Петербург – город маленький. Серия «Трианон-мозаика»

– Здесь много – заглянула я в конверт. – Мне столько не понадобится. Я и своими обойдусь.

– Обойдешься – и прекрасно! Приедешь и отдашь. Ну, решайся! Мне сын на билеты высылал, а я, как ты говоришь, своими обошлась. Нет, как можно отказываться! Тут такие дела завертелись, такой роман наяву, а героиня мне все действие может остановить из-за того, что ей, видите ли, на работу не терпится! Кольцо это нашлось, и едва не исчезло из-за этой подозрительной дамочки в ломбарде, в Ригу поедешь, у матери подробности о своей семье расспросить, да мало ли… Бери сейчас же! Считай, что это под залог кольца. Я, извини, у тебя его пока заберу, пусть у подруги в сейфе полежит. Не беспокойся, подруга надежная, и с тобой жаждет познакомиться, только сейчас занята. Так придешь завтра с утра?

Марьяна даже задохнулась в запальчивости, выдав на повышенной громкости длинную тираду. Она слегка раскраснелась, и, словно опомнившись, смутилась:

– Вот распалилась… Прости меня, девочка… Как-то с нервами у меня… От отчаяния до восторга – один шаг.

Не в силах смотреть в ее умоляющие глаза, я закивала, засовывая конверт с деньгами и книгу для Илонки в необъятную «Аскольдову могилу».

– Ну, вот… О главном договорились. А теперь мы устроим себе ланч… или бранч? Ах, неважно… Мы продолжим праздновать замечательным салатом, я научилась его готовить у моей невестки, выпьем еще по глоточку шампанского и отправимся на Крестовский. Больше года на островах не была! Там же и десертом можно себя побаловать, надеюсь, летние кафе уже открылись.

Из метро нас с Марьяной выплеснуло вместе с широким людским потоком, который только после входа в парк разделился на многочисленные рукава. Поразительно, как много питерцев, не избалованных солнцем и теплом, ринулись наслаждаться ими, несмотря на будний день. Поскорее миновав грохочущую зону аттракционов, мы углубились в аллеи с зацветающим шиповником и пионами на клумбах. Везде, где позволяло пространство и планировка, раскинулись бледные тушки горожан, самозабвенно раскрывшихся навстречу даровому витамину D. По краснопесчаным дорожкам неслись дети на самокатах, подростки на скейтах, и представители всех возрастов, вместе взятых, оседлавшие велосипеды. Передвигающихся на своих двоих, а также сидящих на скамейках, а еще больше на стульях за столиками летних кафе, имелось во множестве. Марьяна, в первые минуты радовавшаяся такому многолюдству, постепенно озаботилась:

– Ничего себе… Сколько народу, не протолкаться… Я ни одного свободного места не вижу. А как же наш вожделенный десерт? И поговорить в такой толпе нет никакой возможности…

Вздрогнув от пронзительного сигнала, я оттащила Марьяну в сторону, и нас окатило оглушительно громкой музыкой, доносящейся из раскрашенного фанерного паровозика с вагонами, катающего родителей с детьми.

– На глухих, что ли, рассчитано? – недовольно поморщилась Марьяна, стряхивая с рукава белой кружевной блузки листья, зацепившиеся с куста, ограждающего дорожку. – Неужели своих мультиков мало… И тут Дисней… А что за музыка, такая знакомая? – обернулась она ко мне.

– Чайковский, «Спящая красавица» – рассеянно ответила я, оглядываясь в поисках свободных мест. – Там весь мультфильм под музыку из балета. Вон, столик свободный!

– Так ведь это пивной ресторан! – решительно отказалась Марьяна. – Давай еще пройдем.

– А если дальше вообще ничего не будет? Это уже далеко от входа, людей все меньше.

– Ну… Если еще пройти, там близко другой выход, может, попадется что… – несколько неуверенно и уже устало предложила Марьяна.

Она оперлась на мою руку и пошла медленнее, как-то обреченно полуприкрыв глаза и глядя себе под ноги. Я вертела головой в надежде отыскать место, где можно будет ей отдохнуть, и удача смилостивилась над нами: за одним из поворотов аллеи обнаружилось крохотное летнее кафе, всего на пять-шесть столиков под круглыми тентами, укрепленными на стояке посреди каждого пластмассового стола. Здесь устроились в основном семьи с детьми, и за одним из столов пустовали два кресла, тогда как еще два из обычных четырех переместились к столу, занятому большой и шумной компанией.

