– Тем, что лжёшь! Даже сейчас лжёшь! Всё! Надоело! Или как на исповеди обо всех ваших договорённостях с королём рассказываешь, или на конюшню отправлю, а потом во дворец инквизиции.
– Хорошо, миледи, я обо всём, как на исповеди, расскажу. Только не гневайтесь. Король скучает и сложности у него с потенцией – не на всякую у него встаёт. Постараться дама должна, чтобы встало у него… Я намекнул, что раз герцог даже супругой вас сделал, что-то в вас есть, что он на старости лет так озадачился официально вас к себе привязать. Что если и не фейри вы, то в постели точно возбуждать умеете. Вот и захотелось ему…
– Ты его на мысль натолкнул титула герцога лишить, если меня ему не покажет?
Нервно сглотнув, шут совсем потупился, потом тихо выдохнул:
– Да, миледи. Герцог упёрся и ни в какую вас ко двору привозить не хотел, мол, болеете вы, да и манерам плохо обучены. Вот я за это и зацепился. Что проверить надо, насколько плохо, а то, мол, может, вы и недостойны вовсе титул носить… Не гневайтесь только. Не предполагал я, что вы столь добродетельный образ жизни ведёте, и раскаиваюсь сейчас очень в том, что так себя тогда вёл.
– Вот или исправишь всё так, чтобы домогаться меня больше король не смел, или сдам тебя инквизиции обратно, так и знай!
– Я постараюсь, миледи. Очень постараюсь, но без вашей помощи мне вряд ли справиться. Далеко всё больно зашло… Я готов как угодно и развлекать вас, и наказания терпеть, лишь не требуйте невозможного и не сдавайте инквизиторам.
– Сказать королю, что я вряд ли смогу его возбудить, это для тебя невозможное?
– Вы понимаете, миледи. Он был готов к этому, намереваясь издевательствами над вами скрасить возможное разочарование.
– И что ты предлагаешь?
– Съездить вам всё же во дворец и с моей помощью охладить пыл короля. Вы явно сможете это сделать, особенно если изобразите религиозную фанатичку, которую опекает сам главный инквизитор. Я покажу следы пыток, мы сошлёмся на грех его помышлений, гнев Божий, защиту главного инквизитора, и это его должно отрезвить.
– Мартин, если ты думаешь, что я не знаю, о секретных комнатах короля с преданной ему охраной, то ты ошибаешься. Знаю, – раздражённо выдохнула Миранда, не сумев сдержаться.
Шут поднял на неё явно удивлённый взгляд, затем тихо проговорил:
– Да не рискнёт он против главного инквизитора пойти, если я его к тому же останавливать буду. Да и вы ведь тоже на многое способны, раз и о секретных покоях знаете, и главного инквизитора так подмяли… Неужто вдвоём мы не справимся?
Сообразив, что ненароком всё же выдала себя, Миранда разозлилась, и голос её обрёл угрожающую властность:
– Это что за намёки, тварь? В подвал инквизиции вернуться захотелось? Я это быстро тебе устрою! Не умеешь держать язык за зубами, не будет у тебя его вовсе!
– Ни на что я не намекаю, миледи, и ничего порочащего вас говорить не намерен, – не сводя с неё напряжённого взгляда, качнул он головой. – Я лишь сказал о том, что опасаться вам нечего, и я готов сделать всё, что в моих силах, к вашему удовольствию. Не более того. Прикажете, даже короля убить могу, лишь бы вашего гнева избежать. Поскольку хуже, чем сейчас, моё положение вряд ли станет.
– Вот это ты правильно понимаешь. Король лишь поиздеваться над тобой может, а вот на что я могу тебя обречь, это пострашнее будет.
– Всё будет к вашему удовольствию, миледи. И если вы поможете мне вразумить короля, а ещё лучше хорошенько напугать его, то станете вы при дворе наиболее влиятельной особой.
– Оно мне надо? – презрительно скривилась Миранда.
– Мне-то неведомо, что вам надобно, миледи. Но что бы то ни было, я постараюсь приложить максимум усилий, чтобы вы то получили. Лишь скажите, что мне для этого сделать надо.
– У тебя есть влияние на его личную охрану?
– Он её вызывает очень редко, лишь в крайних случаях, и я могу в самом начале разговора обрезать шнур, и никого он вызвать не сможет, даже если захочет.
– А если закричит?
– Там звукоизоляция хорошая. Не услышит никто ничего. А если вы в начале разговора покорную простушку изобразите, чтобы я, не привлекая его внимания, шнур покороче обрезать мог и ключ от замка стащить, то эти покои скорее ловушкой для него станут, чем для вас.
– Рискну поверить, может, этим моё прощение и заслужишь. Только учти, если испугаешься и подставить захочешь, адские пытки я тебе на земле устрою.
– Не посмею, не посмею даже помыслить о таком, миледи. Поклялся я, миледи, вам преданным быть… Перед Богом поклялся.
– Это когда же успел?
– Когда ушли вы с главным инквизитором, палач так в тисках зажал, что я был готов не только вам поклясться служить, а душу дьяволу продать. Вот ею он меня и заставил поклясться… Я поклялся.
– Кости тебе он вроде никакие не переломал, – Миранда окинула по-прежнему стоящего перед ней на коленях шута заинтересованным взглядом. – А ты про продажу души разговор завёл… Для чего? Меня в пособницы дьявола записать решил?
– Что вы, миледи, – шут испуганно замотал головой, – не к тому сказал это.
– А к чему?
– К тому, что ни в жизнь не посмею клятвы нарушить. Гореть мне тогда в аду не только при жизни, но и после смерти, я сам на то согласие дал, – он нервно сглотнул, и, облизнув губы, продолжил, – но не дать не мог, палач у инквизиторов умеет и, не ломая кости, заставлять соглашаться на всё.
– Не догадываешься, почему он так с тобой?
– Он сказал… Сказал, что посмел я тень навести на Его Святейшество своими обвинениями, что его названная дочь – фейри. И его дело мозги мне вправить и раскаяться заставить. И что если не поклянусь я преданно служить вам, то со стола его не встану…
– Однако, как я погляжу, сомнения у тебя до сих пор относительно меня есть… Так что со своей работой он явно не справился.
– Я не посмею вас ни в чём обвинить и служить преданно буду. Так не всё ли вам равно, кем я вас считаю? – нервно сцепив перед собой руки, тихо проговорил он.
– А ну, честно отвечай, кем считаешь, если опять к палачу вернуться не хочешь! – Миранда не только придала голосу напор, но и ввела воздействие, способствующее откровенности.
– Вы не фейри, миледи, – тихо пробормотал шут, – я теперь это могу кому угодно под присягой подтвердить.
– Ну наконец-то, – удовлетворённо хмыкнула она, – а то мне уже надоедать твои новые сомнения стали.
– Но вы всё равно не та, за кого себя выдаёте, – неожиданно продолжил он явно неоконченную им предыдущую фразу. – Кто вы всё же на самом деле? – в его взгляде светился неподдельный интерес.
– С утра вроде супругой герцога была, и если ничего не поменялось, то ей же и являюсь пока, – она иронично усмехнулась. – А вот кем ты станешь, если любопытство своё не уймёшь, не решила пока.
– Славно вы окорачивать умеете, – нервно сглотнув, поспешно отвёл он взгляд. – Виноват. Не посмею больше ни о чём спрашивать.
– А ты сообразителен, хоть и шут…
– Мне без этого никак, миледи. Для того чтобы дураком прикидываться, недюжинная сообразительность нужна. Только вы всё равно не только герцогиня…
– Ну и кем меня считаешь? – её губы недовольно скривились.
– Вы… – он замялся немного, а потом, не сумев справиться с вызванной её воздействием волной откровенности, решительно выдохнул: – Вы – агент инквизиции, миледи, причём, похоже, всегда им были. И Вальда им сдали именно вы.
– То, что агент инквизиции, это смешно отрицать, – абсолютно спокойно с усмешкой проговорила она, внутренне вся напрягшись, потому что утверждение шута выводило её на новый виток разборок с ним. – Названая дочь её главы не может им не быть, но вот про Вальда не поняла. Это кто?
– Вы никогда не слышали о нём? – шут скосил на неё недоверчивый взгляд.
– Впервые от тебя сейчас. Ты этим в чём-то обвинить меня хочешь? – её брови грозно сошлись на переносице. – Никак успокоиться не можешь и власть мою принять? Ларгус явно разучился работать, надо было тебе пару ребёр сломать, чтобы при каждом вздохе вспоминал своё обещание. Но ничего, при случае Его Святейшеству на работу его пожалуюсь, и он исправит своё упущение.