День твоей смерти

– Доброе утро! – поприветствовала меня повариха Надя, миловидная женщина лет тридцати пяти. – Вы присаживайтесь! Сейчас хозяйка спустится, и я принесу чай. Или вы кофе предпочитаете?

– Кофе, – подтвердила я.

– Хорошо.

Я села за стол, вскоре Надя принесла поднос с горячими напитками.

– Мне вчера сказали, что завтрак у вас в девять.

– Так и есть, – подтвердила повариха. – Это – второй завтрак, для тех, кто никуда не спешит. А тем, кому надо на работу, в школу или садик, я в половине восьмого стол накрываю. Но сейчас все уехали, только Лизавета осталась да вы.

– Сейчас уже четверть десятого, а Елизавета Константиновна все не спускается, – заметила я.

– Не выспалась, наверное. Да вы ешьте. – Надежда придвинула ко мне тарелку с творожной запеканкой. – Ждать Лизавету вовсе не обязательно, она часто пропускает завтрак.

– Ладно. – Я сделала глоток кофе.

Позавтракала я в одиночестве, потому что бабуля так и не спустилась в столовую. Поднявшись на второй этаж, я подошла к двери в ее комнату, приложила ухо к косяку и прислушалась – было подозрительно тихо. Я приоткрыла дверь, и первое, что мне бросилось в глаза, так это убранная постель. Значит, Елизавета Константиновна уже поднялась и сейчас была в ванной. Я зашла к себе, но оставила дверь приоткрытой, чтобы видеть, когда бабушка выйдет из своей комнаты. Но она все не выходила. Устав сидеть в мягкой груше, которая служила здесь креслом, и непрерывно смотреть на дверь, я решила снова заглянуть в комнату напротив. Там ничего не изменилось. Я позволила себе зайти и заглянуть в ванную – в ней никого не было. Похоже, мы с Елизаветой Константиновной где-то разминулись. Я спустилась в столовую, но там тоже никого не было. На столе стояла только ваза с фруктами.

– Надя, а что, хозяйка уже позавтракала? – поинтересовалась я, заглянув на кухню. Женщина кивнула, подтверждая это. – И где она сейчас?

Повариха пожала плечами, но я продолжала стоять в дверях и смотреть на то, как она ест запеканку. Прожевав, Надя сказала:

– Гуляет по парку, наверное. Что ей еще делать-то?

Я отправилась искать Лизавету. Увидев садовника Степана, высокого подтянутого мужчину лет шестидесяти, поливающего газон, я подошла к нему.

– Доброе утро! Вы Елизавету Константиновну сегодня видели? – поинтересовалась я.

– Видел, – кивнул он.

– Не подскажете, куда она пошла?

– Туда, – садовник махнул рукой за коттедж.

Пройдясь по гаревой дорожке, петляющей между липами, я обошла дом с левой стороны и увидела беседку, обвитую шиповником. Это было хорошее местечко, чтобы побыть в одиночестве, зарядиться позитивной энергией, вдыхая аромат цветущей дикой розы, слушая щебетанье птиц и любуясь рутарием, разбитым напротив входа в беседку. Увы, в ней Андреевой-старшей не оказалось. Ее не было ни на качающейся скамейке, с которой открывался обзор на пруд, ни в теплице, в которой росли овощи. Решив, что мы снова разминулись с Лизаветой, я вернулась к коттеджу. На крыльце мне встретилась домработница, полноватая темноволосая женщина лет пятидесяти пяти, и я поинтересовалась у нее, не видела ли она сегодня хозяйку. Та сделала какой-то неопределенный жест рукой и стала скатывать дорожку, постеленную на крыльце.

– Отдам в химчистку, – сказала Клавдия, будто меня интересовало, зачем она это делает.

– Простите, так вы видели Лизавету? – уточнила я.

– Да здесь она где-то, – пробурчала прислуга, не поднимая на меня глаз.

– Странно, мне все говорят, что ее видели, а я не могу никак с ней пересечься.

– А она что, вам так шибко нужна? – удивилась домработница, хотя вчера Дмитрий, представляя меня ей, так и сказал, что я – телохранитель его мамы.

«Хороша телохранительница, потеряла объект в первый же день», – мысленно ругая себя, я поднялась на второй этаж и постучалась в дверь Лизаветы. Она не ответила, и я распахнула ее – за последний час там не произошло никаких изменений. Достав из кармана смартфон, я набрала номер, который мне дал вчера Андреев. Звонок раздался в непосредственной близости от меня. Оказалось, что мобильник Лизаветы лежал недалеко от входа, на полке под зеркалом. Я не заметила его сразу лишь потому, что он был накрыт тем самым смешным ночным колпаком, в котором бабуля выглядывала ночью в коридор, провожая взглядом свое семейство.

У меня возникла мысль, что старушенция решила поиздеваться надо мной, чтобы работа здесь не казалась мне отдыхом в пансионате. Мне стоило еще вчера догадаться, что реакция Лизаветы на мое появление в доме обманчива. Супругов Андреевых явно удивила ее покладистость. Наставление Дмитрия о том, чтобы я ни на шаг не отпускала его маму и не сводила с нее глаз, показалось мне лишь дежурной фразой, а зря. Похоже, он знал, что его матушка может начать играть со мной в прятки.

«Что ж, раз, два, три, четыре, пять, Лиза, я иду тебя искать», – мысленно проговорив про себя эту считалочку, я направилась вперед по коридору, заглядывая во все комнаты, пока не наткнулась на запертую.

– Елизавета Константиновна! – достаточно громко произнесла я. – Я знаю, что вы здесь. Откройте, пожалуйста! Мне надо обсудить с вами кое-что важное. Для вас важное.

Закончив говорить, я прильнула ухом к двери – ни единого звука. А вот с улицы через открытый угловой балкон стал доноситься какой-то шум. Я бросилась туда и услышала причитания Клавдии:

– Да что же это такое? Да как же это так? Не уберегли… Маменька родная…

Перегнувшись через парапет, я увидела домработницу и повариху. Обе были напуганы до смерти.

– Что случилось? – крикнула я сверху.

Женщины подняли головы. Клавдия вовсю заливалась слезами и была не в состоянии что-либо ответить.

– Там, – Надежда указала мне рукой в глубину парка. – Клава нашла… Умирает…

Недолго думая, я перелезла через парапет балкона, спрыгнула сначала на крышу круговой веранды, а затем на землю и помчалась туда, куда указала повариха. Уже издалека я заметила незнакомца, склонившегося над чьим-то телом. Подбежав ближе, я спросила:

– Что происходит? Кто вы такой?

– Я сторож, а ты кто такая? – строго осведомился мужчина лет пятидесяти.

– Телохранитель. – Я склонилась над пожилым садовником, лежавшим на газоне. – Что это с ним?

– Да, мне сменщик говорил про вас, – несуетливо произнес сторож. – А у Степана, похоже, инфаркт. Он ведь сердечник, все время валидол сосет. Я уже «Скорую» вызвал.

Садовник еле дышал. Судя по опухшим губам, у него был сильный отек гортани. Я повернула его голову набок и заметила красные пятна, проступившие на шее.

«Похоже на аллергическую реакцию», – пронеслось в моей голове, и я стала расстегивать сдавливающий его шею ворот. Расстегнув несколько пуговиц, я обнаружила под левой ключицей раздувшуюся красную шишку, из которой торчало осиное жало.

– Так и есть, анафилактический шок, – сказала я, пытаясь подцепить ногтями жало.

– Чего? – не понял сторож.

– Аллергическая реакция на укус осы. В доме есть аптечка с лекарствами?

– Я уже дал ему валидол. «Скорая» едет.

– Какой валидол? Ему антигистаминный препарат нужен. Живо несите лекарства! – прикрикнула я на сторожа.

– Я принесу, – сказала подошедшая Надя.

– Приподнимите ему ноги! – скомандовала я, сторож медленно, но все же повиновался мне.

Дыхание Степана стало поверхностным, а пульс нитевидным. В моей голове пронеслось: «Еще несколько минут, а то и секунд, и лекарства будут ему без надобности». Мне было известно, что люди по-разному реагируют на укусы перепончатокрылых. Для кого-то – это сущий пустяк, а для кого-то осиный яд – мощнейший аллерген, который приводит к параличу дыхательных путей. Смерть может наступить в течение пятнадцати минут. Когда я разговаривала со Степаном, а это было примерно полчаса назад, он был в добром здравии. Скорее всего, оса ужалила его уже после того, как мы пообщались. Раз реакция развилась так быстро, значит, организм садовника не в состоянии был бороться с ядом, «Скорая», которая ехала из города, могла не успеть его спасти. Из-за спазма гортани Степан практически не мог дышать самостоятельно, о чем свидетельствовали хрипы, вылетающие из его горла. По-хорошему Степану нужно было срочно вводить адреналин, но вряд ли он был в домашней аптечке Андреевых. Надя убежала за ней и пропала. Клавдия рыдала во весь голос, мешая мне соображать. Счет шел на секунды.

– Может, ему искусственное дыхание сделать? – робко предложил сторож, с испугом глядя на садовника, лицо которого неестественно распухло от отека.