Хроники Сэнгоку. Сказание о Черной Цитадели

– Жду с нетерпением его появления.

– Не будь столь заносчив, Мацудайра, Татсусиро выпутывался из передряг и пострашней. Ты можешь не видеть, но тучи уже сгущаются и пока мы тут теряем время, демон подкрадывается все ближе, – продолжал Уэсуги Кэнсин. – Я желаю обсудить сложившуюся ситуацию с Имагавой, – настаивал, – и ты либо пропустишь меня, либо я прорвусь силой.

На мгновенье показалось, что лицо Мацудайры смягчилось, он призадумался, как это предложение сможет сыграть лично ему на пользу. Такэда и Уэсуги терпеливо ждали, когда юноша примет верное решение, но тот медлил.

Татсусиро напряженно всматривался в складывающуюся картину с высоты своего наблюдательного пункта, и долгие переговоры начинали вселять в него тревогу. Любой ценой он должен натравить этих идиотов друг на друга.

– Такахико.

Лучница вздрогнула от неожиданности – Сабуро редко обращался к ней напрямую – вышагнула вперед.

– Подай-ка свой дайкю[56 - Традиционный японский лук, длиной около двух метров.].

Орин удивленно вскинула брови, с некоторым недоверием протянула искусный длинный лук генералу, поставила у его ног колчан. Татсусиро наложил длинную стрелу с особым утяжеленным наконечником, прицелился, выставив указательный палец по направлению полета, натянул тетиву так, что древко затрещало. Дистанция казалась непреодолимой, а видимость скверной – никто не попадет точно в цель с такого расстояния. Промах мог все испортить: выдать позиции, ополчить три армии против горстки воинов Цитадели. Ни одна – даже самая дальнобойная – стрела ни за что бы не взяла такой полет. Однако Татсусиро для достижения поставленной цели не собирался играть честно.

Красноглазый отклонил голову, как будто уточняя конечную цель, и мягко отпустил тетиву. Стрела, опутанная поволокой еле заметных теней, метнулась сквозь густые клубы тумана, мимо пушистых ветвей елей, преодолела расстояние тихо, быстро, не сбившись с траектории ни на дюйм, и с треском угодила в голову военачальника, что сопровождал Мацудайру. Выбитый из седла силой инерции, он грузно свалился на землю замертво.

Сабуро присмотрелся, прислушался, и паскудная ухмылка растянулась на его смуглом лице.

Мацудайра моментально перехватил свой гигантский молот в руках, воздев его к грозовым небесам как сигнал, и тут же из лагеря донесся гул нескольких боевых труб сразу, возвещая всем о немедленном построении.

– Имагава-сама, переговоры с Такэдой и Уэсуги были прерваны скоропостижной гибелью Ии Наомори. Мацудайра-сан взял на себя смелость отдать приказ к наступлению, – отчеканил докладчик, склонившись в почтительном поклоне у ног князя.

Ёсимото не поменялся в лице, не сменил своей позы, все так же вальяжно возлегал на ложе, обмахиваясь пестрым веером, на морщинистом лице всплыла задумчивая гримаса.

– Они только что подписали себе смертный приговор. Растопчите этих собак. Мотоясу хорошо знает свое дело. Пусть действует.

Двадцати тысячное войско пыталось оперативно собраться в одно целое, но скорей походило на неповоротливого медведя, очнувшегося мгновение назад от зимней спячки. Многие уже изрядно выпили, держались на ногах вяло и неуверенно, другие, не успев нацепить некоторые составляющие доспехов, приготовились биться в одних портках да рубахах.

Чернеющее посекундно небо улеглось на холм тяжелым брюхом, злой ветер, точно сторожевой пес, терзал знамена неприятеля.

– Сейчас ливанет, – проговорил Кэнсин, брезгливо рассматривая черные пенящиеся облака. – Все на руку Цитадели. Все это им на руку.

– Непременно явится, – согласился Сингэн. – Копейщики в авангард! Конница на фланги! Перестроение! Перестроение!! Живее!

– Лучникам приготовиться! – скомандовал Кэнсин, пустив свою белоснежную кобылу легким галопом вдоль всего построения.

Ливень обрушился стеной, как только войска столкнулись по середине лоснящегося травой холма. Видимость стала настолько скверной, что дальше носа невозможно было что-либо рассмотреть. Конница Имагавы, налетев на живую стену из копейщиков, создала еще большую неразбериху. Лошадей пронзали в незащищенные места копьями, и животные падали, придавливая собой всадников. Люди, поскальзываясь на размякшей почве, валились под ноги бегущим позади соратникам, их затаптывали насмерть. Под тяжелым напором кавалерии, Такэде и Уэсуги ничего не оставалось кроме, как пятиться к лесу.

