Выше своей гордости

Мсье Леруа, искавший своих девочек, наткнулся на очередную компанию дворян, а точнее, они на него, за секунду до того, как Леруа решился присоединиться к ним.

– Мсье, выглядите особо уставшим, – насмешливо выказал свою надменность дворянин.

– Стараюсь не покладая рук, – ответил Дон Леруа.

– И как? Окупается? – не сдавались в попытках его унизить господа.

– Старания Мсье Леруа родились раньше него самого, – заступилась на него Мадам Леруа.

– Наверное, поэтому он удостоился стать частью третьего сословия, – продолжила Мэриан, повернувшись на мать.

– И когда же это мелкие городские буржуазии решили, что имеют право считать себя хотя бы средним слоем общества?

На секунду все замерли, они не видели чьи уста пустили эту стрелу, но даже самому бедному из крестьян было понятно, что эта стрела стоит сотни ливров. Эти слова впились в ее голову сильнее всех прочих, хоть она и знала, что подобных изречений не избежать, это надломило ее и без того взрывной характер.

Музыка уникальный инструмент общения, но на этом ее таланты не заканчиваются. Вы не поверите, но она даже спасала жизни людей, к примеру, жизнь Армана-Жан де Виньеро дю Плесси. Эта история одного французского маршала, которая прославилась на всю Францию, если не на весь мир. Арман-Жан де Виньеро дю Плесси в возрасте 78 лет ослаб от болезни. И вот уже лежа на смертном одре, попрощавшись с белым светом, он закрыл глаза, положил руки на грудь в ожидании плаща с косой. В тот день он позвал всех близких ему людей и прислуг, чтобы попрощаться, и издал свою последнюю просьбу: чтобы в эти последние минуты при нем сыграли его любимый концерт Моцарта. Они созвали целый оркестр дабы Арман-Жан де Виньеро дю Плесси простился с этим миром счастливый. Когда затихли последние звуки музыки, то близкие ожидали увидеть отошедшего в мир иной маршала. И вот они стоят, выжидая последний его вздох, который, к счастью, не напустил в тот день. На их глазах только что умирающий Арман-Жан де Виньеро дю Плесси стал оживать. Прослушанный концерт Moцаpтa "отогнал" смерть и вернул ему жизненные силы. Арман-Жан де Виньеро дю Плесси поправился и прожил до 92 лет.

По сей день музыка продолжает творить чудеса, так она спасла этот вечер, как минимум, от назревающего скандала. Мадемуазель сделала глубокий вход и повернулась. И если бы не остатки манер, которые ей так трепетно прививали с детства, Герцог не удосужился бы ее прощального поклона.

Герцог Эгийон дю Ришелье не был красавцев, и все свое «обаяние» он заслужил исключительно десятью тысячами лаврами годовых, и все кроме него это ясно осознавали. И не только скупая на комплименты внешность Герцога, но и его заносчивость лишь отталкивали всех, кто хотя бы слышал о нем. И даже его звание и 4000 ливров годовых не могли искупить его отталкивающей натуры. Но дамам, что окучивали Герцога, с блестящими стеклянными глаза это было неизвестно, ведь по пути к нему они уже успели растерять остатки своего достоинства, иначе никак не объяснить их увлеченность столь напыщенным человеком.

– Отец, я…

– Все в порядке, Мэриан, я польщен вашей заботой, но, пока наши дела нестабильны, лучше не затрагивать эту тему, – с нескрываемой горестью ответил отец.

Висевший в воздухе накал недавнего диалога совсем не оставил кислорода, а там и без того дышать было нечем. Мэриан незаметно покинула общество, которое и так за последние пару часов наскучило ей донельзя. Она вышла на балкон, находившейся этажом выше. Освежающий вечерний ветер проносился мимо нее, словно успокаивая.

Она успела отметить все тонкости местной архитектуры. Строительство этого поместья, вся его анатомия, были доступна любопытному глазу, и более того, казалось, была сделана именно для пущей импозантности. На балконе помимо нее не было ни единой души. Может, это была запретная секция, или гостям настолько было хорошо внутри этой крепости, и они хотели запомнить этот знак почести и любезности дворян как можно лучше, ведь новой встречи им жизнь еще долго не сулит.

– В тактичности мой брат никогда не был триумфатором, – раздался голос из ниоткуда.

Это был мужчина молодых лет, ближе к двадцати семи. Одним голосом он смог заворожить ту, кто была в отчаянии всего минуту назад. Поставленная речь, чуть заниженный тон, отчетливо натренированный баритон и умение вести слаженные диалоги – он был несомненно голубых кровей, и даже если бы он не упомянул своего родственника, подобная мысль стала бы отнюдь не последней в ее и так заполненной бурей голове. Это голос того, кто может подобно сиренам завлекать души на погибель, и она отчетливо это понимала, но та сила, с которой он тащит души на дно, была сильнее ее собственной, именно поэтому она по дуновению ветра повернулась к нему. Широкий стан и выбивающая вперед грудь, густые черные брови, кораллово-коричневые локоны, медно-ониксовые глаза и высокий рост – его аристократичность отметить не составляло труда.

– Слова, в моем понимании, – далеко не самое слабое оружие. Они сделаны не из стали или бронзы, но раны, нанесенные ими, не менее кровоточат, и их не залечить бинтом, – ответила она. –      Порой ты остаешься с этой дырой на всю жизнь.

– Люди способны убивать одним взглядом, а Вы говорите о словах, – ответил юноша.

Секунды молчания рисовали в их головах образ собеседника, но информации было так мало, что молодому господину пришлось прервать это молчание, чтобы картина была яснее.

– Луи Антуан Софи де Виньеро дю Плесси, – представился мужчина.

Девушка еле заметно поклонилась и еще еле заметно ухмыльнулась, отводя взгляд на просторы поместья.

