Инвалидность души

Инвалидность души
Марина Александровна Уральская

Книга, сначала название которой просится "Дурка". Однако, книжка содержит забавные случаи и повествование об опыте выживания в Москве в конце девяностых годов прошлого века – в начале нынешнего. Честно, беспристрастно автор рассказывает о подлинном существовании в Москве и о жизни по ту сторону забора психиатрической больницы, заявляя, что так называемая "Дурка" на самом деле – не такое уж ужасное место.

Марина Уральская

Инвалидность души

Сказ о наболевшем или сказка о счастье, любви и дружбе по-московски

1998 год.

Не могу забыть, как сильно меня потрясло известие о насильственной смерти человека, инородность которого в этом мире я чувствовал. Я был занят поиском значительной (как мне тогда казалось) суммы денег для осуществления моих коммерческих проектов, когда друзья и близкие Сергея только начали привыкать к тому, что его больше нет.

В далекой юности я, Сергей и Димка удирали с последних уроков, чтобы поиграть в футбол, пачкали мелом школьные платья девочек, прятали, шутки ради, их сумки. К Восьмому марта воровали цветы на рынке. Родителей, бывало, обманывали, исправляя цену, начирканную незадачливой продавщицей на серой оберточной бумаге, в которой был завернут кусок Пошехонского сыра или Докторской колбасы. Таким образом можно было «заработать» от двадцати копеек до одного рубля (если постараться, конечно).

Отец мой сильно пил – он работал много… на грузовике… шофером. Иногда давал мне рублей пять на карманные расходы. Не помню, чтобы когда-нибудь брал деньги у матери… да у нее их и не было. Лет в четырнадцать я впервые ощутил себя самостоятельным. Мне помогли в этом абаканский проводник, в вагоне которого я разместил ящики с дешевой водкой, продавец в одном из только что открывшемся магазинчике в центре Красноярска и уверенность в своих силах. Позже я подключил к своему делу Серегу и Димку. В те времена мы были неразлучными друзьями. И, естественно, после армии, приехав в Москву, совсем незнакомую и чужую, встретить их мне было более, чем приятно. Признаться честно, настоящего чувства дружбы к Сергею я никогда не испытывал. Было в нем что-то такое, что отталкивало меня. Я уважал его силу, простоту, но никогда не понимал его дерзкой, бездумной самонадеянности. Наверное, мы были очень разные люди.

Вечером 10 апреля 199… года я поднялся на восьмой этаж и настойчиво позвонил в дверь, три раза постучал и еще раз позвонил: этот код придумал Серега, и он был известен всем его друзьям. Мне открыл незнакомый тип в очках и сером костюме. Он поведал мне о случившемся.

Черствое сердце не отзывается на трагические события учащенным сердцебиением. Черствое значит больное. В опустошенном жадной жизнью человеке чувства не вырываются наружу и не возникают спонтанно. Я был чудовищно равнодушен к случившемуся. Посетить могилу Сергея я отказался. По-настоящему меня волновало только то, что в ближайшее время желаемой суммы денег занять мне будет не у кого, а кредит в банке взять непросто.

Противно вспомнить, какой я был бездушный. Но боль пришла сейчас, одновременно с осознанием утраты. Я потерял его и вместе с ним частичку себя. Около месяца я сам не свой. Жизнь моя тускнеет, мрачнеет, темнеет. Я хожу в черных джинсах и черной рубашке. Отключаю телефон в любое время суток. Практически ни с кем не общаюсь. С наступлением темноты не включаю свет. Пару дней назад наконец-то затемнили мастера стекла на моей белой «девятке». Да вот кота черного приобрел – пусть будет моим талисманом.

Что-то не так у меня. Сегодня я понял – совесть мучает.

Свою вину перед близким другом я обязательно исправлю: напишу повесть в память о Сергее. Я должен это сделать, я уверен. Сегодня же приступаю к работе над сочинением. Никто не сможет мне помешать выполнить этот долг. А когда напишу, обязательно схожу на его могилу и в Сергиев Посад съезжу – за упокой записку передать.

Несерьезные у тебя с женщиной по имени Жизнь отношения были, поэтому Смерть супругой твоей стала, Сережа. Прости мою откровенность и не взыщи при встрече на небесах.

1. Две ночи.

В четвертом часу ночи машина с тульскими номерами неслась по направлению к Москве со скоростью двести, но водитель, казалось, не замечал этого. Он думал лишь о том, что ему несказанно весело и легко потому, что он сегодня впервые совершил Поступок. Он был уверен, что повторит это еще не один раз в своей жизни. Двадцать шесть лет, прожитые им до этой ночи, теперь казались ему бессмысленно проведенным временем. Он находился в экстазе от сознания собственной силы. Он смог сделать то, что не могут, по его мнению, другие, обычные люди. «Я стал выше их», – вырвалось непроизвольно откуда-то изнутри. Мысль эта пьянила и отрезвляла одновременно. «Похоже, я еду с закрытыми глазами», – с улыбкой произнес Сергей и начал искать место для парковки. Через пять минут красный «Порше» был замаскирован еловым молодняком, а дерзкий ездок, еще раз попрощавшись с безрадостным существованием и прозябанием, засыпал. Сон его был прерван кошмарным видением: его мать, истекающая кровью, умирает и шепчет что-то. «Мама, я здесь, не покидай нас», – не сдерживает рыданий Сергей. А в ответ: «Ты не мой сын; где мой Сережа?» Кошмар сменился кошачьим посланием по пейджинговой связи. Пришло следующее.

Дорогой хозяин! Сегодня не первое апреля, но именно в тот день я хотел все сказать тебе. И не мог. Мне было плохо: ослеп от света, который ты забыл погасить накануне. Я тут сижу на подоконнике, голодный и холодный, и все думаю о тебе. Глаза мои слезятся, и хвост свой я давно уже не держу пистолетом, так как он сильно облез… Это все потому, что ты, кажется, никогда не давал мне настоящего мяса и рыбы, а кормил меня чем-то похожим из коробочки с надписью «KITIKET», купленной тобой в супермаркете «Седьмой континент». Но даже суррогат из твоих рук мне приятен – ты же знаешь, как я к тебе привязан. Будь ты рядом, я бы прыгал от радости до потолка, носился бы на задних лапах (а если бы ты попросил, то и на передних) с тарелками в зубах. И пусть я переломал бы все ребра и свернул себе шею: я на все готов, лишь бы примоститься у тебя на коленях. И прекрати, пожалуйста, считать меня вшивым. Любой ветеринар подтвердит, что это не так. Я породистый, ласковый, благородный и довольно неглупый кот. Я ведь прекрасно понимаю, что тебе гораздо больше, чем меня хочется гладить нагримированных импозантных овец и овечек, разъезжающих за рулем шикарных автомобилей. Может быть, они хорошие, классные… но когда я представляю, как их морды касаются твоего лица (такого родного для меня) или, что ты теребишь их уши и гладишь во всяких приятных местах, мне хочется загрызть тебя, спина моя прогибается и я начинаю шипеть от злости и боли.

Мой милый хозяин, если я тебе вконец надоел, если ты хочешь, чтобы я больше никогда не терся о твои ноги и не покусывал, любя, твои руки, возьми меня за шкирку и выкинь из своей жизни или дай пинка посильнее, чтобы я отлетел подальше, и чтобы пропало желание приблизиться к тебе. Только не молчи (терпеть этого не могу) и не откладывай на завтра. Иначе я подумаю, что по-прежнему тебе нужен. Ты мой наркотик, моя валерьянка. Можешь смеяться, а я все еще жду тебя, сидя на подоконнике, никем не согретый и ужасно голодный. С любовью, твой кот. «Кто бы это мог быть?» – озадачился Серега. И тут он рассмеялся… «Котик, сладкая девочка, я бы с удовольствием примчался бы к тебе, будь я Володькой!» – сомнений не оставалось никаких – проверил номер пейджера, который держал в руках: сообщение пришло для абонента 26-027. Видимо, накануне в спортзале взял не свою игрушку, а Вовчика. «Наверняка, мои девки мне названивали», – пронеслось в голове у Сергея. Рассуждения моего друга были прерваны резким взмахом руки с черно-белой палочкой, крепко зажатой жадными пальцами. «Ваши документы!» – рявкнула детина в сером обмундировании. Гаишник оказался толковым – читать умел. Пришлось минут тридцать объяснять ему, почему на машине установлены номерные знаки У896РС71, а в ПТС записано У869РС71. Но ничего, отпустил… И взял недорого. «Этот хоть не обнаглевший», – подумал Серега. И тут ему почему-то вспомнился рассказ одной своей красноярской подружки. Светка ее звали.

Однажды поссорилась Светка со своим парнем ночью в центре Красноярска и убежала от него. Домой поехать не могла – сынишку своего с нянькой не хотела будить. Решила заявиться к подруге. Вышла на дорогу и стала голосовать. Остановилась машина ГАИ. Спросили, откуда, куда, почему и зачем. Объяснила. Те согласились подвезти ее (благо, было недалеко). Славные гаишники мудро предложили подождать Светку во дворе на случай, если подруги не окажется дома. Дверь никто не открыл, поэтому провела ту ночь Светка не в постели, а на заднем сидении белых «Жигулей» с синей полосой, откусывая куски хлеба, угощаясь крепким кофе и болтая с сотрудниками ГАИ.

Двое их было. Один, лет сорока, юрист по образованию, спокойный и рассудительный, грустно произнес: «Ночью на улице сплошной криминал». А второй, не проживший еще и четверти века, спросил: «А что, Свет, паспорт у тебя с собой? Если нет, отвезем тебя в отделение, чтобы личность твою устанавливали. Шучу я».

Нудная работа была у них в ту ночь. Сами сказали, что не любят, когда их на разметку засылают. Другое дело за кем-нибудь погоняться, а потом залихватски крикнуть: «Руки на капот!» Или крики потерпевших в мелких ДТП выслушивать. Гораздо веселее.