Татсусиро задумчиво наблюдал за этой шумной возней в грязи, сдержанно выжидая нужного момента. Дождь смешал с грязью тела павших солдат, земля буквально бугрилась трупами. Каи и Этиго неуклонно отступали, пятились, неизбежно приближаясь ко рву Шаппу. Войско Имагавы же полностью переступило заветную черту. Видя это, Татсусиро поднялся в седло, потянул нодати из ножен и ждал вожделенного зрелища.

«Сейчас».

Стена пламени с пугающим ревом взметнулась ввысь, быстро растянулась во всю длину холма, отделив войско Имагавы от лагеря. Рыжие языки жадно лизали набухшее черное небо, как младенец сосет грудь матери.

Адзаи Нагамаса широко раскрытыми глазами наблюдал, как дождливое небо на юге полыхнуло красками, и приказал немедля выступать по направлению крепости Одака, где столкнулся с сопротивлением извозчиков и жалким отрядом асигару, охранявших их. Суруговцы тут же побросали обозы и принялись удирать, но их быстро нагнала конница. Жалкие пять сотен солдат Имагавы решили даже не пытаться защитить добро своего князя, кинулись врассыпную кто куда. Молодой человек распорядился немедля занять крепость, а сам направил коня туда, где горизонт мерцал и искажался бушующим неудержимым огнем.

Оити должна была вернуться больше часа назад. Он предчувствовал, что отпускать супругу в одиночку – неправильно, но та заверила, что одной ей будет легче ускользнуть из-под пристальных взглядов разведывательных отрядов врага. Он доверился ей и теперь жалел о том, что был столь неосмотрителен. На холме происходило что-то страшное, и сердце молодого князя рвалось на части от переживаний за возлюбленную жену и едва ли испытывало волнение за положение дел своего названного брата.

Сабуро ударил вороного пятками и потянул за собой скромный отряд из тридцати всадников в обход пламенной стены, устремляясь прямиком в сердце лагеря врага. Заслон так напугал сражающихся близ него солдат, что на какой-то миг бои прекратились. Озаренные яркой вспышкой лица наблюдали за струившимся к небу огнем с открытыми ртами.

Сато и Оити едва успели достигнуть отрядов под командованием Сибаты, как тот отдал приказ к наступлению, боясь упустить эффект неожиданности, стремясь запутать врагов и внести беспорядок в их строй. Сила огня была ужасающей, и даже сильный ливень оказался не в силах какое-то время воздействовать на бушующее пламя смерти. Жар от его языков вынудил самых впечатлительных бросить оружие и бежать прочь, бежать к лесу, где легко затеряться в густом мраке деревьев. В мраке, где теневые отряды Цитадели услужливо встречали капитулянтов, распахнув им объятия смерти.

Имагава не сразу заподозрил неладное. Дрожь земли от столкновения войск докатилась даже до центра его лагеря. Местность утонула в монотонном лязге мечей, боевых воплях самураев, сдобренном шумом дождя и наплывающими время от времени раскатами грома. До даймё Суруги долетел тревожный шепоток солдат, охранявших шатер, и тогда он отложил веер, поднялся на своей пестрой лежанке, напялил на худые ноги атласные тапочки.

Когда тряпичные покои рухнули, а дождь стеной обрушился на старика, он подумал, что все это ему снится. Двадцати пяти тысячное войско вопреки его самоуверенности не смогло остановить Татсусиро. И вот он здесь. Ёсимото долго вожделел эту встречу, но не думал, что она обернется вот так. Он был наслышан о высоком серебряновласом юноше и, в силу своих дурных наклонностей, часто представлял себе их знакомство. Но при одном взгляде на него воочию, вместо похотливых желаний, старика объял ужас.

Дождь струился по чешуйчатым доспехам, стекал струями по лезвиям черных катан, а рубиновые глаза с презрением впивались в Ёсимото, сверкали во тьме подобно двум раскаленным углям. Взгляд Татсусиро, что лишал мужества и сил, прожигал насквозь. Ноги подвели Имагаву, он завалился навзничь в лужу, закопошился в своих пышных промокших одеждах сродни жуку. Голову раздирал оглушительный скрип, за которым старик с трудом разбирал слова юноши, но не прекращал рассматривать его демонический образ.

Когда тот откинул ему ногой катану, Ёсимото истерично схватился двумя руками за рукоять и бездумно напал на генерала Цитадели. Сабуро остановил взмах клинка голой рукой, насмехался и высмеивал старого чудака, а когда тот взялся удирать – наградил ударом меча в спину.

Даймё Суруги продолжал ползти по лужам в надежде встретить помощь, однако войско сильно рассредоточилось, напуганное неразберихой и ужасающей пламенной стеной. Конь Татсусиро кружил в танце, разбрызгивая грязь в стороны мощными копытами.

Сабуро упивался этим моментом, он не сдерживал смеха, издевательски натравливал на старика потоки ветра, что опрокидывали его, то в одну сторону, то в другую. Веселье оборвалось, когда нодати скользнул по шее Ёсимото, и его голова укатилась в грязную лужу, а тело, будто сломанная детская кукла, исторгая темные потоки крови, завалилось у самых ног коня.

