Родовая Магия

Родовая Магия
Мария Холодная

Магия – это как круги на воде: чем дальше от центра, тем она слабее. Трудно быть одарённой девушкой в мире, где зависть, корысть или просто желание выжить стоят на первом месте. А тебе приходится скрывать свои способности и улыбаться тем, с кем не хочется находиться даже в одном мире.

Мария Холодная

Родовая Магия

Глава 1

Худенькая, небрежно одетая девчонка в мальчишеских брюках и рубахе навыпуск бежала по центральной улочке Делфиса. Тёплый ветерок приморского городка трепал её по-мальчишески стриженные волосы, а редкие прохожие кричали вслед обещания оборвать шустрому мальчишке уши.

Я их не слушала – нужно успеть отнести монеты семье и вернуться в мастерскую, а то с господина Грюнвера станется: или запретит выходить на улицу на целую неделю, или задаст выучить определитель магических трав, произрастающих в Дервенгаре, а это очень далёкое королевство, в котором мне и побывать, может, не придётся. А уж сколько причитаний будет – и подумать страшно.

–  Валлери, ты никогда не слушаешь, что умные гномы тебе говорят, – ворчал он. Вообще, господин Грюнвер – полукровка-гном, добрый и успешный артефактор, мне очень повезло попасть к нему в помощницы.

Я родилась в бедном приморском городке Делфисе, в большой семье простых людей. Как у нас говорят – «не одарённых магией». Отец рано умер, и мать, достаточно крепкая женщина, возглавляла весь наш маленький род. Старший брат Сит недавно удачно женился на соседской дочке, получил в приданое небольшой участок земли и завёл там огород, с которого мы, в основном, и жили. Две старшие сестры, Асила и Энни, всё ещё были на выданье, а выйти замуж без хорошего приданого простой девушке почти невозможно.

В один из удачных для нашей семьи дней мать взяла меня с собой в лавку к господину Грунверу, куда направилась в надежде продать ему дерево кинама, которое все почитали магическим.

Это дерево выросло за нашим домом, и я часто сидела под ним, делая из веточек простые безделушки. Иногда их покупали туристы, считая забавными. В мои девять лет я уже многое умела, как и все девочки, с раннего возраста привыкла трудиться по дому и всячески помогать старшим.

В том же году Лия, жена брата, родила первенца, и мне стало не до поделок. Как самую младшую в роду, меня не брали на работы в огород, а оставляли нянчиться с малышом. В один из жарких осенних дней я сидела под деревом, раскинувшим широкие ветви, дававшие спасительную тень, и пыталась успокоить племянника. Укачивать его долго на руках я не могла, тяжёлый слишком, а как только пыталась положить в люльку, малыш сразу начинал истошно кричать.

Сит дребезжащим от раздражения голосом стал орать на меня:

–  Ни на что ты не годишься, даже ребёнка успокоить не можешь… – кричал мне брат, а потом обратился к матери:

–  Не нашей породы Валлери: волосы тёмные и глаза-угольки, – от злости он попытался меня обидеть.

Надо сказать, что этим меня всегда и сестры дразнили:

–  У нас в семье все светловолосые и светлоглазые, а тебя маги перепачкали, – насмехалась они.

Мать им грозила, конечно, что отлупит, если будут допекать, но раздражение от детского крика сказывалось и на ней.

Понимая, что это не со зла, и нужно придумать, как отвлечь малышку, я нарисовала на песке погремушку, которую видела в витрине детского магазинчика на пристани, собрала веточек с дерева, настругала ножиком на пластины и нанизала на верёвку. Получилось что-то вроде трещотки-погремушки, которую я и подвесила над люлькой.

Сестры вместе с Лией смеялись над поделкой, но удивились, поняв, что, слегка подтренькивая от ветра, погремушка работала: племянник быстро засыпал, и даже тех взрослых, кто слышал этот звук, неизбежно клонило в сон.

Мать, поняв, что дело нечисто, собрала семейный совет.

–  Думаю, дерево магическое, и нужно это проверить, – сказала она.

–  Может, Сит сделает простую поделку? – высказалась Лия. – И тогда мы точно поймём.

Так и решили: Сит делает коробок или ящик – самое простое, и, если оно магическое, это станет ясно по положенным туда вещам.

В наши края маги, как правило, не заезжали: порт был маленький, а курорт не очень комфортабельный, поэтому если и приезжали на отдых, то примаги, и иногда – домаги. Домаги – это, как правило, внебрачные дети магов, или дети от союзов магов с домагами, а вот примаги – дети домагов, и от дальнейших союзов с ними количество магии в ребёнке только уменьшается. Детей, в которых подозревали присутствие одарённости, предписывалось проверить у законников, и если природа не обделила их, то матерям выплачивалась хорошая сумма денег, а детей определяли в школы, после которой их ждали безбедная жизнь и служба на благо королевства.

Сами же маги – это элита, королевская семья и приближенные к ней аристократы. По понятной причине в наших краях они не отдыхали, предпочитая более развитые курорты, не такие удалённые от столицы.

Так и получилось, что простым людям без магии приходилось, фактически, выживать. Урожаи на полях, принадлежащих одарённым, всегда были лучше и красивей, коровы и поросята – больше и чище, да и одежда в магических лавках не сравнится с пошитой руками простых мастериц. Даже в столице Энвергарде без магии невозможно устроиться, ведь маг, даже самый не одарённый примаг, заменяет целый состав прислуги маленького отеля.

Так и жили в нашем королевстве параллельно два мира: маги и простые люди.

В тот знаменательный день все сидели на кухне и смотрели, как Сит пытается склеить из дощечек дерева кинама ящик, а он каждый раз рассыпался. Мать не выдержала и, забрав всё у Сита, передала мне в руки со словами:

–  Детка, попробуй сделать ты, может, у тебя руки легче, – сказала она мне.

