Хроники Сэнгоку. Сказание о Черной Цитадели

– Воинский этикет заставляет меня представиться. Чувствую, что ты можешь стать последним, с кем я столкнулся в сражении, – он вяло улыбнулся, закинул одно из копий на плечо. – Мое имя – Хисимура Сато.

Но и теперь противник промолчал. Его нога слегка пододвинулась вперед, мышцы на тяжелых руках напряглись. Такой массивный и быстрый – Хисимуру до судорог пугал этот воин. Первый раз он чувствовал себя настолько слабым перед врагом. Он не хотел позволять ему наступать первым, а потому, забыв про боль, в яростном рывке кинулся на здоровяка, держа копья по низу. Тот встретил его подобающе и начался танец со смертью. Сато быстрой тенью скользил вокруг противника, нанося удары с двух рук быстро и точно, но все они были парированы. Разбив скрещенные в руках Хисимуры копья и лишив его равновесия, титан нанес сокрушительный удар рукоятью копья в бок. Капитан лишь ощутил, как неизбежно сломались его ребра, а затем мир перед глазами завертелся, затанцевал, все перемешалось; на какой-то момент он перестал понимать, где верх, а где низ. С треском угодив в деревянные ящики и разнеся их в щепки, Сато утратил чувство реальности, закашлялся кровью с новой силой и проклинал тот день, когда взял в руки оружие.

– Лучше б я стал землепашцем, – прохрипел он, выбираясь из груды обломков. – Или рыбаком. Или профессиональным пьяницей. О да, это бы у меня получилось лучше всего!

Наконец ему удалось подняться на ноги, согнувшись в три погибели, шатаясь и тяжело дыша.

– Каков дурак, а. Не надо было снимать панцирь, ёкай его раздери.

Хисимура звучно хрустнул шеей и выпрямился, едва не закричав от боли в поломанных ребрах. Он мерно дышал, закрыв глаза и собирая силу в руках. Враг ждал, его грудь так же вздымалась от тяжелого дыхания под белыми одеждами.

Сато яростно развел руки в стороны, взял с места легко и быстро – так, словно сломанные ребра не доставляли ему чудовищной боли. Здоровяк встретил его горизонтальным взмахом копья, но Хисимуре удалось скользнуть понизу. Наконечник должен был ударить в голову, но лишь снял с макушки рыжие пряди волос. Оказавшись в слепой зоне, молодой капитан нанес колотую рану, угодил в артерию правой ноги, лишив врага возможности быстрого перемещения. Это ранение стало для него приговором. Грузный, с неподъемным оружием, он сделался невероятно медлительным и неповоротливым. Нога обильно истекала кровью, а вместе с кровью тело покидали жизненные силы.

Гигант сумел увернуться от колющего удара, устремленного в шею, второй удар, направленный в лицо, сдержал, схватившись свободной рукой за древко копья. Тогда Сато ошарашил его ногой под дых, а когда враг потерял равновесие, копье в левой руке неизбежно пронзило его живот сквозь белый размашистый хаори.

Оба замерли.

Здоровяк дрогнул, тяжело опустился на колени, кровь текла из-под маски, закапала с подбородка. Дрожащей рукой он схватился за нее, стянул с лица.

И только когда поднял взгляд на победителя, Сато обдало волной ледяного холода. Теперь лицо врага было так близко, что ошибиться в его личности стало невозможно. Руки задрожали на рукоятях копий, он попятился назад, извлек из вражеского тела оружие, и оно со звоном рухнуло на брусчатку.

За спиной в здании казарм бушевал пожар, разукрасив рыжими красками улицу, что устлали мертвые тела, мрачные тени плясали на стенах. С побелевшего лица на Сато уставился суровый взгляд глаз, короткие волосы цвета пламени слегка колыхались в жарких потоках воздуха. Юноше показалось, что время замерло, что вокруг нет никого – только они вдвоем, и кровь, струившаяся из смертельных ран этого непобедимого человека.

