Я – ценная

И если твои нужды долго не удовлетворяются, наступает истощение, усталость, да и недовольство внутри растёт. Долго ли можно лить из кувшина в чужие чаши, если ничего в него не доливать? Рано или поздно закончатся ресурсы и начнутся конфликты. Окружающие будут восприниматься враждебно. Они же будут требовать прежнего уровня вложений. И вот ты уже плохая для тех, кому недодаёшь – жадничаешь, значит. А у тебя самой силы на исходе.

Поэтому – начни с себя. Восполни ресурсы. Позаботиться о себе. А потом, от полноты, о других. И не надо крайностей, тут всегда можно найти способы, приемлемые именно в твоей ситуации. В конце концов, выделить себе пятнадцать минут, чтобы попить чая в тишине – это не роскошь, а необходимость.

Если ты не ценная, если тебя нет в центре твоей жизни, в самом её сердце, тогда ценным назначается кто-то другой. И его фигура занимает главное место в твоей жизни. Большая фигура. Важная. А ты рядом или вообще на периферии, и гораздо меньше размером, если представлять образно.

Тот другой может даже не знать, что он теперь твоё солнце и смысл. А может знать и пользоваться этим, если моральные принципы позволяют. Часто так бывает при влюблённости, в отношениях. Но главной фигурой может стать не только мужчина, а ещё дети, родители, начальник, подруга, духовный учитель, иногда даже совершенно случайные люди.

У меня было такое: соседка приходила и подолгу отчитывала меня, что не так живу, не так воспитываю детей, не те блюда готовлю и даже неправильно ем хлеб, отламывая по кусочку, а надо откусывать. И я молчала и слушала, не чувствуя себя вправе выпроводить её и больше никогда не впускать в свой дом. Я больше доверяла ей, чем себе и своим ощущениям. Такое повторялось с разными людьми, абсолютно чужими, случайными в моей жизни. И каждого я старалась выслушать и понять, забывая про себя.

Бывает, что персонажи, которые играют роль главной фигуры, постоянно меняются, и её место занимает кто угодно, кроме тебя самой.

Центральная фигура – это тот, на кого всегда направлен твой взгляд, на кого ты ориентируешься в своих жизненных выборах, с кем сверяешь каждый свой шаг. И это хорошо – учитывать важных тебе людей, принимать в расчёт их желания и потребности. Опасно забывать о том, как то или иное решение отразится на твоей судьбе, насколько оно согласуется с твоими целями и ценностями. Опасно, потому что в этом случае ты рискуешь так и не начать жить свою жизнь.

Важно поставить себе цель – сделать себя автором собственной реальности. Ведь другой человек априори не сможет сыграть главную роль в твоём фильме-жизни. Он в своей жизни уже играет эту роль. А значит, если и ты себя не назначишь главным героем, и другой по факту им не будет, то это центральное место займёт пустота.

И каждый раз, оставаясь наедине с собой, ты будешь ощущать пустоту. Это очень болезненное и пугающее переживание, почти физическое, и те, кто его испытывал, хорошо поймут меня сейчас.

Меня очень долго не было в центре моей жизни. Если я влюблялась, то естественно, помещала туда возлюбленного. Такой огромный был голод по любви.

В остальное время я ориентировалась на любого, кто был рядом. Подстраивалась, сонастраивалась, посвящала себя чужим идеям и целям. Мне казалось, что это эгоизм – ориентироваться на себя и выбирать свои интересы. Такая вот подмена понятий. Позже я поняла, что эгоизм – это нежелание видеть, слышать и учитывать других. Других, а не себя!

Вопросы для размышления

Кому я уступила центральное место в моей жизни?

Для чего мне это, чем выгодно такое решение?

Хочу ли я вернуть себе эту роль? Что я приобрету от такого выбора? Что потеряю?

Как выбор себя на главную роль отразится на моём будущем? Какие ресурсы мне для этого нужны?

Какой первый шаг я могу сделать прямо сейчас?

Глава 3. Моя история

Я не чувствовала своей ценности с раннего детства, сколько себя помню. Родителям после развода было не до нас с сестрой. Папа ушёл жить к своей маме, и больше никак о нас не заботился и не приходил. Мама выстраивала свою личную жизнь, мы ей были скорее помехой. Тем более девочки. Вот если бы сыновья! Мужчина, мальчик – это ценность, а девочка – так, бесполезное существо. Она это транслировала своим отношением к нам, а потом однажды и вслух сказала.

Нет, мама не желала мне с сестрой зла. Но относилась к нам без тепла, без ласки, без интереса. Мы никак не отражались в её глазах. Дома с нами почти не разговаривали.

Я привыкла к равнодушному взгляду сквозь меня, рассеянной полуулыбке. Со всеми своими детскими бедами и проблемами я оставалась один на один.