–  Ей девять лет, она весь стол клеем перемажет, пусть на улицу идёт, на свой коврик, всё чище будет, – возмутилась Лия.

Я взяла кухонный ножик, клей, дощечки, которые настругал брат, и пошла к своему любимому дереву. Долго счищала остатки клея, потом, удивляясь мягкости дерева, вырезала незатейливую косичку по краю дощечек и склеила шкатулку. Поставила её сохнуть на землю, а сама собрала веточки. Вертя каждую, подобрала их друг к другу и склеила между собой, так получилась крышечка. Вот это творение и понесла на кухню, где все сидели, что-то тихо обсуждая.

Мать долго смотрела на смастерённую мной небольшую шкатулку, открывая и закрывая крышку. Потом скинула туда лежащие на столе ножницы, иголки и напёрстки, с помощью которых чинила одежду, – всё поместилось.

Сит достал с полки ящик, в котором хранил гвозди, и высыпал содержимое в шкатулку – всё поместилось. Поднялась Энни и высыпала туда свои самодельный брошки и заколки – они провалились, как будто шкатулка была без дна. Одна Асила не стала ничего кидать, а, прокашлявшись, сказала:

–  Вот теперь сами и разбирайте, что туда насыпали. Шкатулку-то в лавку нести придётся!

В тот же вечер мы с матерью сидели в лавке господина Грюнвера. Он долго рассматривал шкатулку и задавал вопросы. Походил по комнате туда-сюда, вышел, а обратно приволок чемоданчик и краски. Отдал всё это мне и попросил нарисовать картинку на крышке чемодана. Пока я рисовала, они обсуждали какие-то дела, а потом считали монеты в толстом кошельке, который достал и положил на стол хозяин лавки.

Мать ушла, не прощаясь, а господин Грюнвер налил мне чаю и поставил на стол тарелочку с печеньем.

–  Перекуси, придётся подождать, пока мы решим все вопросы, – сказал он.

Я была ему благодарна, так как не ела целый день, и, с удовольствием глядя на необычного господина, поглощала печенье. Мать не вернулась, но пришёл Сит с мешком, в котором были мои вещи, и они опять долго разговаривали. Попив чаю, я побродила по комнате, вслушиваясь в доносившиеся из-за двери голоса, полистала книжки с непонятными формулами, и странными картинками и, когда глаза уже сами по себе слипались, прилегла на лавку и уснула.

Проснулась я от резкой боли в запястье, открыла глаза и попыталась встать. Господин Грюнвер, приложив к моей руке горячий чёрный медальон, что-то читал из толстой книги, не обращая внимания на мои жалобные стоны. Когда медальон засиял синим цветом, я со страху попыталась отдёрнуть руку, но не смогла – на меня внезапно навалилась сильная слабость, и я потеряла сознание.

Утром рука не болела, а господин Грюнвер сказал, что теперь я – его помощница, и буду жить в мастерской. Платить он мне будет по пять монет в неделю, и, если смогу прочитать все книги, которые он перетащил в мою комнату, оплата моих стараний увеличится.

К родным мне разрешалось ходить раз в месяц, в субботу, рано утром, пока весь город спит после пятничного разгула. Остальное время нужно учиться, помогать в мастерской и ни в коем случае не показываться на глаза клиентам в лавке. Все условия я приняла с благодарностью, понимая, что это шанс для меня и семьи вырваться из бедности.

Господин Грюнвер был примагом и обладал небольшим магическим даром. Отслужив в королевских мастерских, был признан неперспективным и отпущен на вольные хлеба, что дало ему право открыть свою лавку бытовых артефактов. В курортном городке это было вполне выгодное предприятие: у туристов пользовались спросом вместительные чемоданы, скрывающие вес содержимого, да ещё и с живыми картинами моря на гладкой поверхности. Хорошо раскупались кожаные кошельки, зонты и живые открытки, которые можно было отправлять друзьям с наилучшими пожеланиями. Получатель, читая её, чувствовал морской бриз и слышал крик чаек.

Бывало, что у господина Грюнвера не хватало магии на какое-то изделие, и тогда он с успехом заменял её отсутствие знаниями. На какую полку ни посмотри, везде были учебники по Магаметрии и Магаматике, и он ставил науку впереди магических талантов.

– Ты, Валлери, девочка смышлёная, – говорил он, раскрывая учебники, – и мы пока твой источник прикрыли, чтобы ты голову смогла развить. Не всё в этой жизни решается магией, нужно учиться, тогда и небольшой резерв можно приложить к делу правильно.

Так прошли первые два года моей жизни у господина Грюнвера. Я добросовестно училась, а после рабочего дня убиралась в мастерской и в лавке. Каждую первую субботу месяца бегала к семье, относила им двадцать монет и считала это подношение вкладом в приданое сестёр. Дела у нашего маленького рода пошли в гору, Сет смог выкупить большой участок земли недалеко от дома, и теперь семья выращивала овощи не только для себя, но и на продажу.

–  Зря ты свои монеты таскаешь, они за тебя запросили в пять раз больше, чем от законников получить могли, – слушала я упрёки полукровки. – Я тебя учу всё обдумывать и просчитывать, а ты ни копейки скопить не смогла, всё им отдаёшь.

–  Я и просчитываю, – ответила я ему, – если сёстры выйдут замуж, то будут мне благодарны, что я им помогла.

–  А знаешь ли ты, девочка, что тот, кто берёт, как правило, ненавидит того, кто даёт? – спросил меня господин. – Особенно, если берёт у более слабого.

–  Как же так? – удивившись, воскликнула я. – Я же от чистого сердца, для них стараюсь.