Усадив Марьяну, я немного замешкалась, наблюдая за ее бледным и словно опустошенным лицом. Она замерла, прикрыв глаза, но тут же глубоко выдохнула и, словно встрепенувшись, огляделась по сторонам:

– Как здесь заказ сделать? К нам подойдет кто-нибудь или надо самим?

– Давайте схожу к стойке – привстала я со своего стула. Но моя опекунша решительно поднялась сама:

– Ну, нет… Я тебя вытащила, навязалась к тебе в компанию, да еще и заставлю делать заказ? Как ты думаешь, мороженое, которое вон тот малыш уплетает, вкусное?

Она пошла, лавируя между столиками, а я повернулась лицом к дорожке, прячась от непривычно-жгучего солнца. Оно било мне в глаза, поэтому я сразу не заметила, что недалеко от кафе стоит человек, показавшийся мне знакомым. Одет он был так же, как огромное большинство молодых (или не очень) людей, встреченных нами по дороге в парк: шорты, расстегнутая рубашка поверх футболки, на голове бейсболка и темные очки в поллица. Но что-то его отличало от множества людей в беззаботной толпе – то ли ухоженный вид, то ли некоторая солидность в повадке. Вместе с этим я готова была сама себе поклясться чем угодно, что это тот самый тип, который пытался навязаться ко мне вечером возле супермаркета. Мало того, краем глаза я не раз ловила его присутствие в толпе на входе в парк и дальше по всему нашему с Марьяной пути следования. Его глаз под очками я не могла видеть, но лицо его было обращено в сторону столиков. Он присел на постамент таблички с указанием маршрутов и явно никуда не собирался уходить.

– Тебе кофе или сок? – Я не сразу поняла, что это Марьяна вернулась и стоит за моей спиной. – Пить что ты будешь?

– А-а… Мне все равно – спохватилась я. Марьяна кивнула, скрываясь, и через минуту вернулась, сев напротив и с удовольствием оглядываясь: – Сейчас заказ принесут.

Пока официантка расставляла чашки и креманки на столе, я старалась не смотреть в сторону указателя. Но, уже взяв в руки ложечку, не удержалась: вчерашний несостоявшийся провожатый сидел на прежнем месте, непринужденно развалившись и скрестив руки на груди.

Марьяна попробовала мороженое, пригубила кофе, и заметила, впрочем, без всякого неудовольствия:

– Да, явно не авторская кухня. Но зато светит солнце, люди веселятся, и пахнет шиповником. Это уже повод для радости. А еще я могу поговорить с тобой о том, что меня занимает почти целиком вот уже много месяцев.

– О Павле первом? – спросила я, заранее зная ответ. – Но ведь вы же не думаете, что наша семья… как бы это… происходит от какого-то потомка Павла?

– Внебрачные дети Павла Петровича известны, у него их было как минимум двое. Старший сын, если мне не изменяет память, прозывался Степан Великий, он родился еще до женитьбы будущего императора, матерью его стала некая дама, старше его годами. Тогда существовала такая практика: покладистым дамам поручалось обучать юных отпрысков знатных фамилий умениям действовать в интимной обстановке; впрочем, такие сведения всегда неточны, плюс искажаются со временем. Другим внебрачным ребенком Павла была девочка, которая родилась уже после его смерти. Имя матери точно неизвестно, называются разные дамы, но для нас это не существенно.

– Уже хорошо, что не от Павла… – пробормотала я, краем глаза наблюдая, как шумная компания с детьми поднимается с мест и отправляется куда-то дальше наслаждаться погожим днем. Освободившийся столик тут же занял господин в темных очках, устроившись прочно и, судя по всему, надолго. Ну, вот и ответ, отчего он здесь застрял – просто ожидал места. Остается, правда, вопрос, как могло произойти, что я натыкаюсь на него два дня подряд – Петербург многомиллионный город, и случайные встречи возможны разве что между жителями одного квартала. Впрочем, Крестовский и Петроградский острова находятся рядом… Так или иначе, я перестала коситься в его сторону, снова прислушавшись к голосу Марьяны.

