Меченая огнем

– Сивер хромать начал. Обращался к кузнецам да конюхам, но те лишь руками разводят. Подковы целы, ноги – тоже, мозолей нет, но едва до города добрались…

–…Да кто такая эта Мара?! – раздалось за соседним столом. Пьяный темноволосый мужичок, влезши на лавку, размахивал руками, пытаясь показать всем свою молодецкую удаль. – Кошка драная, ей-ей! Эх, встретиться бы, да я ей бы когти повыдёргивал, чтобы царапаться она больше не могла!

И, залихватски махнув рукой, он свалился под стол, опрокинув тьму стоя?щих под ним бутылок. Его собутыльники грубо расхохотались. Один из дружков схватил захмелевшего хвастуна за шиворот, достал его из-под стола. Послышались сальные шуточки в сторону целительницы и сомнительные подбадривания.

– Экий он неловкий, – усмехнулся Гура, гулко отпив из кубка. Вино да выкрики таверного пьяницы отвлекли его от печальных дум. – Ему бы сначала себя на ногах удержать, а потом уже против Мары ерепениться!

– Странное отношение к местной целительнице, – заметил Странник.

– А-а-а, не бери в голову. Это местная голодрань. Лающая шавка, которая укусить боится, ибо своих зубов нет.

Вдруг дверь таверны с грохотом отворилась, заставив развеселившийся люд обернуться. Фигура в чёрном плаще со скрывающим лицо капюшоном неторопливо направилась в сторону стойки, где хозяйничал Брюхоскуп. В тяжёлой тишине, будто все вокруг проглотили языки, слышалось, как поскрипывают половицы под её ногами. Кто-то сполз под стол, стараясь ненароком не попасться вошедшей на глаза.

– А вот это уже не к добру, – прошептал наёмник. Страннику показалось, что друг невольно съёжился.

– Хозяин, а хозяин, – промурлыкал мелодичный голос из-под капюшона. – Я пришла.

Икнув, Брюхоскуп сполз под стойку, на полпути измарав исподнее содержимым своего кишечника.

– Сию минуту, матушка Лесная Хозяйка, – промямлил он. – Всё будет, – и опрометью бросился за кухонную дверь.

Несчастный Брюхоскуп непослушными руками собирал в корзину фрукты, овощи, вяленое мясо и хлеб, попутно молясь Богам-Прародителям, чтобы гостья забрала всё и не трогала его. С глухим стуком разбился глиняный кувшин. За ним на пол слетела тарелка. Он выругался себе под нос, проклиная тот день, когда обратился к лесной ведьме за помощью.

Наконец дрожащий как осиновый лист и бледный как полотно хозяин вынес огромную корзину, накрытую льняным полотенцем.

– Вот, матушка, – чуть ли не скулил он. Его перепуганный вид вызывал жалость. – Всё, как ты любишь. Али ещё чего пожелаешь?

Ему показалось, что капюшон презрительно усмехнулся.

– Да нет. Благодарствую, Брюхоскуп…

– А-а-а, это ты! – в этот момент из-под стола выполз пьяный хвастун. – Кажись-ка, на ловца и зверь бежит…

Побелевший собутыльник, который пытался достать его за шиворот из-под стола, вцепился в рукав. Тот нетерпеливо выдернул руку и со словами: «Да отвали ты!» и со смешком, едва держась на ногах, направился к Маре.

– Ой, дурак! – прошептал Гура и прикрыл глаза ладонью.

Изумлённо приподняв брови, Странник бросил на друга быстрый взгляд. И хотя наёмник старался казаться спокойным, пальцы с силой стиснули кубок, а губы превратились в тонкую полоску, выдавая напряжение.

Рука потянулась к мечу, но плеча тотчас коснулась тяжёлая ладонь Гуры.

– Не лезь. Он уже обречён.

Странник нахмурился, но руку убрал. Прищуренные золотые глаза неотрывно следили за происходящим.

Пьянчуга, усмехаясь, окинул всех надменным взглядом. Его забавляло, что остальные стушевались, недоверчиво и испуганно посмаривая на него. Брага придавала смелости. Он представил, как завтра о нём все будут говорить со скрытым восхищением, и чувствовал себя выше всех находящихся в сумрачном зале. Всех тех, кто сейчас трусливо прятался под столы и напряжённо молчал. И это лишило его остатков разума.

Приблизившись к Маре, мужик развязно облокотился на стойку.

– Вы посмотрите, кто притащил безобра?зную тушу! – по-хамски вызывающе усмехнулся он, окидывая взглядом находящихся в зале. Вид притихших, внимательно следящих за ними людей ему понравился. – Это же Мара! Известная, мать её, целительница! Черногова шлюха – вот кто ты! – последние слова пьяница словно швырнул ей в лицо.