Однажды приехали на вызов (часа три прошло с того момента, как авария случилась), и один водитель на другого орет: «Я никогда правил не нарушаю, деньги своим горбом зарабатываю – я простой служащий банка! До перекрестка сто метров доехать не мог, чтоб развернуться, козел!» А для пущей убедительности в том, что правил он никогда не нарушает, когда приехали представители ГАИ, он незамедлительно (это спустя три часа-то) отсчитал пятнадцать здоровенных шагов и установил знак аварийной остановки. Смех, да и только.

Был конец апреля. Размокропогодилось. Машина с проблесковым маячком плелась впереди рабочих, освежавших прошлогоднюю разметку. Где-то в два нарушителя задержали: по полосе встречного движения ехал; остановили – оказалось, что заблудился от усталости. Мелкого барашка в бумажке взяли и отпустили. (О получении взятки Светка узнала, разумеется, только по выражению глаз своих новых знакомых). «Вот я понимаю, человек. Спокойно признал свою вину… А то порой на таких ребят нарвешься: матерятся, чуть ли не плюют в тебя…А мы тоже люди… У нас нервы есть…разозлиться можем. Ты не хами нам, и мы тебя поймем – как человек человека понимать должен», – философствовал Дмитрий Иванович. Андрей молча кивнул.

– А правда, что теперь водительское удостоверение легче купить, чем получить? – задала наивный вопрос Света. Головы повернулись и стали сантиметра на три ближе от Светкиного лица.

– Конечно нет. Кто тебе его продаст!

– Нет, я серьезно. Разговоры ходят. Дыма без огня не бывает, сами знаете. Минуту длилось молчание. Светик уже успела пожалеть о затеянном разговоре. Она всегда была человеком очень мягким, тактичным, всегда боялась сделать людям больно; и теперь не хотела никого обижать.

– А сколько ты хочешь дать? – тихо, будто пугаясь собственного голоса, спросил Дмитрий Иванович.

– Нисколько. Я только поинтересовалась. Вы ведь все-таки органы.

– Мы не органы. Мы власть, – обиженно ответил человек в форме.

Наступила неловкая пауза. Каждый думал о своем. Несмотря на то, что была уже глубокая ночь, Светику спать совсем не хотелось. Смотреть в окно на проползающие мимо мокрые, серые, холодные стены домов надоело. Света достала из сумки тетрадь с лекциями по логике (она уже училась на философском факультете Красноярского университета) и стала читать.

– Не порть зрение – пригодится, – отечески предостерег Дмитрий Иванович. Освещение действительно было плохое, и Света убрала тетрадку.

Разметку закончили.

Молодой гаишник (или «гибэдэдэшник» – кому как нравится) неожиданно резко повернулся к Светке и спросил: «Ты крови боишься?»

– Не могу сказать, потому что не знаю.

– И все-таки, Светлана, никак я не могу понять, почему твой парень не помчался за тобой этой ночью. Я бы на его месте тебя не отпустил ни за что. Ладно, поехали мы тебе кое-что покажем.

– Не надо!

– Да ты не бойся. Здесь недалеко.

Совсем скоро машина припарковалась у высокого парапета. Светку оставили посидеть в машине. Она почти уже задремала, когда над ухом прогремел звонкий насмешливый голос: «Вылезай». Подняв глаза, увидела черное дуло – на мгновение стало страшно. «Зачем?» – вяло спросила Светка. «Увидишь, пойдем», – ответили ей. Светик послушно двигалась по тропинке среди мокрых деревьев за человеком в форме. Метров пятьдесят – и неприятное зрелище заставило ведомую остановиться.

– Долетался, почти ничего от BMW не осталось. Смотри, сколько крови…Вчера вечером не стало человека – ножом его на этом месте пырнули. А машину разбил, когда от преследования своих дружков удирал. Пока, Свет, ничего не трогаем. Вот такая у нас работа. Привычно уже.

– Как можно к такому привыкнуть? В мирное время!

– Ко всему можно: и к вдыханию дорожной грязи и выхлопных газов, к простаиванию на тридцатиградусном морозе, к ругани, к отсутствию здоровой пищи, к ужасным дням после ночных дежурств. И к тому, что «скорая помощь» несется, чтобы помочь кому-то на свет появиться или чтобы кому-то жизнь спасти. Тоже привыкаешь. При-вы-ка-ешь.

– Грустно это все.

– Да, веселого мало, но все ж бывает. Пойдем обратно, что ли? Поди замерзла.

– Действительно прохладно.

– Сколько времени?

– Половина пятого, скоро и домой можно будет.

– Теперь поработать надо, – сказал Дмитрий Иванович и направил железного коня в центр города. Оживленная днем улица в этот ранний утренний час была пуста. Редко звук мотора нарушал тишину. И почти каждый водитель нарушал скоростной режим на радость, смешанную с печалью и злостью, новым знакомым Светы. Ведь для них постоять с радаром на дороге и выловить нарушителя значит Заработать.

Промчался мотоцикл. Ездоков было двое: парень и девушка.

– Дмитрий Иванович, помните на прошлой неделе…