Трижды Александра. Серия «Трианон-мозаика»

– Это что? – прокричала Татьяна, зажимая уши.

– Ремонт у соседей! – переждав пару секунд, когда шум на мгновение стих, ответила Юлия.

– Ничего себе! И давно?

Вопрос остался без ответа, потому что грохот возобновился. В кухню, морщась и качая головой, вошел Юрий, за ним Михаил.

– Так и живем! – пожаловался Михаил. – Новые соседи то ли сэкономили на мастерах, то ли им не повезло – делают что-то уж очень долго. Мне-то легче, я на работу ухожу, а вот Юля дома сидит, совсем извелась.

Пользуясь временным затишьем, Юлия быстро накрыла на стол. Гости расселись по местам, но разговор не клеился – все прислушивались, ожидая новой волны нестерпимого шума.

– Минусы многоквартирных домов – подала голос Татьяна. Похоже, она не могла долго хранить молчание. – Мы к частному дому привыкли, а в Москве, наверное, таких домов и нет. Придется к соседям приноравливаться.

– Так это правда, что тебя в Москву перевели? – оживился Михаил. – Что ж ты молчишь? Твое повышение по службе надо отметить! Ты кем в Петрорецке был?

– Начальником ОВД – ответила за него Татьяна.

– А по званию?

– Полковник – улыбнулся Юрий. – Но в Петрорецке я был большой шишкой, а в Москве буду мелкой сошкой.

– Не прибедняйся! – засмеялся Михаил. – Тебя не могут не заметить.

– Вот и я то же самое говорю – подхватила Татьяна. – Ему ведь не раз уже предлагали и в Питер, и в Москву, а он ни какую.

– Нигде такой охоты и рыбалки нет, как у нас. И дом я люблю.

Его слова снова прервал оглушительный шум, на этот раз, похоже, грохотали молотки.

– Пойдем, зайдем к ним? – предложил Юрий хозяину дома. – Хоть спросим, много ли им еще работы осталось.

Они встали из-за стола и вышли из квартиры.

– А детей у вас чего нет? – поинтересовалась Татьяна – сколько лет вы уже женаты?

Юлия постаралась подавить в себе раздражение, пытаясь успокоить себя, что эту бесцеремонную особу она видит в первый, и даст бог, в последний раз в жизни.

– Больше двух лет. Детей мы хотим, и со здоровьем у обоих все нормально, но…

– Как же нормально, а пятна эти?

– Доктор говорит, что это не связано…

В кухню возвратились мужчины.

– Плохие новости! Они срывают и обдирают все, что раньше сделали. Хозяин недоволен и требует все начать снова – объявил Михаил.

– У меня есть предложение! – негромко сказал Юрий. – Наш дом в Петрорецке пустует, там есть все, что нужно, отопление не выключено. Поживите, сколько захочется.

– Вы разве дом продавать не собираетесь?

– Юрка и слышать про это не хочет – вступила в разговор неугомонная супруга. – Продать, и дело с концом, деньги на новом месте пригодились бы – потянулась она за новой порцией салата.

– Нет, дом я не продам – спокойно возразил Юрий. – Он у меня как пиджак, мне все впору, все по размеру. Все, что мне нравится, там есть.

– Слышали? Вот и поговори с таким. Не представляете, сколько трудов положено, чтобы выдернуть его из Петрорецка.

– Вот ключи, Михаил. Этот от входной двери, этот от гаражной, а вот этот длинный – от ворот. Если что будет непонятно – позвоните мне, а еще лучше, обратитесь к соседям. Рядом с нами живут Полянские, муж и жена, на пенсии. Они нам раньше по дому помогали, и теперь приглядеть согласились.

Татьяна пожала плечами, но против обыкновения промолчала.

– Понятно, кто у вас в семье решения принимает – засмеялся Михаил. – Ты как, Юля? Не против пожить в тишине и на свежем воздухе? А я, пожалуй, принял бы ваше предложение. У меня от отпуска неделька осталась неиспользованная, хоть выспаться удастся.

– Вот и договорились – подвел итог Юрий. – Только запаситесь походной одеждой, если намереваетесь на прогулки ходить. Наш дом почти на краю города, обогнете низину, там по осени сыро, и вы уже в лесу.

– Ладно, я все равно туда возвращаться не собираюсь. Ну, за ваше новоселье! – подняла бокал Татьяна. – Миш, мне твоя Юля понравилась. Нет, честно! Ты когда женился, я подумала – ну, седина в бороду и все такое. Вы ведь с Юркой ровесники? Тебе уже сорок четыре или будет? А тебе, Юль?

