– Ну да, ну да… Конечно… Останетесь после занятия, Самохина.
– Я-то здесь при чем?!
Не отвечая, Портнов отошел к столу, сунул Сашкин учебник в ящик стола, вытащил такую же книгу в желтой обложке, но поновее:
– Возьмите, Самохина… Итак, страница три. Перед вами схема, развернутая в четырех измерениях, что будет представлять для вас некоторую трудность. В целом активатор – это одна большая интерактивная система, дающая возможность обнаружить связи между фрагментами информации. К концу семестра, если вы, конечно, будете учиться, а не валять дурака, эта книга покажется вам живым существом, вечным двигателем, генератором и поглотителем великих смыслов… Тогда, возможно, вы не станете рисовать на полях дебильные картинки. Внимание: в горизонтальном ряду, строка пятнадцать, глубина один, вы видите условные обозначения. В диагональной колонке под номером один – понятия, для вашего удобства выраженные словами. Откройте тетради. За пятнадцать минут вы должны распознать закономерность и выписать как можно больше словесных определений для каждого значка… Время пошло.
* * *
Прозвенел звонок.
Сашка сидела, сгорбившись, над тетрадкой. В уголке на полях стояла дата – четырнадцатое февраля. Ниже, аккуратно вписываясь в клеточки, вился узор из цветов и листьев. И почему-то босых человеческих ступней. Ни значка, ни слова.
– На завтра параграфы один и два из текстового модуля. Понятийный активатор, схема на странице три. Все свободны, кроме Самохиной.
Закрылась дверь за последним студентом – Костей. Уходя, он оглянулся через плечо.
– Вижу, вы славно поработали, – ласково сказал Портнов, глядя через Сашкино плечо на ее художества.
Сашка даже головы не подняла. Портнов неторопливо взял стул, поставил напротив, уселся верхом, облокотившись на спинку.
– Вы, наверное, понимаете, что Николай Валерьевич не был обязан вызволять вас из той ямы, куда вы по глупости влетели?
– Я знала, что вы так скажете.
– Какая проницательность! Не совсем понимаю, откуда у вас именно сейчас взялся бунтарский дух, когда, по моему разумению, вы должны сидеть тише воды, ниже травы… На всякий случай знайте: за каждую просачкованную учебную минуту с вас спросится жестче, чем на первом курсе. Эти цветочки, – он ткнул пальцем по направлению к раскрытой Сашкиной тетради, – уже внесены на ваш счет. Завтра жду вас на индивидуальных с отчетом об отработанных упражнениях – с первого по восьмое, если вы забыли.
– Я не забыла. – Сашка поднялась.
Портнов сощурился:
– Как-то вы слишком много стали говорить.
– А вы мне рот не затыкайте!
– С первого по десятое, – ровным голосом сообщил Портнов.
* * *
В вестибюле, перед стеклянной будкой вахтерши, ее ждал Костя. Заканчивался перерыв, по лестницам и холлу сновали первокурсники, толпой стояла группа «Б» перед входом в первую аудиторию. Третьекурсников не было, и, как всегда после зимней сессии, институт казался опустевшим.
– Привет, – сказал Костя.
– Привет, – отозвалась Сашка.
– Захар срезался.
– Что?!
– Перед началом пары Портнов сказал…
– Он чувствовал, – пробормотала Сашка. – Он приходил ко мне… попрощаться.
Костя дернул кадыком:
– Почему это… почему именно он, ты не знаешь?
Сашка стояла, опустив руки. Надо было идти наверх, на третий этаж, переодеваться на физкультуру, через пять минут звонок…
– Костя… Скажи Димычу, что я не приду.
– Портнов будет штрафовать за пропуски физры, он так сказал.
– Мне плевать.
– Саш…
– Извини, я пойду.
* * *
– Алло.
– Привет, – сказала Сашка и кашлянула, чтобы очистить голос. – Привет, мама.
– Привет, – отозвалась мама после крохотной паузы. В трубке было слышно, как плачет младенец.
– Как вы там? – торопливо спросила Сашка. – Как… малой?
– Нормально, – сказала мама сухо. – Беспокойный. Говорят, это газики.
– Ну, – сказала Сашка и запнулась. – У меня тоже все хорошо.
– Извини, – сказала мама. – Он плачет, не могу говорить.
И повесила трубку.
* * *
Она вошла в четырнадцатую аудиторию в пятнадцать двадцать, согласно расписанию. Стерх сидел за преподавательским столом, перед ним стопками громоздились книги, толстые тетради, разрозненные листы формата А4. Он не поднял головы при Сашкином появлении и не ответил на ее приветствие.
Она прикрыла за собой дверь и так и осталась стоять на пороге.
Над окном бахромой нависали сосульки. Солнце просвечивало их насквозь, на остриях набрякали капли и срывались, сверкая, вниз, исчезали из виду. Прошла минута. Потом вторая. Сашка привалилась спиной к дверному косяку. У нее ослабели колени.
Острый подбородок Стерха почти касался широкого узла на серо-голубом, с металлическим блеском галстуке. Склонив голову, он делал пометки в журнале – как будто Сашки здесь вовсе не было. Может быть, он хотел, чтобы она попросила прощения. Или наказывал ее этим длинным молчанием. Или в самом деле так презирал, что даже не хотел замечать.
Сашка смотрела на свои руки. Ногти удлинялись с каждой секундой. Кожа на щеках стягивалась, с ней тоже что-то происходило. Сосуды пульсировали, и каждый толчок сердца отзывался сухим щелчком в ушах.