– …Все дело именно в рыцарских идеях! Павел с детства находился под очарованием красоты рыцарских обрядов, с его стола не сходила книга аббата Верто, огромный иллюстрированный том. А любимым романом у него был «Дон Кихот» Сервантеса… Павла часто называют российским Гамлетом, это сравнение стало общим местом – якобы Павел принял роль умалишенного, чтобы уцелеть при дворе матери, узурпировавшей трон, вдобавок косвенно виновной в смерти отца. Но… его скорее можно назвать Дон Кихотом на троне. И вот этот странный, непонятый, даже чудаковатый Дон Кихот искал свою Дульсинею.

– Почему вы так думаете? – довольно бестактно брякнула я, прервав горячие излияния своей негласной опекунши. Каюсь, я сделала это скорее потому, что Марьяна в пылу увлечения заметно повысила голос, а мне отчего-то не хотелось, чтобы господин в очках оказался в курсе нашей беседы. К счастью, Марьяна не обиделась, а только заговорила тише, приблизившись к моему лицу.

– Потому что считал себя рыцарем! Потому что стал им на самом деле! Едва ли не первое, что Павел сделал, получив императорский трон, еще до коронации, буквально через месяц после смерти матери, он уже принял посланцев от ордена иоаннитов. Рыцарям пришлось оставить Мальту, и они обратились с просьбой дать ордену пристанище… Надо сказать, что орден не сразу перебрался в Россию. Вначале шла речь только о подписании конвенции об установлении командорства, говоря современным языком, что-то вроде филиала ордена на территории России. Был еще торжественный въезд посла ордена, графа Литта, об этом есть много воспоминаний, зрелище получилось грандиозное, почти театральное. Павлу на аудиенции в Зимнем дворце были преподнесены дары от иоаннитов и вручены верительные грамоты с просьбой стать покровителем ордена… – Марьяна заметно выдохлась и, словно возвращаясь в реальность, помешала ложечкой в креманке с растаявшим мороженым. – Разошлась, как на заседании кафедры… Зачем я несу без устали всем известные факты? Все знают, что Павел стал гроссмейстером ордена, принял посвящение в рыцари, ну, и так далее…

Кстати, тебе не кажется, что вон тот молодой человек не сводит с тебя глаз? Во-он там, позади тебя – она показала в его сторону, не поворачивая головы. – Я его еще раньше приметила. Вот помяни мое слово, если бы меня с тобой рядом не было, сидел бы он сейчас на моем месте. Чего ты морщишься? Вполне приличный молодой человек. Ухоженный, часы, кажется, дорогие… Нет, что тебе не нравится? Или у тебя кто-то появился?

Я решительно помотала головой, соображая, говорить ли о вчерашнем происшествии. Вот именно: происшествии, которого не было. Марьяна мое молчание поняла по-своему:

– Тебя смущает, что он постарше? Ну да, он примерно как мой сын, ему за тридцать пять, может, чуть больше. Но зато фигура какая! И от природы хорошо сложен, и следит за собой, явно фитнесом не пренебрегает. Думаешь, если даме за… – она пошевелила пальцами, подняв руку в кружевном рукаве – то и мужчин она перестает видеть? Не тут-то было! Глаза как раз и остаются! – она засмеялась, став похожа на себя, какой я всегда ее помнила. – Разреши спросить, моя дорогая, как вы сейчас знакомитесь? Как-нибудь по интернету?

Я замялась, молниеносно перебрав в голове мои немногочисленные попытки знакомства через социальные сети. Должно быть, виной моих неудач было то странное обстоятельство, что на фотографиях я выгляжу небольшой и даже худенькой, каковую девицу и рассчитывают увидеть молодые люди, приехавшие на свидание. А перед ними является вот такая вот «девушка с веслом»! Вслух я произнесла:

– По всякому… У кого-то и так. А… Павел действительно стал рыцарем? – вопрос этот уводил Марьяну от малоприятной темы.

– Разумеется! А вскоре даже гроссмейстером ордена иоаннитов. Интереснейшая, кстати, ситуация – Марьяна охотно вернулась к тому, ради чего она меня вытащила в парк. – В одном лице объединились российский император, православный и женатый человек, и глава католического рыцарского и монашеского ордена. Каждая ипостась отвергает другую!

