Цена за общество

Цена за общество
Мария Кай

Талира живет в мрачном городе под Куполом. Воздух за его пределами ядовит. Прозрачные стены скрывают мертвые земли, а солнце светит так тускло, что никто не помнит его настоящий цвет.

Талира выросла, зная свою судьбу. Она станет посвященной, как сотни других девушек до нее. Ей предстоит попасть на Бал – церемонию, где она найдет идеальную пару, чтобы исполнить долг перед обществом – продолжить человеческий род. Привилегии посвященной становятся ловушкой, а обучение в Академии похоже на пребывание в тюрьме.

Один выбор, одна ошибка – и Талира оказывается в Яме. Там, где хищники охотятся на каждого, кто осмелится ступить на их землю. Три дня и призрачный шанс выжить.

Охота начинается.

Сможет ли Талира спастись? И какую цену она готова за это заплатить?

Добро пожаловать в Реликт – город, где мечта о свободе может стоить жизни.

Мария Кай

Цена за общество

Тьма испытывает лишь тех, кто готов бороться.

И когда кажется, что света больше нет – именно тогда он ближе всего к тебе.

Глава 1.

За пределами Купола смерть.

Ядовитый воздух. Мертвая земля. Тусклое солнце, цвет которого никто не видел вживую.

С самого рождения нас учили боятся времени, когда Купол померкнет и обнажит небо. Сегодня он бледно мерцал где-то высоко над головой и сквозь мутную пелену можно было разглядеть отпечаток ускользающей луны. Но больше чем исчезновение Купола, меня страшила тишина.

Тишина в Реликте всегда звучала как предвестник беды, особенно когда вдалеке показывались черные фигуры. В детстве я верила, что под темными масками законников нет людей – лишь холодная пустота. Они ждали добычу, как голодные звери. Сегодня я могла стать одной из них.

Законники носили черную форму и маски с темными стеклами, закрывающими лицо. Через них невозможно было разглядеть даже намека на человеческие черты. Бездушные создания, чья цель охранять и держать нас в страхе. Автоматы наперевес, как продолжение рук, придавали устрашающий вид. Теперь, повзрослев, это ощущение не ушло. Каждый раз, видя их, по спине пробегал холодок. Единственным желанием было поскорее скрыться с пути, минуя молчаливую власть, исходящую от масок. Одно появление темных фигур заставляло жителей Основного сектора опускать головы и ускорять шаг, словно этот жест мог уберечь от внимания.

Улицы нашего сектора всегда казались мне особенно мрачными. Серые здания с облупившейся штукатуркой выглядели как старые, израненные гиганты, что с годами потеряли былую силу. На некоторых домах виднелись следы неумелого ремонта – заплатки из нового кирпича или куски свежей краски, будто кто-то пытался бороться с разрушениями. Но это было бессмысленно. Время брало свое, медленно съедая остатки прежней красоты.

Пыль, скопившаяся на узких улицах, поднималась от моих шагов, напоминая, что здесь все застыло, словно люди и здания утомились бороться за свое существование.

Опустив голову ниже, я шла по краю дороги среди рабочих, что спешили на посевные поля.

Несколько капель пота скатились между лопаток. Сегодня стоял неожиданно жаркий день для начала весны. Солнце безжалостно припекало, но я не могла скинуть капюшон старой пуховки, чтобы не привлекать внимание законников. Они стояли в паре метров от поворота, на котором я собиралась юркнуть в щель в заборе.

На секунду я подняла глаза от дороги, и мне показалось, что один из них сквозь черную маску смотрит на меня. Засунув руки в карманы, я ускорила шаг и пристроилась за спинами мужчин, медленно плетущихся с лопатами наперевес.

О чем я думала, когда решила пойти на Барахолку за день до Посвящения? Знала ведь, что это любимый день законников со времен первого мятежа. Они только и ждали момента, чтобы заработать очередную нашивку на форму за помощь в предотвращении краха Реликта. Вот уже четыре года не было слухов о возможных потасовках. Люди больше не решались противостоять Магистериуму. Еще свежи были в памяти кадры публичных приговоров для мятежников. Я не знала точно, что произошло тогда. В школе нам сказали лишь о бунте рабочих, а вот Барахолка несколько месяцев шепталась о жестокости Магистров и кровавом исходе мятежа.

Барахолка была единственным местом, где можно почувствовать себя свободной, или, по крайней мере, поверить в это. Там не было строгих правил и вечного контроля Магистериума, будто этот кусок земли выпал из их цепких рук. Люди собирались, чтобы обмениваться вещами, разговаривать и, кажется, забыть хоть ненадолго о правилах, которые сковывали нас повсюду. Магистериум закрывал глаза на это место. А мы верили в иллюзию независимости. На Барахолке следовало быть осторожной, не привлекать внимания, не болтать лишнего и избегать конфликтов. Но мне все равно нравилось это ощущение свободы, пусть и не настоящее.