– Этого не может быть, – прохрипел Хисимура. Голос его дрожал как никогда. – Зачем ты… почему?? – Он сглотнул. – Ответь, почему, Сатору?

Мужчина не улыбнулся, виновато потупил взор, сгорбился и покачал головой. Сато будто очнулся, зашагал к нему, аккуратно обхватил за спину и уложил на землю, удерживая голову у себя на руках. Буря эмоций буквально обуяла молодого самурая: Сато отчетливо помнил Сатору с тех самых пор, как тот покинул их родовое поместье. Он отпечатался в памяти сильным, строгим и волевым человеком. Хоть разница в возрасте составляла почти десять лет, старший всегда брал маленького брата с собой, втягивая в невероятные приключения. Расставание братьев оказалось очень болезненным для малыша Сато, долгое время он тосковал по Сатору, который отправился далеко в горы, отдав себя целиком и полностью тренировкам. Братья часто устраивали поединки, и Сато грозился, что когда-нибудь, непременно одолеет Сатору.

– Вот ты и победил, Сато-чи, – прохрипел воин, ухватившись окровавленной рукой за его ладонь.

– Зачем же ты… зачем ты так со мной?! Так не должно быть… Так неправильно! Не такой я себе представлял нашу встречу! Слышишь? Почему ты не остановил это безумие даже после того, как я назвался?! Зачем продолжал бой?!

– Прости, – скорбная улыбка приподняла уголки его губ. Сато так редко награждался улыбкой брата, что сейчас это поразило его до глубины души. – Ты получаешь высшую похвалу, братец. Сегодня можешь заночевать в моей комнате.

Сатору разрешал ночевать брату рядом с ним, если тот после дня тяжелой тренировки показывал отличный результат. Эти слова заставили Хисимуру всхлипнуть, пелена слез обильно застилала глаза – впервые за столь длительное время. Он отрицательно покачал головой, сжал похолодевшую ладонь брата крепче, ощутил, как та ослабла и выпадает из его рук.

* * *

Сабуро настиг Ёситацу у громоздких дверей в донжон. Тот торопливо скользнул внутрь, выставив у входа целый отряд мечников. Красноглазый раздраженно прищелкнул языком, оценил взглядом скучковавшуюся толпу из человек двадцати, не больше. Кто-то из первых рядов выкрикнул команду: «В атаку!», и солдаты ринулись напролом.

Татсусиро пододвинул правую ногу чуть вперед и замер, подпуская врагов вплотную. Двое кинулись на него с фланга, четверо бежали по центру. Двумя быстрыми взмахами он сбил с ног нападавших слева. Одному отсек руку у самого плеча, другого располосовал от груди до бедра, четверо мечников рассредоточились, и тогда вся остальная свора ринулась в бой беспорядочным строем. Для Татсусиро они казались слишком медлительными, ему не составило труда в легком пируэте избежать их неуклюжих и неосмотрительных атак, нанести удары так быстро, что отряд повалился на землю практически единовременно. Все они вопили и извивались на земле, пока победитель шествовал к входу в замок. Какой-то смельчак ухватил Сабуро за ногу в попытке остановить. Генерал Цитадели покосился на вояку, заглянул в его залитые слезами глаза, перевернул нодати в руке и одним движением оборвал жалобное кряхтение.

Распахнув тяжелую дубовую дверь ударом ноги, он впустил поток утреннего света в недра крепости, и тут же тьма вражеской обители поглотила его с головой. Как бы Ёситацу не старался за мраком скрыть затаившихся лучников на отвесных балконах внутри строения, нечеловеческое зрение уловило каждого солдата. Стрелы были наложены и готовы к атаке.

– Не понимаю. Как такой сильный и умный человек как Досан, произвел на свет такую обезьяну как ты, Ёситацу.