Мама часто надолго уходила, оставляя меня одну или с младшей сестрой. По комнате бегали мыши, пугая нас. Постоянно хотелось есть. Однажды я не выдержала, пошла на общую кухню, нашла там два яйца и пожарила их. Мне было тогда лет пять. Но по незнанию, я сняла сковородку с плиты и поставила на пластиковую табуретку. Сковородка прожгла её насквозь и упала на пол. Испугавшись наказания, я убежала в комнату. В тот раз мы так и не поели.

Я жутко боялась, что мама умерла и больше не придёт. Часами стояла на балконе и до рези в глазах всматривалась в прохожих. Ждала её, постоянно ждала.

А потом действительно случилось страшное. У мамы появился любовник. Юлиан.

Он мне сразу не понравился. Я чуяла его «плохой запах». Меня пугал его бегающий взгляд, его странный вид – тёмный плащ до пят, чёрные длинные неопрятные волосы. Я просила маму не оставлять меня с ним. Но она доверяла ему всецело и не слушала меня, некогда было – всё куда-то бежала по своим делам.

Она легко дала ему ключи от нашей комнаты в коммуналке.

Помню, когда он пришёл в первый раз. Я сидела на полу и смотрела книжку с картинками. Ключ в замке повернулся. Я бросилась к двери, ожидая увидеть маму – я так соскучилась! Но это был он, Юлиан. Я взвыла от страха и стала бегать от него по комнате, а он меня ловил. Кажется, ему нравилась эта игра.

Память стирает самые страшные моменты в заботе о нас. Я помню не так много, хотя эта пытка длилась около двух лет.

Вот я стою перед ним обнажённая в тазике с водой. Он меня моет – крутит во все стороны, рассматривает, щупает, гладит. Мне всего шесть, у меня золотистые кудряшки и голубые, расширенные от ужаса глаза. Я знаю, что звать на помощь бесполезно. Он сразу сказал: «Мама не придёт!» Мама никогда не приходила, когда была нужна больше всего.

Он вслух прикидывает, сколько я стою и получится ли продать меня подороже. Красивые славянские девочки очень ценятся в Турции, особенно обученные интимным премудростям. У него есть договор. Я должна быть послушной, и тогда всё будет хорошо. Меня не будут бить. Он обещает, что мне там понравится, там тепло, красиво, пальмы. Он говорит обо мне и цене за меня так, будто я вещь. И я запоминаю: «Я – вещь. Меня можно продать. Моё тело уже не принадлежит мне. И мне никто не поможет…»

Потом я иду во двор, играть с другими детьми. Изумляюсь тому, какие они беззаботные! Они смеются, им хорошо. А я вся напряжена, потому что не знаю, когда снова придёт Юлиан. И когда меня отправят в эту Турцию. И можно ли поехать туда с мамой… Нет, он сказал, что без мамы, но сестрёнка тоже будет со мной. Только, скорее всего, мы будем жить отдельно.

Я путаю его слова со своим внутренним голосом. Если бы мама разговаривала со мной, если бы я знала, что любима, возможно, вся эта история с развращением и продажей не имела бы столь тяжёлых последствий. Но она ничего не замечала. Ни моих потухших глаз, ни напряжённо поднятых плечиков, ни отрешённой молчаливости, странной для маленького ребенка.

Потом мы уехали. Далеко, в другой город, к маминым родителям. Я не знаю, почему мама решилась на переезд, она не считала нужным нам что-либо объяснять.

Когда я выросла, то попыталась узнать у неё правду: что тогда происходило в её жизни и знала ли она, к какой участи меня готовили. Но поговорить открыто на эту тему мы так ни разу и не смогли. Мама до сих пор обижается, что я никак не могу забыть прошлое.

Да, Юлиан не успел продать меня в рабство. Но успел покалечить мою психику. Я на долгие годы замерла, перестала дышать полной грудью, всё время ожидая чего-то плохого. И каждый день думала о смерти. Я чувствовала себя грязной, отравленной, не имеющей права быть.

Я ни с кем не делилась произошедшим. Если родной маме всё равно, что со мной происходит, то кому будет интересно? Только высмеют, отвернутся, стану изгоем. А потом я всё забыла. Так моя психика защитила меня от непереносимых воспоминаний.

Память открылась гораздо позже, в двадцать три года, после первой брачной ночи. Но всё это время я несла на себе печать страха. Я забыла тяжёлые события прошлого, зато моё тело помнило. Я сжималась и переставала дышать, если рядом оказывался мужчина, не могла смотреть ему в глаза. Мой уровень ценности был равен нулю: «Я пыль под ногами. Я заслуживаю плохого отношения».