– Мэриан Леруа, – ответила она. – Но, чтобы Вы хотя бы приближено представили себе кто это, мне понадобятся года для написания книг о моем роде, с учетом того, что за это время что-нибудь произойдет.

Герцог IV от неловкости всей ситуации опустил голову, явно скрывая подступающий смех, который держал исключительно благодаря воспитанию. Мэриан редко делила людей на тех, с кем могла бы позволить себе лишнего, а с кем должна была промолчать. Но на какое-то мгновение, на несчастные пару секунд, она подумала, что с ним не боится обрушить на себя гнев небес.

– Боюсь, книги передают не полное и часто искаженное понятие о людях, – ответил Герцог. – Вот Вы, например, уже сложили обо мне неверное впечатление, и без малейшего желания Вас оскорбить, хочу заверить, что не желал бы повторить Ваших ошибок, ведь это не сделает чести ни Вам, ни мне.

– Честь, как и многие другие понятия, в наши дни меняют свою суть, возможно, мы изначально трактовали их неправильно.

– И как же его трактуете Вы?

– Без чести рыцарь – самый обычный убийца. Честь – это не способ для преимущества над кем-либо, эта та черта, которая должна быть достойна уважения, а не презрения.

– Вы не любите диспуты или чужие мнения? – задал Герцог вопрос.

– Я не люблю клише.

Антуан де Виньеро широко улыбнулся даме, почти смеясь.

– Вы меня до чертиков удивляете, Мадемуазель Леруа, – наступившая пауза заставила ее взглянуть на своего собеседника. – В любом случае, я прошу прощения за ту ситуацию и надеюсь, что наш с Вами диалог не испортил Ваш вечер окончательно, миледи.

Она поклонилась в знак прощания и не сдержавшись глянула ему вслед. Оставив ее наедине с кучей мыслей, Герцог, сам того не подозревая, стал одной из них. И пока это же осознание медленно доходило до Мэриан, Герцог вернулся в зал, продолжая очаровывать гостей. Она не понимала, какие эмоции в ней вызывает Герцог. Он дернул за те ниточки, которыми она так долго и старательно зашивала тайны, пряча их от людских глаз.

Поместье Ришелье было поистине восхитительным, и, как бы она не хотела этого признавать, оно ее ворожило своей красотой и необъятностью.

За пару секунд до появления Мадам Леруа, на балкон ворвалась парочка пылающих ртов, неистово желающих оголить чресла друг друга, это зрелище ничуть не удивило Мэриан, скорее это было похоже на привычную мерзость, что была в Париже популярнее витражных платьев и фарфора. Мадам восторженно, но будто слегка волнуясь воскликнула в сторону дочери.

– Мама, в чем дело?

– Мы уже успели тебя потерять из виду, юная леди. Нам стоит вернуться в зал, – твердо заявила она.

Это заявление заинтересовало Мэриан, наверное, поэтому она беспрекословно пошла за матерью.

Мадам Леруа имела в своем арсенале не так много разновидностей своего настроения. Ее можно было почти всегда описать одним словом: настороженная. Именно такой она и была большую часть своего времени. Наверняка поэтому, когда домочадцы замечали малейшее изменение: будь то тон ее голоса или выражение лица – это настораживало их. Ведь они точно знали – игра стоит свеч.

Зайдя в холл, она тут же поняла, к чему матушка так яро искала ее – танцы. Любимый танец при дворе Людовика XV был вальс – гавот. Он исполняется в медленном темпе и состоит из двух соответствующих частей: вальс и гавот.

Главной особенностью этого танца считается его изящество и грация. Музыка гавота, так же, как и сам танец, отличается своей торжественностью и благородством, склонностью к строгой красоте форм, элегантности, изысканности выражения и ясности. То есть, всем тем, что меньше всего интересовало Мэриан – наигранностью.

Со стороны исполнение гавота было больше похоже на небольшую балетную постановку. И с недавних времен, гавот начали изучать в институтах благородных девиц. Мэриан подумывала иногда прогуливать эти занятия, пока Мадам Помпар не пригрозила ей отчислением. Гавоты были настоящим украшением двора. Поэтому всегда имели особое внимание и почет среди знати.

Мэриан зашла в зал, где уже вовсю играл габон, а люди, как быстрая, но теплая река, двигались по его повиновению. Она наблюдала за этой грацией и плавностью, на фоне которого отметила пылких юных особ, застенчиво ожидающих, что кто-то их наконец пригласит, игриво поглядывая на своеих избранников. Ее глаза двигались то по кругу, то в хаотичном направлении, выбирая очередную жертву своего обсуждения, буйно стремясь найти точку в пространстве, заинтересиющей ее в большей мере, Мэриан даже не подозревала, что стала этой точкой для кого-то другого.

– Позволите? – спросил незнакомый голос.

Молодой мужчина, одетый в бирюзовое аби с полами до колен и белым воротником нараспашку, прикрывающейся весткоутом в цвет аби, филигранно осмотривал Мадемуазель, стоявшую подле него. Он слегка наклонился и подал ей руку. Мэриан краем глаза посмотрела на свою удивленную мать, мило улыбнулась и поклонилась кавалеру. Все дамы выстроились в одну сторону и совершили низкий поклон, дополняя его присестом, после чего сложив руки, они со своими партнерами ринулись из стороны в сторону.

– Моя имя – Мсье Пюрсель Дю Баро.

– Это большая честь для меня, Мсье Пюрсель, – ответила она. – Мадемуазель Леруа.

– Вы не часто здесь бываете, – отметил молодой Мсье, переходя на противоположную сторону.

– Не люблю пышные балы, – ответила Мэриан, обходя его по правую сторону.

– Балы или людей? – уточнил он.