телефона Петра Семеновича.
– Большое спасибо, – поблагодарила я.
Иван Андреевич достал записную книжку, полистав, нашел нужный номер, выписал цифры на листок и протянул его мне. На этом мы расстались.
***
Выйдя на свежий воздух, я решила прогуляться, а заодно назначить встречу с Петром Семеновичем. Я неторопливо шла по парку, расположенному вблизи Исторического музея, и слушала длинные гудки в трубке. Мой абонент был недоступен. Что ж, попробую дозвониться попозже. Я убрала телефон в карман. Вдруг мое внимание привлекло оживленное движение в конце парка. Я приостановилась, чтобы лучше рассмотреть происходящее.