– Двадцать восемь. – Юлия постаралась произнести эти слова как можно суше, но Татьяну оттенки настроений не интересовали.

– Да? Девчонка совсем! У тебя, Миш, дочери от первого брака сколько лет? Она институт уже закончила? Или как это сейчас называется? Нет, тебе повезло, что на Юле женился! Только, Мишка, у нее на тебя аллергия, не иначе! Откуда у молодой девчонки такая жуткая сыпь?

– Нам пора, Татьяна. До поезда осталось меньше двух часов.

Юрий встал из-за стола и подошел к Юлии:

– Все было необыкновенно вкусно. А еще я очень рад нашей встрече.

Он взял ее руку и поцеловал тонкие пальцы, покрытые красноватыми пятнами с сухими, шелушащимися краями.

Санкт-Петербург, сентябрь 1736 года

Густав Бирон резко поднялся, пламя свечей заметалось, по стене мелькнула тень. Он постоял, играя желваками на скулах.

– Ты вот что… Я на войну идти хочу. Тебя бы я з зобой для узлужения взял, да стар ты…

– Что ты, батюшка! Али жизнь не мила?

– Я зольдат. Мое дело – война. Хватит мне во дворцах жить. Ты вот что, старик… как тебя – Федотыч? Там парень есть молодой, Прошка, что ли? Ты его мне обучи. Его з зобой возьму. Зтупай.

Старик с поклоном засеменил к двери, что-то бормоча под нос. Густав остался один. Теперь он не мог заставить себя сесть, а ходил кругами вокруг обширного стола с подсвечниками и иконой. С тоской возвращался мыслью к прошлым своим дням, и чтобы не мучиться понапрасну, старался не думать о навсегда потерянной Александре. Вспоминал, как рос на родительской мызе,[6 - мыза – отдельно стоящая усадьба с хозяйством, обычно в Прибалтике или под Петербургом.] как ушел из дому совсем юным, почти подростком, на военную службу. Такова выпадала доля всем младшим сыновьям в их небогатом прибалтийском краю, зажатом между сильными государствами.

Братьев Биронов было трое – старший Карл, средний – Эрнст Иоганн и младший Густав. Старший брат тоже по военной части пошел, в польских войсках до подполковника дослужился. Карла учить не стали – не сметлив, тяжелодумен. Густава кой-чему, что в жизни пригодится, дома обучили – незачем деньги даром переводить, младшему в семье одна дорога – родителей в старости досматривать, когда пора придет. А вот Эрнста отослали в университет в славном городе Кенигсберге, и хоть не сразу, одолел он непростой университетский курс. Должно быть, и покуролесил он в те годы немало, студиозусам без этого неможно. Но и кое-что важное для себя уловить смог. После учебы попытался пристроиться при каком-нибудь дворе побогаче, приезжал в Петербург, просил места, но тогда не нашлось ваканции. Пришлось вернуться в скудную Курляндию. И тут Фортуна смилостивилась над ним. Русскую царевну, Анну Иоанновну, племянницу императора, выдали замуж за курляндского герцога. Прожили они с мужем всего ничего, овдовела она, не успев и познакомиться толком со своим супругом. И потянулись годы скучного вдовства. Вот тут и пригодились все качества Эрнста Иоганна – и ученость, и светское обхождение, и красота.

Густав подошел к настенному зеркалу в тяжелой раме, пригляделся в полутьме к своему отражению. Брат Эрнст признанный красавец, всем взял: лицо узкое, длинное, аристократическое, нос орлиный, породистый. А у Густава и лицо пошире, и нос короткий, простецкий. А губы и вовсе толстоватые, не то, что у Эрнста – тонкие, изогнутые, «лук Амура».

Что только в голову не лезет! Говорят, первая ночь после похорон самая страшная. Верно говорят. Когда возвратились из Лавры, попробовал он посидеть с приглашенными за поминальным столом. Соотечественники из свиты Эрнста и сослуживцы из полка быстро перепились, зашумели, загорланили. Со стороны не на поминки похоже было, а на веселую гвардейскую попойку. Даже прислуга взгляды укоризненные бросала, не таясь. Ушли с Александром, младшим братом покойной жены на половину Густава, посидели немного, помолчали. Говорить особо и не о чем было. Александр Меншиков вскоре домой уехал, а Густав остался один.

Он прикрыл глаза, в кресле устроившись, и поневоле в воспоминания ушел. Шесть лет с лишком минуло с того памятного утра, когда в окошко бедной мазанки постучался один из солдат, что служили под его командой: