Девушка на фотографии футболиста Березина. Часть 3

– Нет уж, спасибо, сама управлюсь.

– Ты все про каток думаешь? Да не покалечу я тебя. И вообще, можешь подойти поближе, я не кусаюсь. Обычно.

– Обычно. Это вдохновляет, – говорю я и в очередной раз поскальзываюсь.

– Да уж, все приходится брать в свои руки. Даже не спорь.

Я промолчала. Это было приятно – чувствовать свою руку в его руке, пусть даже в перчатках. Интересно, чувствовал ли он то же самое?

Мы сидели, укутавшись в пледы, подпевая песни под гитару и делясь любимыми стихотворениями. Литературно-музыкальная гостиная традиционно проводилась вечером после занятий в аудитории, закрепленной за психологической службой, отчего там были объемные с мягкими сидениями стулья и ковер, создающий уют. Обстановка была камерная, еще и свечи горели кругом. Я периодически поглядывала на Димку, волновалась, нравится ли ему тут, все-таки он поклонник подвижной, ритмичной музыки и поэзии не длиннее трех четверостиший…

Но, оказалось, есть что-то, что объединяет вне зависимости от личных убеждений и пристрастий. Это что-то на уровне архетипа, исторической памяти. Как песни о войне, от которых наворачиваются на глаза слезы, хотя это было так давно, и мы не могли видеть ее живьем.

Красивое всегда трогает, если за красотой есть что-то еще. Душа, например. Я читала стихотворение Э. Асадова «Я могу тебя очень ждать», одно из моих самых любимых, положенное, кстати, на музыку.

Димка охотно подпевал песням под гитару, чем откровенно удивил меня.

– Мне довелось побыть вожатым в детских лагерях, прекрасное время! Эти песни… спасибо, что напомнила о нем, – шепнул он мне. – И твое стихотворение…

– Что же с ним?

– Ты знаешь, что поэзия не мой конек.

– Слышала, – подтруниваю над ним я.

– Но и среди стихотворений иногда бывают хорошие.

– Только иногда? – улыбнулась я.

– Когда ты была серьезной, мне нравилось больше, – подколол меня Димка.

Потом, когда все уже разошлись, парень не торопился. Это удивило меня.

– Ты же играешь на фортепиано?

– Да, немного.

– Давай найдем инструмент, и ты мне что-нибудь сыграешь…

– Ты же знаешь меня, я могу только что-нибудь грустное или романтическое.

– Пойдет, у меня настроение как раз такое.

Заглянула ему в глаза. Не я ли причиной тому?

– Ну, пойдем, – намеренно свободно согласилась я, хотя пальцы предательски дрожали. Они всегда у меня начинают дрожать в самый неподходящий момент. Но Димка думает о чем-то своем и не замечает.

– Я видел его в одной из аудиторий в другом корпусе, пошли!

Вот оно, красное, лакированное, пока еще закрытое. Сажусь, Димка, опираясь на корпус, готовится внимать.

– Что ты сыграешь?

– Мне нравятся сейчас мелодии из фильмов.

– Я так понимаю, не из триллеров.

– Я предупреждала.

– Знаю, играй. Хочется послушать, хоть это пускай будет даже очередной саундтрек к вампирской саге.

– Как ты угадал?

– Что, правда? Да, я такой, сообразительный.

Ответила ему снисходительной улыбкой. Это был «Meadow». Он слушал, затаив дыхание. А я, кажется, не дышала.

– Я хотел с тобой поговорить…

Неужели это бывает именно так? Ищет повод, чтобы остаться наедине. Музыка. Вечер. Что-то еще. Может быть, счастье?

– Есть одна девушка, которая мне очень нравится…

– И?

– Я ей совсем не нравлюсь.

– Откуда ты знаешь?

– Я ее спрашивал.

Облом. Резкий диссонанс рвет уши.

– Прости, отвлеклась.

Продолжаю играть, а внутри все клокочет. Кто она? Где она? Красивая ли? Насколько она ему нравится?

– И что ты хочешь от меня?

– Ты же психолог…

– Почти. Я еще и первый курс не успела закончить.

– И все-таки…

Настучать бы ему по голове, чтобы соображать стал: человеку рядом больно, очень больно. Мои мысли передавались пальцам.

– Какая трагическая мелодия!