Ёситацу остервенело махнул рукой, и град стрел обрушился на Татсусиро со всех сторон. Ликующая ухмылка растянулась на его лице от уха до уха, но только когда атака прекратилась, солдаты уловили, что стрелы левитируют в воздухе и цели не достигли. Они не успели прийти в себя от удивления, как стрелы тем же черным потоком устремись обратно, неизбежно пронзая тела лучников, которые беспорядочно посыпались с балконов. Ухмылка моментально скисла на лице Ёситацу, он затрясся от негодования, попятился к дверям смежного помещения, наверняка надеясь скользнуть прочь и сбежать по длинным запутанным коридорам на задний двор. Татсусиро ступал медленно и твердо, устрашающе развернув нодати в руках заточкой вперед.

– Досан был всего лишь легковерной рухлядью. Ты легко затуманил его разум своим коварством, настроил против меня. Он отвернулся от собственного сына в твою пользу, за что и поплатился жизнью. Жаль он не видит твоего фиаско, – фыркнул Ёситацу надменно. – Дорога в Овари для тебя теперь закрыта. Имагава растопчет вас всех в одночасье, будь уверен! Наверняка его армия уже подходит к стенам Одаки.

Сабуро молча сокращал дистанцию, чертя концом нодати о каменные плиты пола. Враг, раздосадованный тем, что диалог не состоялся, принял стойку, держа катану двумя руками по левую сторону. Сабуро ждал, испепеляя его пылающим во тьме взором.

Ёситацу пододвинул ногу ближе и в тот же миг сорвался с воплем с места, воздев меч над головой, Татсусиро скользнул тенью ему навстречу. Инферитовый клинок прошелся длинной диагональной линией от плеча до бедра. Ёситацу засеменил на ослабших ногах и, издав глухой хрип, завалился на пол. Он хватал ртом воздух, скреб руками по каменным плитам, словно в стремлении уползти от смерти. Сабуро пристально наблюдал за его потугами – так натуралисты следят за предсмертной агонией мухи в лапах паука.

– Пасть от руки такого трусливого червя, – проговорил наконец. – Досан был достоин лучшей судьбы, должен был пасть смертью храбрых в великом сражении за единство Хонсю, а получил нож в сердце от собственного сына. Каким бы никчемным ребенком ты ни был – он любил тебя. Любовь к тебе его и сгубила. У родителей это заложено в подкорках сознания, к сожалению. Им не дано принудительно вырвать это чувство из своего сердца. Даже если бы я попытался воздействовать на его отношение к тебе – ничего бы не вышло. Сайто Досан был несгибаем в своем отношении к людям, он чувствовал их сердцем, угадывал их сущность и стремления каким-то свойственным только ему одному инстинктом.

Ёситацу перестал барахтаться и теперь лишь хрипло дышал.

– Надеюсь в своей предсмертной песне ты сложил об отце немало добрых слов, Ёситацу. Иначе не жди от него прощения.

– Не отец он мне… Плевал я… на его… прощение.

– Как глупо, – сказал Сабуро и вогнал меч в левую лопатку, смирившемуся со своей участью, врагу.

Кто-то из раненых солдат еще кряхтел и тяжело дышал, кто-то все еще стремился уползти подальше от победителя, а за дверьми донжона отряхивался ото сна новый день. Серый и мрачный, будто отражающий внутреннее состояние Сабуро, одержавшего долгожданную победу над злонравным врагом. Душа его не ликовала, а сам он не ждал громких оваций от людей, которые до последнего не верили в победу. Он привык, что каждое его стратегическое решение втихомолку ставится под сомнения, но не имел привычки надрывать глотку, чтобы доказать действенность выбранной тактики. Вместо этого Татсусиро Сабуро завоевывал доверие и любовь окружающих его людей решительными действиями и – как следствие – победами.

И только теперь, возвышаясь над мертвым телом давнего врага, он в серьез прочувствовал, что победа в Мино потянет за собой стремительные – точно бушующие воды горной реки – события, что недруги, до этого не воспринимавшие его всерьез, устремят в сторону Черной Цитадели пытливые взгляды, что захотят прощупать его силу на деле.