Путь до Барахолки всегда вызывал во мне азарт. Сначала нужно незаметно выбраться из школы. Пересечь самую оживленную и утыканную камерами видеонаблюдения площадь. Пройти десяток кварталов, сливаясь с толпой. Скрыться в темном переулке и пролезть в щель. Благо я всегда отличалась худым телосложением и могла без проблем проскользнуть на другую сторону.

Посильнее накинув капюшон, я дождалась момента, когда законники отвлекутся на проходящих рабочих, и исчезла в темноте.

Барахолка была моим любимым местом в Реликте. Кто-то бы сказал, что хуже места не придумаешь, а я любила все, что там было. Несколько сотен прилавков со всем, что твоей душе угодно. Гул от вечных споров барахольщиков, грохот торговых тележек с новыми невиданными артефактами, запах жареной картошки и подгорелого масла, чавкающая грязь под ботинками. Все это было моим ощущением свободы.

Я вдохнула зловоние Барахолки и направилась в глубь рядов, проделывая этот путь не первый раз.

Прилавок старого Бордара находился почти в центре. Одноухий старик был моим любимым барахольщиком. Мы познакомились девять лет назад, когда я хотела украсть у него два огромных яблока.

Бордар натужно тащил тележку по площади, из которой раздавался аппетитный аромат. Нам тогда все время хотелось есть, в школьной столовой кормили два раза в день, и нашим растущим организмам этого явно не хватало. К тому же яблок не давали уже пару месяцев.

Кейси первая озвучила идею проследить за одноухим и «одолжить» у него пару фруктов. Эта авантюра меня пугала, но голод пересилил.

Мы долго тащились за Бордаром, предполагая, что неплохо маскируемся. Добрели до темного переулка, где одноухий просто испарился. Облазив все углы, подумали, что это были просто грезы. Нам все привиделось. Потом я случайно зацепилась пуховкой за отогнутый край забора. Створка приоткрылась, и меня затянула внутрь сильная загорелая рука.

Мне было семь и, возможно, Бордар ожидал, что я начну визжать от страха. Уставившись на маленькое отверстие вместо уха, я спросила: «Тебе было очень больно?». Изуродованная кожа не вызвала во мне ужаса.

Как сказал Бордар, это покорило его навсегда. Он приподнял уголки губ и не успел ответить, как с криками к нам завалилась Кейси. Но увидев, что одноухий поставил меня на землю, тут же замолчала.

Бордар оказался добрым малым, хотя сам себя таким не считал. Он не отдал нам яблоки просто так. Первое правило торговцев гласило: любая вещица на барахолке пригодится. И Кейси пришлось расстаться со своим новеньким шарфом. Бордар часто шутил, что в тот день ему следовало свернуть нам шеи, ведь мы стали для него изрядной занозой в заднице.

Сегодня я искала Бордара с особым волнением и предвкушением. Он обещал раздобыть нечто особенное. То, чего я еще никогда не видела и, скорее всего, никогда не увижу в Реликте.

Я кралась на цыпочках, стараясь не издавать чавкающий звук грязными ботинками.

Старик, сгорбившись, сидел спиной ко мне:

– Так ты никогда меня не поймаешь, маленькая воровка. Топаешь как рота курсантов на плацу. – Бордар повернул голову здоровым ухом в мою сторону, и я заметила его кривую, но уже такую привычную улыбку.

– Даю сто яблок, что ты притворяешься глухим, а на самом деле твое невидимое ухо все-таки слышит. – Я похлопала его по плечу и приземлилась на соседний стул, наконец-то скинув капюшон и почувствовав прохладный ветерок на вспотевшей шее.

– Ты никогда не рассказывал, как потерял ухо.

Я смотрела на Бордара, ища в его глазах знакомую тень мрачной решимости. Он едва заметно кивнул, продолжая разбирать коробку с разноцветными бусинами.

– Было это лет двадцать назад, когда я еще с группой барахольщиков налет на консервный завод устроил, – начал он, словно рассказывая байку о ком-то другом. – Присмотрели тогда пару ящиков, а то на Барахолке еды было негусто. Решили взять, чтобы продать. Но кто ж знал, что законники нас засекут. Наказания за воровство в Реликте суровы, сама знаешь. У них ведь полномочия почти безграничные. Сами решают, как наказывать таких, как мы.

– И за это тебе ухо?

Я всматривалась в его лицо, понимая, что за грубостью кроется что-то большее.

Бордар усмехнулся, но в его глазах мелькнуло нечто зловещее.

– Отрезали, да. Даже суда не было, только пара минут допроса – и нож. Им все равно, кто ты, что ты, виноват или нет. Главное, пойман. Законники здесь как звери голодные. Их слово решающее. Не шутят они с такими, как мы, и ты уж знай, что в этой жизни тебе ничего просто так не дадут.

Я замолчала, раздумывая над его словами. Законники были обычной частью нашей жизни. Мы старались обходить их стороной. Каждый знал, что они имеют полную власть над судьбами людей, и это всегда пугало. В этот момент мое предстоящее Посвящение казалось еще большим капканом.

– Волнуешься? – тихо спросил Бордар.

– Ты же знаешь, что мне все равно. Я иду туда ради Кейси. Так бы давно ушла с тобой за купол, – холодно ответила я.