Я иду тебя искать!

Ругать своего охотника я не стала, но «подарки» его собрала и выкинула за порог. Кот возмущенно мяукнул и, обиженно задрав хвост, удалился на лавку. Сидел там, отвернувшись, косил на меня желтым глазом.

А я, чертыхаясь, меняла постельное белье. Что-то, а спать на кровати после того, как на ней кое-кто устроил кладбище домашних мышей, мне не хотелось. Да и пора было, честно говоря. Наконец все было сделано, и я улеглась, ощущая ужасную усталость во всем теле. Уже засыпая, ощутила, как кот запрыгнул с лавки на полати и свернулся клубочком у меня под боком. Хорошо-о-о-о…

Проснулась я еще раньше, чем обычно. Кряхтя и охая, будто столетняя старуха, сползла с полатей, вышла в сени, напилась там студеной водицы. Тихо-тихо, боясь разбудить пригревшегося Князя, раздвинула занавески и выглянула в окошко: темно, хоть глаз выколи! Серый зимний рассвет еще даже не начинал заниматься. Я с тоской глянула обратно на разобранную постель: сна ни в одном глазу, какой смысл ложиться?

А вот в доме не прибрано. Самое время это исправить, пока снова что-нибудь не случилось!

Я отчищала доски пола и размышляла: чего же все-таки добивается волколак, убивая девушек? Он их не ел, не насильничал, только разрывал горло и зачем-то… раздевал. Куда, скажите на милость, волколак эту одежду девал? И зачем вообще ее забирал?

Столько вопросов – и ни одного ответа.

Щетка двигалась туда-обратно: вжих-вжих, вжих-вжих. За окном прокукарекали первые петухи, пролаял сипло старый соседский пес, а затем… закричала девушка.

Я застыла на мгновение, пытаясь понять: не послышалось ли? Хотелось сказать себе: да, примерещилось. Вот только далекий девичий крик раздался снова, и в этот раз был полон не только ужаса, но и боли.

Накинув шубку прямо на старое домашнее платье, в котором всегда прибиралась, я впрыгнула в валенки и выскочила на улицу. Потом опомнилась, вернулась в дом, схватила в одну руку припасенный нож, а в другую – ухват. Так-то лучше!

На улице было тихо и безлюдно. Ни в одном доме не горели окна, никто не выбегал на улицу с вилами и факелами. Неужели никто, кроме меня, ничего не слышал? Черт побери, у нас по деревне спокойно разгуливает волколак, перед рассветом душераздирающе кричит девушка, а все продолжают мирно спать в своих постелях?!

Я вертела головой, безуспешно пытаясь понять, откуда же раздавался крик, когда мне на помощь внезапно пришел… Князь. Черной стрелой он пролетел по затвердевшему за ночь насту и рванул в сторону ближайшей к нам околицы. Пара домов – и конец деревни. Я бежала за котом, одновременно переживая, что не успею и что… успею. Кто сказал, что мне не страшно? Да у меня поджилки трясутся! Один раз встретив волколака, вряд ли захочешь увидеться с ним снова. Но крик, этот полный ужаса и боли крик до сих пор стоял в моих ушах.

Мы выбежали за околицу, и там кот внезапно остановился. Вздыбил шерсть на загривке, зашипел. Огромная серая тень мелькнула около деревьев – и скрылась в лесу.

А на снегу… на снегу лежала девушка. Я рванулась к распластанному телу и упала на колени, ожидая увидеть перед собой бездыханное тело и устремленный в вечность мертвый взгляд.

Но то, что я увидело, заставило меня закричать.

Глава 12. Живой свидетель

– Сюда! На помощь!

Я орала как оглашенная, хоть и понимала, что могу привлечь своим криком внимание не только деревенских, но и самого волколака. Не знаю, как далеко в лес он успел уйти и собирался ли вернуться к жертве, но присутствие мужиков с факелами должно его отпугнуть.

Девушка была жива. Ее грудь вздымалась, пальцы судорожно сжимались и разжимались. Наверняка бедняжка не помнит себя от боли! Глубокие раны, нанесенные острыми как лезвия когтями, пересекали обе щеки девушки, не доходя до глаз лишь самую малость. Кто это такая, я распознать не сумела – все лицо жертвы заливала алая кровь.

– Где еще болит?!

Я лихорадочно ощупывала весьма упитанное тело девушки, пытаясь понять, нет ли где еще ран. Хм-м-м, странно, а это что?..

– Вот они! Скорее! – зычный голос старосты я не перепутала бы ни с чем.

Облегчение накатило на меня горячей волной. Спасены! Теперь мы спасены!

Но, несмотря на радость, в душе заворочалась и глухая обида: где они были раньше, почему ничего не слышали? Жертва же тоже кричала! Я уж думала, что все жители Чащи разом оглохли.

Добромир подбежал к нам первым. Наклонился над искалеченной девушкой, осветив ее распластанную фигурку ярко горящим факелом, и внезапно остолбенел.

– Весея?.. Весея!!!

Говорят, отцовское сердце всегда узнает свое дитя. Мужчина упал на колени возле старшей дочери, и я взглянула на раненую девушку новыми глазами. Ну, конечно! У кого еще могут быть такие яркие зеленые глаза?

– Раны необходимо промыть и наложить повязки. Для этого нужно поскорее отнести ее домой, – велела я враз растерявшимся мужикам, которые, скорее всего, впервые видели старосту в таком состоянии, – и лучше, чтобы это сделал не ее отец, а кто-то из вас.

На Добромира у меня имелись другие планы. Волколака необходимо было остановить, пока люди не впали в панику. Третья жертва за неделю! Пусть и неудавшаяся.

– Я понесу! – тут же вызвался Тихомир. Крупный молчаливый парень, всегда казавшийся мне спокойным и рассудительным, сейчас был белым как мел.

Я окинула его полным сомнения взглядом:

– Точно сможешь? Какой-то ты бледный.

– Смогу! – рявкнул тот уже более уверенно. Вот, совсем другое дело!

Удостоверившись, что Весею держат крепко и несут осторожно, я поймала за рукав старосту:

– Добромир, погоди. Я займусь твоей дочкой. А вам нужно устроить облаву: я видела, как волколак ушел в лес. Есть надежда, что мы его спугнули, и он еще не успел вернуться в деревню в своем человеческом обличье.

Я видела, как сложно было мужчине собраться с мыслями и решиться оторваться душой от раненой дочери. Но прошло всего несколько мгновений – и передо мной стоял уже не убитый горем отец, а человек, отвечающий за благополучие сотен своих людей.

Он повернулся к ошалевшим мужикам и начал давать четкие указания:

– Делимся на три части, по числу главных улиц. В каждой компании выйдет по пять человек. Двое проверяют дома, остальные смотрят, кто куда заходит и откуда выходит. Все делаем быстро! Митька, Пашка, Мирон, вы бежите на другую сторону деревни и следите, не пробирается ли кто из леса с той стороны.

Я кивнула удовлетворенно и зашагала вслед за Тихомиром к дому старосты.

Там меня ждал полнейший бедлам. Бабы орали, дети плакали, а Евдокия, мать Весеи, и вовсе завывала над раненой дочерью, как над покойницей:

– Что ж с тобой сделали, ироды-ы-ы-ы! Красоту забрали, нелюди-и-и-и!

Я покачала головой и ловко распихала зевак по сторонам:

– Радоваться надо, что дочь жива, а не слезы ей на раны лить. Ну-ка, разойдитесь по домам!

Отовсюду полетели шепотки: Марьяна… она нашла… ведьма… Но в этот раз я была даже рада, что слава впереди меня бежит: бабы начали споро расходиться по дома, изба опустела. Кто-то прихватил с собой и плачущих младших хозяйских детей. Правильно, нечего малолетним на такой кошмар смотреть.

Когда мы остались с матерью Весеи один на один, дело пошло на лад. Женщина принялась с завидным рвением выполнять все мои указания: вскипятила воду, достала из сундука чистую выглаженную рубаху, которую можно было пустить на тряпки, и даже мазь лечебную нашла!

Я тщательно промыла раны на лице девушки, наложила повязки с мазью и, нерешительно помедлив, все же задала мучивший меня вопрос:

– Зачем ты вышла ночью из дому?

Весея, немного порозовевшая и пришедшая в себя, покосилась на мать. И промолчала. Я повернулась к Евдокии и попросила:

– А можете приготовить завтрак? Весее нужно подкрепиться после пережитого.

Жена старосты тут же заохала, закудахтала и унеслась в курятник – собирать яйца для яичницы.

– Еще и корову наверняка подоит, – подала голос Весея.