Улыбка угасла на лице Татсусиро вместе с огнем жизни, потухшем в теле врага за одно короткое мгновенье.

«Каким бы величественным не желал казаться человек – самое существо его подобно фарфоровой вазе. Какой смысл прятаться за спинами многотысячной армии, если изворотливый и хитрый враг способен пробраться в твои покои и застать тебя врасплох?

Почему таким дуракам, как Имагава достается сила, которой они не умеют распоряжаться с умом? Почему, такие как я, должны выкарабкиваться из бездны проклятий и неудач?

Трудности закаляют, делают сильней, а победы, подобные этой, способны дать ответ на многие вопросы. Хитрость. Сила духа. И, конечно же, сумасбродная отвага, граничащая с глупостью. Но сколько бы побед я не добыл, во мне видят безумца. Сколько бы блестящих сражений не провел – за моей спиной не перестанут шептаться».

Он отвлекся на приближающийся по лужам звук копыт. Из непроглядной стены дождя появились Оити и Сато. Сато волочил за лошадью грязного и израненного Мацуи Мунэнобу – военачальника одного из передовых отрядов Имагавы. Он то и дело падал, а Хисимура грубо тянул за веревку, волоча его ослабшее тело по грязи. Выскользнув из седла, рыжий ухватил его под локоть, подвел к Татсусиро и силой опустил на колени. Мужчина не успел опомниться, как его взгляд наткнулся на обезглавленное тело сюзерена.

– Ну что же вы, могучие самураи? Не смогли уберечь старика от горстки безродных всадников? Выстроили вокруг целую армию из двадцати тысяч солдат, а две дюжины оборванцев прорвали оппозицию и ворвалась в его покои. Он бежал, но помощи так и не нашел. Какие-то вы ненадежные.

Теперь Мацуи не моргая смотрел в кроваво-красные глаза Татсусиро, весь трясся и что-то неразборчиво перебирал губами. Сабуро спешился, обнажил нодати, приставив лезвие к горлу полководца, и только тогда расслышал хрипящую и срывающуюся в шепот речь.

– Сидзенрёку… Сидзенрёку…

Молодого генерала сильно удивили познания врага, но по его бесцельно блуждающим глазам становилось ясно, что тот бесследно утратил рассудок. Неужели фокус с огненным заслоном так напугал его? Или же он видел что-то более страшное и не поддающееся восприятию?

– Где Мацудайра Мотоясу? – вопросил Татсусиро, и черное лезвие плотней прижалось к горлу, пустило тонкую струйку крови.

– Сид… зенрёку… Сидзенрёку…

– Сабуро, это бесполезно. Он бормочет это слово с тех пор, как мы его связали. Мужик утратил чувство реальности.

– Войско бежало, – донесся голос Мицухидэ сквозь пелену дождя. – Такэда придал им знатного ускорения своей прославленной конницей. Что касается Мацудайры? Он вместе со своей армией дезертировал. Сдается мне, мальчишка планировал это с самого начала. Без его семи тысяч солдат охмелевшее и полуголое войско Суруги быстро пошло в расход. – Он остановил лошадь против генерала и продолжил: – Сибата все еще сражается у рва Шаппу с двумя тысячами солдат, нужно спешить. Долго они не протянут. Дождь почти усмирил заградительное пламя. Пора вытаскивать старика оттуда.

Буквально эти слова сорвались с губ Акэти, там, где догорал заслон, яркая вспышка пламени ослепила воинов, взметнулась струей под самый небосвод. Кони перепугались, всполошились, кричали и брыкались. Огонь собрался в воронку, затанцевал, закружил вокруг себя тяжелые грозовые тучи.

Татсусиро наблюдал за этим фантастическим зрелищем, защищая глаза рукой от яркого света. Жар от пламени чувствовался даже на расстоянии пары тё[57 - Здесь: около 218 м.]. Друзья, увлеченные ужасающим зрелищем, замерли с открытыми ртами, но тут громкий хлопок оглушил, волна раскаленного ветра ударила разрушительной силой, снесла палаточный лагерь Имагавы. Сабуро защитил товарищей магическим барьером, который накрыл всех куполом, уберег от внешних факторов. В него то и дело отшвыривало поломанные деревянные заграждения, древки знамен, комки земли и камни.

– Что… что это было?! – прохрипел Сато, когда все стихло.

Уцелевшие солдаты с воплями уползали кто куда, покидав оружие и раненых соратников. Татсусиро не успел ответить на поставленный вопрос, как внезапно нарастающий гул заставил его метнуться вперед друзей. Он за долю секунды скрестил мечи перед собой и выстрелил ураганной воронкой ветра, что с грохотом столкнулась с несущимся сквозь стену дождя водяным потоком. Откуда он взялся и каким образом появился на холме Окэхадзама, Татсусиро тогда еще не знал, но сей факт вырастил в нем небывалый азарт и интерес.