Наглость – второе счастье

Наглость – второе счастье
Марина С. Серова

Телохранитель Евгения Охотникова
Почему нормальный человек боится милиционера? Почему малый и средний бизнес нередко предпочитает искать себе защиту у бандитов, а не в милиции? Этот вопрос мучает не только обывателя и будоражит ум не только газетчика, его пытаются решить для себя и важные люди страны.

Марина Серова

Наглость – второе счастье

Глава 1

Нет, сегодня абсолютно все вокруг пытается испортить мне настроение! Тетушка Мила, ненормальный клиент, промозглая погода, мерзкое воронье и кондуктор в трамвае каким-то непостижимым для меня образом вступили в бредовый альянс, озабоченный решением одной-единственной задачи – довести меня до нервного срыва!

Ох, праздновать бы им победу, кабы не моя особая подготовка, полученная в Ворошиловском институте! Теперь даже письмо от отца, употребленное натощак, не заставит меня сломаться и начать нервничать.

А так хорошо начиналось это утро!..

Разбудил меня телефонный звонок. Подобный ритуал настолько прочно вошел в мою жизнь, что стал уже просто обязательным условием пробуждения и неизменным атрибутом моего быта, как блиноподобный бубен в арсенале якутского шамана.

Не открывая глаз, я сдернула с рычага трубку, едва не уронив при этом аппарат с тумбочки на пол. Конечно, можно было бы сначала попытаться проснуться, а после уже отвечать на телефонный звонок, но в таком случае возникает неизменное противоречие – здоровье тетушки Милы или мой спокойный сон!

Мы обе засиделись вчера допоздна. Она, читая Картера Брауна, а я – просматривая «48 часов» с бесподобным Эдди Мерфи. Так что придумать в это утро что-либо более неуместное, чем ранний звонок, было попросту невозможно. Разве что – землетрясение!

Естественно, просыпаться ни мне, ни тетушке Миле не хотелось, но делать это все же пришлось. Причем мне! Потому как мне еще не семьдесят лет. И слава богу!

– Слушаю вас! – пробормотала я в трубку сонным голосом. Сказала и засомневалась – а действительно ли я слушаю?

– Доброе утро! – произнес в ответ на мою реплику мягкий, обезличенный голос. – Я хотел бы поговорить с Евгенией Максимовной Охотниковой.

– Могу вас поздравить! – буркнула я не очень вежливо. Пусть знает, что будить меня очень опасно и даже весьма вредно для собственного здоровья. – Ваше желание близко к осуществлению!

Голос в трубке вежливо рассмеялся. Причем получилось это у него настолько естественно, словно мы были знакомы тысячу лет, так что он успел уже привыкнуть к моим чудачествам.

– Очень рад! – отозвался все тот же мягкий голос, только на сей раз я просто наяву увидела, как он лучится искорками счастливого смеха. – Позвольте представиться: Смирнов Михаил Иванович. Можно и проще – Михаил!

– Представиться я вам, несомненно, позволю. – Ох, господи, и что я на ночь телефон не отключаю! – А вот насчет того, можно или нельзя, мы еще подумаем!

– Да, Евгения Максимовна, видимо, вам очень тяжело бывает просыпаться по утрам! – вновь рассмеялся в трубке голос, то бишь Михаил. – Если хотите, я могу перезвонить позже. Дико извиняюсь, но я даже подумать не мог, что в половине одиннадцатого вы еще будете спать…

– Да нет, что вы! Если у вас ко мне дело, то смело можете излагать суть. Я уже проснулась! – Хотелось бы, чтобы это было правдой!

– Спасибо! – поблагодарил меня Смирнов. Ну не человек, а просто кладезь обходительности! – У меня для вас действительно есть предложение. Дело в том, что мне нужен телохранитель!..

В общем, подобного рода беседа продолжалась еще некоторое время. Суть ее свелась к договоренности о встрече. Я уведомила Смирнова о своей цене, а он назначил время – час дня. Раньше бы все равно он меня не дождался!

Спать я теперь уже не могла, потому как сон (а особенно мой) – птица чуткая. Спугнуть ее легко, а вот приманить обратно без димедрола не получится! Я села на кровати и посмотрела в окно – что нам подарит сегодня природа?

А природа дарила нам весну! Ласковое яркое солнце заливало столицу Поволжья жаркими лучами, стараясь наголову разгромить остатки армий и без того панически отступающей по всем фронтам зимы.

На календаре первое марта. Весна официально вступала в свои права, хотя исподтишка, партизанскими налетами, колошматила зиму уже почти полторы недели! Сугробы на улицах города просели, растеклись звонкими ручьями, приобретя некий бесподобный цвет, который соцреализм мог бы окрестить как «кожа шахтера на пути из лавы в душ»!

В общем, весна прибирала город к своим рукам, помогая работникам коммунальных служб очищать город от слежавшихся сугробов. Коммунальники тоже старались изо всех сил, стремясь спасти улицы от паводковых разливов. Они вывозили снег за город, а по срезам на сугробах, оставляемым нам на всеобщее обозрение ковшами экскаваторов, можно было, как по кольцам деревьев, определить, сколько за эту зиму прошло оттепелей и снегопадов.

В общем, март, весна, солнце! Погода на улице стоит чудесная, и остается лишь радоваться этому. Что я и делала!

Пока любовалась грязно-весенним пейзажем, проснулась тетя Мила. Следуя своей давней привычке, не позавтракав, она прошаркала тапочками без задников за дверь, торопясь вынуть утреннюю почту.