Гонец окончил свой короткий доклад и склонился у ног Сабуро, ожидая ответного послания в адрес Адзаи Нагамасы. Генерал осмотрел собравшихся у дверей донжона воинов, имеющих усталый вид, и распорядился готовиться к выступлению немедля.

БИТВА ДЕВЯТАЯ

Окэхадзама

С опаленной сторожевой башни клубами валил черный дым, сливаясь с мрачнеющим в преддверье дождя небом. Под ноги то и дело попадались подранные и втоптанные в сырую почву штандарты трех белых на синем поле чешуек дракона клана Го-Ходзё. С соседних фортов уже пестрили красными полотнами стяги Такэды. Захват Идзу не занял и суток. Тигр из Каи ударил по границам немногим за час до рассвета, сопротивления практически не было. Запросив у дома Го-Ходзё в помощь вопиющую часть военного потенциала, Имагава Ёсимото предоставил отличную возможность для атаки своему оскорбленному соседу.

Сингэн ужинал, восседая на походном стуле, когда единовременно с воем боевой трубы в лагерь пришло тревожное донесение. Его статная фигура казалось никогда не поддавалась соблазну расслабиться или хотя бы ссутулить плечи, которые гордо несли голову, всегда смотрящую куда-то поверх горизонта. Кто-то завопил: «Уэсуги!» Даже не получив приказа от генерала, солдаты выходили из своих палаток, в спешке натягивая доспехи, так как знали: появление армии Этиго всегда влекло за собой нелегкое сражение.

Войско Бисямонтэна выстроилось на пару тё[54 - Здесь: около 218 м.] от лагеря Такэды, разбившись на восемь-десять отрядов. Два воробья, летящих навстречу друг другу в бамбуке, полоскались на синих штандартах в порывах северного ветра. Такэда распорядился пригласить дражайшего врага присоединиться к нему за трапезой.

Солдаты почтительно расступились, и взору предстал высокий молодой мужчина в синих с белым доспехах. Его лицо выглядело слишком изящным для воина, черты лица, словно нарисованные кистью художника с особенной утонченностью, слишком напоминали женские: красиво очерченный рот, тонкий нос, правильно расположенные глаза в окаймлении пушистых ресниц. Хотя голову покрывал белоснежный шелковый платок, непослушные пряди черных волос выбивались из-под его покрова, ниспадая по левому плечу. Он был строен и изящен, как самурайский клинок, сотворенный рукой мастера высшей категории. Острый взгляд внимательных глаз уставился на старика с леденящей проницательностью.

– Выпьешь со мной? Путь был неблизким, – пригласил Такэда голосом, не терпящим возражений.

– Пожалуй, – согласился Кэнсин и уселся напротив.

Полководцы подняли блюдца с саке и тут же осушили их, после чего воцарилась тишина. Они безмолвно всматривались в глаза друг другу, будто общаясь на духовном уровне, однако взгляды были отнюдь не приветливыми. Никто из свиты не уследил, как катана выскользнула из белоснежных ножен Уэсуги. Старик с невозмутимым лицом блокировал молниеносный выпад стальным боевым веером.

– О чем ты думаешь перед смертью, Сингэн? – проговорил Уэсуги Кэнсин спокойно, будто не прикладывал и капли силы к рукояти меча, которым давил на веер своего злейшего врага.

Ни одна морщинка не дрогнула на строгом лице старика, он размашисто оттолкнул Бисямонтэна назад, встал со своего стула, заинтересованно рассматривая глубокие зазубрины на металле.

– Прошу простить мой эгоизм, но сегодня я вынужден отказать тебе в сражении, друг.

Брови Кэнсина припали к переносице в откровенном негодовании, а сам он выпрямился, вопросив взглядом и ожидая развернутых объяснений.

– Нежели ты решишь настоять на битве, мне придется уважить твое желание, в следствии чего нами будет потеряно много времени и немалое количество жизней, а главное, – тут он сделал театральную паузу и красноречиво глянул на врага, – утрачена возможность.

Бисямонтэн качнулся всем корпусом. В этом движении Сингэн прочитал заинтересованность.