Но Павел Петрович поступил решительно: при дворе стало известно, что супружеские отношения между ним и императрицей прекращены. Якобы по предписаниям доктора, «ввиду слабого здоровья ее величества». Большого удивления эта новость не вызвала, тем более что Мария Федоровна родила десятерых детей. Так что свои обязанности перед династией эта супружеская пара выполнила. И перевыполнила! – Марьяна улыбнулась, добавив совсем другим тоном – Вот не думала, что такие клише из времен «развитого социализма» могут выскочить из подсознания…

Она огляделась, вздохнув, и в очередной раз посмотрела на господина в бейсболке, мирно потягивающего что-то прохладительное. Пригнувшись ко мне, продолжила доверительно:

– Кстати, Павел был не единственным «женатым монахом» – есть куда более романтическая история. Граф Джулио Литта, бальи и посланец ордена, вручавший Павлу дары, красавец, командир военного корабля, влюбился в графиню Скавронскую, молодую вдову русского посланника в Неаполе. Согласие на брак рыцаря ордена иоаннитов давал папа римский, причем по ходатайству самого Павла Петровича. Злые языки утверждают, что не последнюю роль здесь сыграло колоссальное состояние Екатерины Скавронской. Она уже была богата, выходя замуж, потому что приданое за ней давал дядя, тот самый, знаменитый Потемкин. А уж после смерти мужа она стала одной из богатейших женщин в Европе.. Нет, романтическую сторону я не берусь отрицать, пара была красивейшая… Но… Мне не дает покоя то обстоятельство, что граф Джулио, или, как его звали в России, Юлий Помпеевич, был близок к иезуитам. И его успехи при русском дворе совпали с продвижением аббата Грубера! А уж он-то был иезуит явный и высокопоставленный.

– Подождите, а эти-то при чем?

– Видишь ли, девочка, тут такие дебри начинаются… Не буду мучить тебя точными датами и пространными фактами – сейчас, если интересно, все можно найти в сети в один клик. Екатерина, мать Павла Петровича, дала приют ордену иезуитов на территории России. Это уже после того, как папа римский объявил об уничтожении ордена Иисуса. Но дальше Полоцка она их не пустила – дескать, пусть сидят на окраине империи и занимаются образованием. Это у них всегда было хорошо поставлено, вот и Литта у них учился. А уже при Павле аббат Гавриил Грубер смог подобраться к самому императорскому семейству, причем в самой доверительной форме. И началось все с лечения зубной боли! Что уж там за лекарство давал этот иезуит императрице, но приобрел доверие самое полное. Между прочим, впоследствии этот аббат стал главой ордена, генералом, как у них называлось. И среди иоаннитов, говорят, имелось множество скрытых иезуитов.

– Иоанниты – это и есть Мальтийский орден? – решилась я прервать поток красноречия моей бывшей преподавательницы истории.

– Они самые – охотно отозвалась Марьяна. – Прости, совсем я тебя заболтала. – Но на Мальту они уже никогда не возвращались. Это отдельная тема, и очень интересная, потому что история Мальтийского ордена не окончена, он и сейчас существует.

Я помолчала, переваривая услышанное, и задала вопрос, который меня мучил еще со вчерашнего дня:

– А те Потурины, о которых вы пишете… Все-таки… Отчего вы связываете их с нашей семьей? Фамилия-то другая!

– Ну, фамилии иногда искажаются со временем… Или даже заведомо даются измененные, в усеченном виде или в виде анаграммы. Так было принято в дворянской среде, если хотели дать имя ребенку, рожденному вне брака. Примеров тьма: побочный сын Трубецкого назывался Бецкой, князя Гагарина – Гарин, или же вот: Чарнолужский – Луначарский. Если бы удалось разыскать церковные записи, вот это была бы находка! Расспроси отца, вдруг он знает, в каком месте жили его предки.

– Попробую… А как вы связываете ту девушку, Ираиду, с Кутайсовым, и почему считаете, будто Павел мог обратить на нее внимание?

– Да как раз поэтому! – едва не подскочила на месте Марьяна. – Тут прямо мистика какая-то! Стоит мне сделать предположение, даже самое смелое, как оно тут же находит подтверждение, да как стройно все выстраивается! Только вчера мы с тобой поговорили о том, что Ираида Потурина вполне может находиться в родстве с тобой, пусть и в самом отдаленном времени, как ты находишь это кольцо! Это не знаю что!

Марьяна снова так повысила голос, что мы обе испуганно огляделись по сторонам. Но никто к нашему разговору явного интереса не проявил, и моя темпераментная собеседница едва ли не зашептала: