Золотой воскресник

Как-то Бородицкая пожаловалась Тишкову на высокий уровень холестерина в крови.

– Уровень твоего холестерина, – успокоил он ее, – соответствует уровню твоего темперамента.

* * *

Юра Ананьев – дрессировщик медведей и разного другого зверья – был универсальным драматическим актером. На сцене Уголка Дурова он создал настолько точный и колоритный образ Владимира Леонидовича Дурова – с усами, лихо загнутыми кверху, в камзоле с большими карманами, набитыми печеньем и вафлями, рубашке с кружевным воротником, атласных шароварах по колено, шелковых чулках и золотой бабочке, – что казался достовернее самого Дурова. Юра был Дедом Морозом от Бога, и если новогодний Саваоф и впрямь существует, то это исключительно Юрин типаж. Он мог принять любое обличье и всегда попадал в яблочко, ничего случайного, каждая деталь костюма, грима – работала на образ.

Как-то я звоню ему:

– Юр, как дела?

– Ужасно, – он отвечает. – Сижу гримируюсь под Нелюдя. Режиссер поручил мне роль Нелюдя, а как он выглядит – никто понятия не имеет!

* * *

Лёня в Уваровке:

– Мы тут под елками встретились, три мужика – я, Миша и Женя, и все про груши говорили, про грибы. Поговорили минуты три и разошлись. Они про помидоры стали говорить, а мне это было неинтересно.

* * *

Наш сосед Женя долго и старательно прививал грушу к рябине и в конце концов добился успеха! У него народились маленькие горькие груши.

* * *

Женя – бывший милиционер. Лев кому-то его представил:

– Женя – наш большой друг, он нам лук сажал.

– Что лук! – сказал Женя. – Я людей сажал!

* * *

В моей передаче на телевидении Юра Ананьев снимал козла. Почему-то из Уголка Дурова за ними не приехала машина. Мы вышли на дорогу. Я подняла руку, голосую, а Юра с козлом отошли в сторонку. На мой зов остановился какой-то драндулет.

Я – приветливо:

– Нам нужно с вами подвезти одного козла.

Пока водитель пытался переварить эту информацию, Юра стремительно затолкал козла в машину и сел сам.

– Но вы ведь сказали – одного! – обиженно проговорил шофер.

* * *

Когда я жаловалась на что-нибудь, мама всегда говорила:

– Как ты можешь быть чем-то недовольна? Вся твоя жизнь – сплошной фейерверк!

* * *

На английском итальянцы не разговаривают, поэтому в Риме, не зная итальянского, то и дело попадаешь впросак. Заказываешь в ресторанчике вегетарианскую пасту, а тебе приносят брутальные сардельки.

– Зачем я только беру тебя с собой! – возмущался Тишков. – Хотя бы словарь полистала наиболее употребительных слов!

– Клянусь, – я произнесла торжественно, – в следующий раз с тобой поедет в Рим человек, который свободно владеет несколькими итальянскими словами!

* * *

У Якова Акима была знакомая, она говорила:

– Я без того, чтобы мне позвонили и пригласили на любовное свидание, вообще утром не встаю с постели.

В какой-то момент она призналась Якову Лазаревичу, что полностью растеряла к этому весь научно-художественный интерес.

* * *

Литературовед Надежда Иосифовна Павлова:

– Мы с Яшей Акимом были в Болгарии, он там купил себе вельветовый пиджак. Тогда было модно. Он ведь красавец, пришел в этом пиджаке, а я возьми и ляпни: “Ну прямо Дориан Грей!” – черт бы меня побрал!

* * *

На празднике журнала “Дружба народов” зам. главного редактора Наташа Игрунова показала мне сына писателя Виктора Драгунского – с детства любимого героя “Денискиных рассказов”! И я увидела усатого мужчину со щетиной, в костюме и в очках.

Понятно, что ему все осточертели с этим делом, поэтому я подошла и просто молча потрогала его.

Он улыбнулся и сказал:

– Живой, живой.

* * *

– Серьезно, достали, – вздохнул Денис Драгунский. – Читаешь лекцию (Денис Викторович – филолог, философ, экономист, преподавал греческий язык в Дипломатической академии). Спрашиваешь: у кого есть вопросы? Все молчат. Поднимается робкая рука. “А вы правда кашу из окна вылили?”

* * *

– Не знаю, в детстве он этим страшно гордился, – вспоминал художник Чижиков. – Размахивал книгой “Денискины рассказы” и говорил: “А вот это про меня!” Он очень хорошо рисовал корабли. Виктор дарил нам его рисунки, они у нас висели на стенках. Поэтому в рассказах Драгунского фамилия Дениса – Кораблёв.

* * *

На Новый год Лёня Бахнов пошел на улицу проветриться. Идет в три часа ночи, песню поет – кругом петарды взрываются, салют, ракеты… Вдруг смотрит – прямо на него по тротуару, извиваясь и шипя, несется во-от такая здоровенная фиговина, рассыпая снопы искр. Он раз – и раздвинул ноги. Она у него между ног пролетела и буквально метрах в двух с невообразимым грохотом разорвалась, как шаровая молния.

– Ты не поверишь, – сказал Лёня. – Но я даже на некоторое время перестал петь. Моя песня просто застряла в горле. Ведь взорвись она на пять секунд раньше, я мог – ни с того ни с сего, в новогоднюю ночь – лишиться своих вторичных половых признаков! Нет, я, конечно, знал о жертвах новогодней пиротехники, но мне совсем не хотелось пополнить собою их и без того большое число…

* * *

Поэт Герман Лукомников: