Анатомия любви

– Еще бы – жена мэра…

– А не в том дело. Будь это кто угодно – он бы злился так же, и я, представь, сейчас его хорошо понимаю, – Маликов помахал перед ее лицом листком. – Ну придумывай, что будешь говорить, больше я выхода не вижу.

Инна тяжело вздохнула, собрала все бумаги и вышла из ординаторской, направляясь к лестнице в переход между корпусами.

Аделина

После разговора с Кайзельгаузом у меня осталось очень приятное впечатление и какая-то ностальгия, вызванная, видимо, его словами об отце. Наверное, никто, чьи родители не работали в той же области и не были успешными и признанными, не сможет понять этих чувств.

Мне было чуть легче потому, что я женщина, мы все-таки немного иначе воспринимаем подобные моменты, да и мать никогда не стремилась видеть меня рядом с собой в операционной. Наоборот, она всячески отговаривала меня и не подталкивала к выбору профессии, считая неспособной и ни на что особенно не годной.

Семену же досталось, очевидно, по полной программе. Его отца, Бориса Исаевича Кайзельгауза, я знала довольно неплохо, и это был тот еще субъект. Самовлюбленный, холеный, с завышенной самооценкой, он всегда появлялся в отделении, где оперировал, с пафосом и громким говором, как будто считал хорошим тоном орать в коридорах, и его совершенно не смущало, что в палатах находятся пациенты после тяжелейших операций, выполненных его коллегами.

Кстати, сам Борис Исаевич в последнее время практически не брался за сложные или сомнительные случаи, находил тысячи причин для отказа и передачи такого пациента кому угодно. Я подозревала, что он просто-напросто опасался негативных исходов, чтобы не испортить себе репутацию блестящего хирурга. Он на самом деле когда-то таким и был, просто сейчас уже и возраст, и новые технологии, овладевать которыми ему становилось все труднее. И сын пригодился ему для этого как нельзя более кстати, и можно было продолжать поучать его, делая вид, что проверяешь знания и квалификацию.

На самом же деле, по отзывам коллег, как следовало из небольшого досье, собранного для меня Аллой, Семен Кайзельгауз-младший был отличным хирургом, может, не выдающимся, но уж точно не заурядным, он обладал быстрым и четким мышлением, хорошей реакцией и уверенными, твердыми руками. И те же коллеги кулуарно поделились с моим референтом мыслью о том, что отец нарочно принижает способности сына, чтобы удержать возле себя, сделать зависимым, пошатнуть уверенность в том, что Семен сможет добиться чего-то самостоятельно.

Нет, мне в этом смысле с матерью повезло, она никак не комментировала мои успехи или неудачи, не влезала в мою работу – вообще не интересовалась тем, как и что у меня происходит. И вот за это я сейчас, сравнив наши с Семеном истории, была очень благодарна, хотя раньше обижалась. Нет, мама все сделала правильно – она научила меня выбирать свой путь и следовать ему, а не ждать, что великая Майя Михайловна придет, протянет руку и все решит за меня. Все, чего я достигла в медицине, было моей личной заслугой, а вовсе не отголоском фамилии Драгун.

Мне очень хотелось, чтобы Семен Кайзельгауз-младший остался работать в моей клинике, я чувствовала, что он для нее создан, что ему хочется делать что-то свое, что он будет стремиться к чему-то новому, и это для меня значило куда больше, чем всякие характеристики. Теперь бы еще Иващенко дал ему положительную оценку – и можно выдохнуть, хирургов у меня будет ровно нужное количество.

Дверь кабинета распахнулась без стука, и на пороге появился Матвей. Я, подняв глаза от счета-фактуры, который собиралась подписать, вдруг увидела выражение лица мужа… Он был весь белый, разъяренный – таким я Матвея не знала.

– Что-то случилось? – осторожно поинтересовалась я, и Матвей, плотно закрыв дверь, рявкнул шепотом, чтобы не услышала Алла в приемной:

– Мы чуть жену мэра не угробили только что!

– В каком смысле? – мне почему-то показалось, что Матвей шутит, уж не знаю, с чего я так решила.

– Анестезиолог не собрала нормальный аллергологический анамнез, и клиентка выдала анафилактический шок после операции.

Я встала:

– Что предприняли?

– Успокойся, там все уже нормализовалось, к счастью, Калмыкова не успела уйти из отделения, провела мероприятия, оставила клиентку на кислороде и адреналине пока. Но ты только подумай, что могло произойти?! – Матвей плюхнулся на диван и посмотрел на меня, ожидая реакции.

– Ну не произошло ведь, справились?

– Деля… ты серьезно? Не могу поверить.

– Матвей, я с тобой согласна, надо разобраться и выяснить, что произошло. Но вот так реагировать – не надо.

– Если ты считаешь, что моя реакция связана с положением ее мужа… – начал Матвей, но я перебила:

– Не говори ерунды. Я прекрасно знаю, что ты точно так же реагировал бы на инцидент с любым клиентом, и мэрское кресло тут вообще ни при чем. Но, Матвей, согласись – все бывает. Да, это вопиющий случай, мы его подробно разберем и постараемся сделать так, чтобы подобное не стало системой. Но ты должен успокоиться и оценить ситуацию адекватно и без эмоций.

– Калмыкова придет сюда с протоколом и картой минут через десять. Надеюсь, у нее хватит ума записи не подделывать.

– Перестань, Матвей, – поморщилась я, открывая настежь окно. – Не хватало еще начать подозревать сотрудников невесть в чем.

– А что ты вообще знаешь об этой Калмыковой? – вдруг спросил муж, и я резко развернулась в его сторону:

– Ты о чем?

– Ну вот кроме того, что она рассказывает всем?

– Матвей, это не мне, это тебе пора в отпуск. Послушай только, что ты говоришь, это же возмутительно.

– А что тебя возмущает в моих словах? То, что мы практически ничего не знаем об этой Инне Калмыковой? Обо всех знаем – а о ней нет?

– Человек имеет право не говорить о личной жизни на работе – что в этом ненормального, я не пойму?

Матвей покачал головой, сложил на груди руки и умолк, глядя куда-то перед собой. Я чувствовала, как сильно он раздражен произошедшим с его клиенткой – ведь, как ни крути, вся ответственность ложится на него как на оперирующего хирурга и лечащего врача. Но при чем тут личная жизнь Инны Калмыковой? Матвею вообще никогда не было дела до того, чем живут и дышат сотрудники клиники вне ее стен, а тут вдруг…

– Матвей, что-то случилось?

– Случилось, – кивнул он, – но я не придал этому значения, решил, что это все неважно, просто чьи-то сплетни. А надо было сразу с тобой об этом поговорить.

– Да о чем?! – я начала терять терпение.

– Я тут получил письмо, в котором сказано, что Калмыкова не сама уволилась с предыдущего места работы, а ее уволили за халатность.

– Но у нее нормальная трудовая книжка, что за ерунда?

– Я в тот момент тоже так подумал, а теперь считаю, что ты должна отстранить Калмыкову от работы и навести справки о причинах ее увольнения.

Я поморщилась. Никогда не могла даже представить, что мой муж вдруг начнет какую-то охоту на ведьм из-за случая, который мог произойти с кем угодно – достаточно просто запариться и пропустить графу «аллергия», такое иной раз происходит, что уж греха таить. Да, в одном случае из ста бывает так, как сегодня. А вообще… Собирать аллергологический анамнез должен был принимавший ее врач, а Матвей, как лечащий, еще и уточнить был должен. Ну и кто виноват?

Начать подозревать анестезиолога в нечестности и – тем более – подделке документов я считала неправильным. Но спорить с Матвеем сейчас тоже не хотелось.

– Давай поступим так, – как можно мягче произнесла я, садясь на подлокотник дивана рядом с Матвеем, – когда придет Калмыкова, все подробно разберем, ты пойдешь в ординаторскую, а я попытаюсь поговорить с ней сама. И позже вызову Иващенко, вдруг он что-то мне не сказал.

– Делай как знаешь, – отмахнулся Матвей, – тебя ведь все равно не переупрямишь.

Я погладила его по плечу, обтянутому хирургическим костюмом:

– Не волнуйся, я во всем разберусь. А ты сейчас, пожалуйста, постарайся держаться в рамках, хорошо? Обвинить человека легко.

Муж неопределенно мотнул головой, и я поняла, что он уже думает о чем-то другом, привыкнув доверять мне в вопросах, касавшихся персонала. Вот и отлично, ему сегодня еще лекцию читать, он должен отдохнуть и настроиться.

В дверь постучали, и на пороге возникла Алла.

– Аделина Эдуардовна, к вам доктор Калмыкова.

– Пусть проходит, – я переместилась за стол, а Матвей, поднявшись и размяв плечи, устроился на углу, отодвинув стул и развернув его боком.

Калмыкова вошла уверенной походкой человека, которому нечего бояться в кабинете начальницы, это мне понравилось, потому что в глазах ее я заметила легкую панику. Но она умела держать лицо и хотя бы делать вид, что спокойна и не волнуется.