Некоторое время назад тетушка Мила пристрастилась выписывать свои любимые детективы почтой. Вот и сейчас целью ее прогулки было одно – заглянуть в ящик, нет ли новых извещений на очередную бандероль. Впрочем, думаю, что этот обычай скоро будет нарушен. Все дело в том (как жаловалась мне тетушка), что в последнее время ей стали присылать те экземпляры книг, которые однажды уже она получала.

Видимо, в тех фирмах, куда делала заказы тетя Мила, порадовались ее активности и решили, что она выкупит все, что бы ни прислали ей по почте! Жаль будет их разочаровывать!

Я не успела еще и одеться, как случилось нечто, нарушившее весь привычный распорядок дня, – тетушка Мила, войдя с лестничной клетки, прошла не к себе, а прямо в мою комнату! Причем вид у нее был столь торжественный, что мне стоило некоторых трудов суметь захлопнуть отвалившуюся от удивления челюсть.

– Это тебе, Женечка! – проговорила она, счастливо улыбаясь, и протянула почтовый конверт.

Пока я удивленно взирала на тетушку, неизвестное почтовое отправление перекочевало мне в руки. Мила тут же удалилась с чувством исполненного долга, и мне ничего не оставалось более, как полюбопытствовать об имени отправителя.

Письмо было от отца!

Я держала в руках истрепанный за долгое путешествие конверт, не решаясь его вскрыть. Воспоминания, в последнее время казавшиеся мне столь далекими, вдруг нахлынули с новой силой. Мутная волна почти забытой боли вновь всколыхнула душу. Я держала конверт в руках, стоя посреди комнаты, а память зашвырнула меня в ту незабываемую ночь после похорон мамы, что навсегда изменила мою жизнь.

Письмо я прочитала. Приобретенная в Ворошиловском институте привычка к трезвому анализу не оставила меня даже в такой ситуации. Я словно раздвоилась, и одна моя половина задыхалась от боли, а другая абсолютно безучастно обрабатывала информацию, сортируя и раскладывая ее по полочкам.

Этот органический компьютер, активизированный во мне иструкторами, давно превратился в самостоятельное существо. Не буду отрицать – без него мне никогда не удалось бы выполнять свою работу так, как я делаю это теперь. Однако я понимала, что, приобретя его, лишилась возможности горевать и радоваться, не подвергая тщательному анализу причины возникновения своих эмоций. Исключением был, пожалуй, лишь просмотр видеофильмов, чему я посвящала всю ту малость свободного времени, остававшегося после суматошной работы телохранителя.

Не нужно было особенно напрягаться, чтобы понять, насколько трудно давались отцу те пространные фразы, паутиной которых он стремился завуалировать свое одиночество. Отец написал много и витиевато, но вся суть письма сводилась к одному – он просил о возможности заключить мир!

Не скажу, что втайне я не надеялась на что-либо подобное, но представить отца выбрасывающим белый флаг мне было нелегко. Я всегда помнила его твердым в своих взглядах и не отступающим от принятых решений.

Нет, он не извинялся за то, что так легко предал память мамы! Не извинялся и за то, что предпочел забыть про меня во избежание лишних проблем в своей жизни. Он просто считал, что пора переосмыслить происшедшее с точки зрения здравого смысла, присущего двум взрослым людям!

Что ж, спасибо, папа, но как-нибудь в другой раз!

Я отправила конверт дозревать в ящик тумбочки и стала приводить себя в порядок. Пора было готовиться к встрече с клиентом. Боль от заново пережитых воспоминаний и злость на отца, вызванная этим переживанием, переполняли меня. Может быть, именно для того, чтобы приглушить эти чувства, мне захотелось выглядеть сногсшибательно.

Я решила придать себе сегодня вид женщины-вамп. Яркая косметика, вызывающе-эротичная одежда, вычурная прическа разительно изменили меня, превратив в охотницу за мужскими скальпами. И это помогло мне унять расшалившиеся нервные клетки.

Нате вам, выкусите!..

Однако, как бы я ни крепилась, неприятный осадок серой мутью выпал в глубинах моей души. А тут еще и тетушка Мила подлила масла в огонь, едва я высунула нос из своей комнаты.

– Я думаю, что вам уже давно пора выяснить с отцом отношения! – безапелляционно заявила она, сервируя стол к завтраку. – Два взрослых человека при решении любой проблемы всегда способны найти какой-то компромисс!

– Тетя! – перебила я ее. – Компромисс уже найден. И суть его в том, что я живу здесь, а отец – там, во Владивостоке! На этом остановимся и решим, что на данный момент суть проблемы исчерпана!..

Тетя Мила взглянула на меня чуть укоризненно, но промолчала. Она лишь пожала плечами. Точно таким же жестом она всегда сопровождает те решения авторов ее любимых детективов, которые считает неверными, но изменить, естественно, не может. Осознав, что на сегодня эта тема исчерпана, тетушка вернулась к плите.

Полузавтрак-полуобед прошел у нас в этот раз без обычного оживленного обсуждения тех или иных перипетий книжных сюжетов и пересказа содержания видеофильмов. Мне это не прибавило настроения, и ехать на встречу с клиентом не хотелось абсолютно. Гораздо ближе к моему состоянию был бы просмотр какой-нибудь мыльной оперы, наподобие классической версии «Унесенных ветром»! Однако моя профессиональная репутация могла несколько пострадать от такого решения, продиктованного слабостью. Этого позволить себе я не могла!