Она стояла безмолвно, не шелохнувшись.

– Молчишь, сучье отродье?! Шла бы ты в болото, где тебе самое место. Вслед за котятами своими.

Довольный собой, негодяй весело расхохотался. Он ждал, что другие посетители «Пристанища» поддержат его. Однако напряжённая тишина заставила его замолчать. В хмельном сознании заворочалось неприятное чувство тревоги.

Из-под капюшона послышался ледяной смешок. В давящем безмолвии он прокатился холодной волной по спине пропойцы.

– Младек, Младек, – проворковала ведьма тихим голосом. – Не тебе, жалкий выродок, говорить о матери моей. Видать, и вправду брага ум последний отняла!

Выражение лица Младека менялось с поразительной скоростью. Вызывающая смелость сменилась неуверенностью и смятением, а затем нескрываемым испугом. Он отступил на пару шагов. Молниеносный взмах руки, – и пальцы в чёрной перчатке хищнически впились в горло.

– Ну коли в болото желаешь, – издевательски прошипела Мара. – Гляди, покуда сам не утоп!

Затрепыхавшись, как рыба, выброшенная на берег, Младек пытался избежать взгляда. Пронзительно синие глаза зло блеснули из глубины чёрного капюшона, и вдруг перед ним разверзлась бездна. Тёмная и пульсирующая, она поглотила его, жуя и перемалывая кости, точно гигантский рот, наполненный тысячами крючковатыми острыми зубами. Они вгрызались в тело, терзая плоть. Всё исчезло. Пропала Мара. Растворилась таверна со всеми гостями. Точно её и не бывало.

Он обернулся и ринулся в леденящую тьму. Прочь от жуткого ведьминого взгляда.

Бежал, пока совсем не обессилел. Споткнувшись, Младек упал во что-то липкое мерзко холодное. Точно зловонная трясина она засасывала его.

Пьянчуга поднёс руки к глазам. То была кровь. Вязкая и тягучая, она покрывала с головы до ног, затекала в уши, нос, рот. Лёгкие горели, Младек захлёбывался. Кровь чернела и жглась огнём, заползая под кожу.

– Иди сюда, любимый… Иди сюда… – позвал его нежный знакомый голос.

Он в надежде бросился в его сторону. А голос всё звал и смеялся.

– Иди сюда, любимый… Иди сюда… Я жду тебя…

Младек увидел её. Боги-Прародители, как смерть обезобразила её черты! С протянутых к нему рук лохмотьями свисало гниющее мясо, а из провалившегося носа и обездвиженного рта вываливались могильные черви.

Мёртвые пальцы вцепились в него. Вонь разлагающегося тела забивал нос. Он чувствовал, как что-то впивается ему в ноги, как отрывают куски, слышал, как кто-то грызёт его кости. Невыносимая боль пронзила тело, и ужас охватил все его существо.

– А сынок-то, поди, подрос, – хрипело чудище.

Бедолага опустил взгляд на ноги. Зеленовато-сизый, распухший от воды уродец с причмокиванием вгрызался в его голень. Раздвоенный синий язык плотоядно облизывал омерзительный безгубый рот, наполненный острыми как лезвия клыками, с которых капала зелёная слюна. Красные глаза без век дрекавац безумно вращались в разные стороны.

– Мы ждали тебя, родной! Быть нам вместе навсегда!

Лицо Младека перекосило от ужаса. Захрипев, он пытался ослабить железную хватку ведьмы, сдавившей горло. Чёрные волосы обелила седина. И лишь когда руки повисли безвольными плетьми, зловещая фигура в тёмном плаще разжала пальцы.

Вырвавшись, горе-храбрец бросился бежать куда глаза глядят. Он не видел ничего перед собой, кроме жутких красных глаз да пустых глазниц трупа. Долго были ещё слышны нечеловеческие вопли. Вздрогнули даже бывалые вольные наёмники и стражи.

Мара спокойно забрала корзину и молча двинулась к двери. Занесла было ногу над порогом, как вдруг остановилась. Качнулся капюшон, точно ведьма окинула взглядом полутёмный зал и уставилась в темнеющий угол, где за столом сидели Странник и Гура. Потом резко обернулась к Брюхоскупу.

– Скажи, хозяин, – её голос снова стал елейным, – ты зачем женился?

Напуганный до смерти увиденным Брюхоскуп что-то проблеял в ответ. На побледневшем лбу проступили крупные капли, но он боялся пошевелиться.