Нас разняли, подняли с земли и вытолкнули из передних рядов. За это время «судьи» вынесли приговор: оштрафовать обеих на рубль.
Конечно, приговор был несправедливым, потому что напала на нашу невестку Иза, но суд наших старейших был безапелляционным. Они, видимо, учли, что Асват была повинна в том, что отняла законного жениха у Изы.
Когда кончился суд, я взяла Асват за руку и мы пошли домой. После я рассказывала подружкам, что победу одержала наша Асват, что на теле Изы было больше синяков и царапин, чем у нашей Асват. Разговоров по этому поводу в нашем доме и селе хватило на месяц. В особенности расспрашивали меня, и я рассказала со всеми подробностями, уверяя, что если бы не подоспел Сагид, наша Асват оставила бы мокрое место от Изы.
Дядя Пир-Будаг, пожалуй, был единственным человеком в нашей семье, который относился ко мне недружелюбно. Из-за него со мной происходили всякие неприятности, граничащие с опасностью для жизни.
Однажды в период уборочной бабушка поднялась чуть свет и, разбудив Пир-Будага, сказала ему:
– Мой сын, наточи лезвия серпов.
Он с трудом поднялся, потер кулаком сонные глаза, потом, потягиваясь и зевая, стал медленно водить оселком по лезвию серпа. Бабушка рассердилась, вырвала у него серп, ударила рукояткой по плечу Пир-Будага. Он вспыхнул, быстро натянул брюки и, хлопнув дверью, убежал из дома.
Бабушка, уходя с невестками в поле, сказала мне:
– Напомни таммалу, пусть к полудню принесет нам еду. Узелок с харчами и кувшин с бузой в погребе.
Часов тогда ни у кого не было, разве что у местных богачей. Время мы узнавали по солнцу, а в пасмурные дни – по призыву муэдзина на молитву. Когда солнце достигло огромного осколка скалы, торчащего возле хлева в нашем дворе, я поняла, что наступает полдень, и побежала за Пир-Будагом. Нашла его среди парней, купающихся в пруду.
– Дядя Пир-Будаг! – позвала его.
– Ну, что тебе надо? – спросил он сердито.
– Пора нести еду в поле, бабушка просила напомнить тебе.
– Я не пойду! Неси сама! – крикнул он и нырнул в воду.
Ничего не оставалось делать. Я вернулась домой, вошла в комнату. Дедушка спал. Я не стала его будить. Налила в кувшин воду, поставила возле таза. Спустилась в погреб, взяла в одну руку узелок, в другую – кувшин с бузой и пошла.
Поле было далеко от села. День жаркий, мучила жажда. Я часто останавливалась и прикладывалась к кувшину с бузой. Буза – самодельный хмельной напиток, нечто вроде нефильтрованного пива. Хмель, видимо, подействовал на меня. Стала кружиться голова, пошатывало из стороны в сторону, ноги сделались ватными. Клонило ко сну.
Я свернула в сторонку на чужое гороховое поле. Высокие стебли конского гороха, почти созревшего, могли надежно укрыть от палящих лучей. Сначала я присела, решив отдохнуть, потом вытянулась, закрыла глаза и погрузилась в глубокий сон. Спала долго, крепко.
Наступил вечер. Как я узнала позже, усталые, голодные бабушка с тетушками вернулись с поля. Меня нет. Нет и еды с кувшином бузы. Дядя Пир-Будаг стал оправдываться, уверяя, что у него сильно болел живот и что он от этого чуть не умер, а потому заставил меня нести еду в поле.
Стемнело, обыскали дом, двор, обошли родственников – меня нет. Опросили соседских детей. Они в один голос утверждали, что видели, как я поднялась в гору и пошла в сторону полей с узелком и кувшином.
Организовали поиски. Сельчане собрались на площади, разделились на четыре группы. Одни пошли по большой дороге к райцентру, другие – вниз по реке, третьи – с пистолетами в руках – в сторону нашего поля по тропе, четвертые – к целинному полю коммуны. Некоторые искали меня баграми на дне пруда. А в доме метался по комнате охваченный беспокойством дедушка, не зная, что делать, не находя себе места.
Проснулась я от звука выстрела. Сначала спросонья ничего не могла понять. Потом ощутила что-то твердое под собой и увидела звездное небо. В это время где-то близко раздался второй выстрел.
Я окончательно пришла в себя и, вспомнив, где нахожусь, испугалась, стала плакать, потом поднялась, огляделась вокруг и увидела трех мужчин, стоявших в десяти шагах от меня.
– Вот она! – крикнул один из них и подбежал ко мне, схватил за руку. – Ты что здесь делала?
Я молчала в испуге.
– Разве не видишь, спала, – сказал другой, поднял с земли кувшин и узелок с едой.
Они повели меня куда-то. Когда вдали показались огни, я узнала свой аул и успокоилась. Наверное, было где-то около полуночи. К нам навстречу из села вышли мужчины и женщины.
– Слава Аллаху! – воскликнула одна женщина, посмотрев на меня.
Ночь была лунная, было хорошо видно. Пока меня вели домой, глашатай объявил, что я нашлась.
В эту ночь дедушке было плохо. Бабушка отпаивала его настоем чабреца, тмина и мяты. К утру он уснул. А мне не хотелось спать. Видимо, выспалась за весь день и половину ночи.
Осенью, когда привезли с поля последние снопы, бабушка сказала Пир-Будагу:
– Сын мой, завтра погони скот на сжатое поле. Может, там остались колоски, скотина подберет, да и сорняки после жатвы пощиплет.
Многие делали так.
У дяди Пир-Будага был странный характер: когда его кто-нибудь о чем-нибудь просил, он никогда не говорил ни да, ни нет. Видимо, долго думал и с трудом решал. Между прочим, это свойственно скупым людям, как я убедилась в жизни. И на сей раз дядя Пир-Будаг ничего не ответил бабушке.
Утром, когда его разбудила бабушка, уходившая на гороховое поле, и повторила свое распоряжение, он встал и начал будить меня.
Я не спала, но притворилась спящей. Когда он дернул меня как следует за ногу, я открыла глаза и скривилась от боли.
– Вставай! Чего лежишь до сих пор? – крикнул он.
– А что мне делать? Рано еще.
– Как что делать? Все женщины давно пошли на работу.
– Я не женщина…
– А кто ты, ханская дочь, что ли? А ну, быстро поднимайся и гони животных на сжатое поле!
– Бабушка сказала сделать это тебе.
– А ты еще и разговариваешь? Я тебе сейчас надаю!
Я хотела пожаловаться дедушке, но он припугнул меня, сказал, что запрет в погребе, если пойду ябедничать. Я встала, оделась, взяла хворостинку, а он открыл хлев и выгнал животных.
– Гони быстрее, одна нога там, другая здесь! – крикнул он вдогонку.
Я погнала. Коровы сначала норовили бежать в сторону пастбища. С трудом выгнала я их за село, на гору, а потом они пошли по тропе сами.
Поле было далеко, где-то через часа два я вернулась домой голодная, усталая. Когда солнце стало садиться, Пир-Будаг пришел с улицы и снова приказал:
– Быстро иди пригони скот обратно.
Я помчалась.
Бежать все время в гору было трудно. Пока добежала, устали ноги. Корова, телка, бычок разбрелись в разные стороны. Я согнала их в кучу, и прежде чем начать спускаться, решила сесть верхом на одну из коров, которая была спокойнее.
Сидеть верхом на корове было очень неудобно. У коров спина шире, чем у ишака, к тому же даже на оседланном ишаке спускаться по крутому склону тяжело, а на корове тем более. Чтобы не съехать на шею я прижимала ноги к бокам, а руками, упираясь, держалась за холку. Таким образом, до окраины аула доехала благополучно.