Просто любить

– Хорошо. Я должна была это озвучить.

– Верь мне, а ты мне не веришь.

Я покраснела от выражения его глаз, он хотел разгадать мою тайну.

– Что ты хотел спросить?

– Чем ты занималась в тот первый день на пляже?

– Ты же видел, чем я занималась, – сказала я с застенчивым смешком.

– Нет, я имею в виду, почему ты вообще там оказалась? У меня не складывается полная картинка воедино.

– О. – Я опустила глаза на руки. На самом деле, я не хотела бы рассказывать эту историю. Не потому, что мне было стыдно, что я сделала, скорее было стыдно за то, почему я это сделала. Как я могла сказать человеку, у которого было все, что у меня ничего не было? Как он вообще отнесётся к тому, что мне отказало столько выставок и галерей? Я чувствовала себя уязвимой в этом вопросе, не зная, как смогу со всем этим справиться.

– Послушай, ты не обязана мне ничего рассказывать, если не хочешь.

Я вздохнула и встретилась с ним глазами. Честно говоря, чему это может повредить? Больше я никому об этом не рассказывала. Я даже скрыла это от Лизы. Она постепенно изучала процесс выставок и музеи, и у неё была такая вера в мои способности, без реальных знаний о том, как все устроено и работает. На самом деле, было бы неплохо поговорить с человеком, который хотя бы примерно знал, как все работает, даже если он был из академических кругов, и к художественной жизни не имел никакого отношения.

– В тот день, когда появился ты, я получила несколько неприятных писем с отказами от моего агента. Вернее, от помощника моего агента. Все они писали, что у меня нет таланта, мои картины скучные и неприятные, и в целом я бумагомаратель.

– Господи.

– Да. Ну, оказалось, что я даже не должна была получать эти письма, помощник моего агента по ошибке отправил мне неотредактированные письма. В понедельник утром я получила письмо с извинениями, но было уже слишком поздно.

– Слишком поздно. Этого помощника нужно уволить.

Я пренебрежительно махнула рукой. Я не хотела никого увольнять, но это была огромная ошибка. И я все еще ощущала эффект этих комментарий над своей картиной.

– Во всяком случае, я так разозлилась в тот вечер. Я распечатала все письма с отказами, которые получала и сожгла их, как ритуальное жертвоприношение. Затем для собственного очищения, я… ну, ты знаешь.

– Искупалась нагишом. Да, я помню эту часть.

Я закатила глаза, глядя на него.

– Совершенно верно. И почувствовала себя намного лучше, будто тяжесть упала с моих плеч. Я была готова сразиться со всем миром. Я могла справиться со всем, чтобы не встало на моем пути.

– А потом появился я.

– А потом появился ты, – повторила я.

– Ах. Неудивительно, что ты набросилась на меня. Еще к тому же будучи пьяной.

Я скрестила ноги и подняла голову к звёздам.

– Ты ведь не улучшил тогда мою ситуацию, понимаешь?

– Знаю.

– А что, если я никогда не напишу картину, которую стоит выставить в какой-нибудь современной галерее? – Прошептала я свой самый большой страх в тишину ночи.

Не зная, зачем вообще это сказала. Не говоря уже о Лео. Чем он заслужил такое признание от меня? Ничем. Но почему-то с ним было легко. Может потому, что я провела в этом доме две недели взаперти. А может потому, что мне было одиноко. А может, просто потому, что это был он – Лео.

В Париже с ним было легко болтать обо всем. Хотя тогда я была совсем другой. Я не знала, зачем сейчас призналась в своём самом большом страхе. Но было уже поздно забирать свои слова назад.

– Думаю, что такое невозможно.

Я недоверчиво фыркнула.

– Ты, очевидно, не получал писем с отказами.

– Почему же? У меня имеется несколько опубликованных рецензий. И мне поначалу пришлось отправлять их во множество разных журналов, прежде чем их вообще напечатали. Я постоянно получал отзывы от других философов о своей работе. Большинство, из которых были далеко не позитивными и не конструктивными. Может для тебя это будет удивительно, но я знаю все об отказах.

– Меня это действительно удивляет, – сказала я, закатив глаза. Похоже, отказывали ему определенно мужчины, а не женщины. Это уж точно.

– Послушай, отказ не означает того, что ты написала картину, которую вообще не стоит показывать. Он всего лишь означает, что конкретно для этого человека, она не подходит, но это не значит, что твоя картина не понравится следующему, может она не подходит для их маркетинговой компании или чего-то еще. Гарри Поттеру отказывали раз десять, прежде чем его решили опубликовать. Готов поспорить, что сейчас те редакторы и издатели чувствуют себя идиотами. Ты найдешь свою выставку, и тогда другие будут сожалеть о том дне, когда отвергли тебя.

– Остаётся только надеяться, – пробормотала я. Хотя почувствовала себя немного лучше. Мне стало лучше, услышав мнение человека, который тоже проходил этот путь, что и я. Даже если не в моей области.

– У тебя все получится, ты сделаешь рывок.

Я прикусила нижнюю губу и кивнула, надеясь, что он прав.

– Кстати, о чем твоя книга?

– Моя книга?! – удивлённо переспросил он.

– Да. Философия Лео Коновалова. Что тебя интересует?

Он со смешком захлопнул блокнот и бросил его на стол между нами.

– Секс.

Я тут же выпрямилась.

– Ты издеваешься?

– Ты сама спросила.

– Я спрашивала о твоей работе, – настаивала я.

– Я и говорю о своей работе.

Я скептически нахмурилась.

– Ты пишешь о сексе… профессионально?

– Я изучаю этику. Одной из областей моего внимания, о которой я пишу книгу, является философия секса.