Анатомия сознания – II. Эссе о свободе воли

Анатомия сознания – II. Эссе о свободе воли
Маргарита Каменная

Книгу можно рассматривать и как научно-популярную, и как женский роман, и как философские размышления на заданную тему, и как эзотерические заметки по поводу событий жизни.

Анатомия сознания – II

Эссе о свободе воли

Маргарита Каменная

© Маргарита Каменная, 2019

ISBN 978-5-0050-7848-3 (т. 2)

ISBN 978-5-0050-7849-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРЕДИСЛОВИЕ, или О чём этот текст

Здравствуй, дорогой читатель!

«Здравствуй, дорогой читатель…» – написала я и зависла в пространстве, потому что не знаю, как продолжать дальше…

Первые строчки, первые слова, первые буквы… всегда затруднительны: высказать мысль, значит задать ей рамки, вложить в строгое русло формы. Однако мысль всё равно заживет сама по себе, побежит всё дальше, дальше и дальше, каждый раз стремясь нарушить границы заданной темы.

О чём я хочу написать – отражено в названии, но получится ли – большой вопрос, но я всё же рискну. Риск – дело добровольное, любопытное, хотя и не безопасное, потому что, когда доберусь до искомого, искомое может мне совсем не понравиться, однако деваться от него уже будет некуда. Что послужило толчком к данному тексту? Этот вопрос будет более верным.

Всю неделю до своего дня рождения я слушала лекции Андрея Баумейстера о метафизике сознания и стяжала свою бездарность, поскольку другой c потрясающей легкостью говорил о предметах моих нелегких дум на заданную тему. Зачем? Мне было интересно. Уж, очень красиво говорил другой!

И вот в свой день рожденье, в тишине и спокойствии утра, дослушивая последнюю – итоговую – лекцию, я сильно зависла в пространстве. Не пытаясь пересказать лектора, суть её заключалась в том, что классические воззрения признают за человеком свободу воли, а следовательно, вместе и ответственность за свои поступки, за которые следует наказание или поощрение. Неклассические – современные – воззрения не признают за человеком свободы воли, а следовательно, и ответственности за поступки тоже не признают, а где нет ответственности – нет и наказаний с поощрениями, хотя про поощрения речи не шло. Иллюстрация тезиса была следующая.

Представьте, живет семья из трех человек: папа, мама и шестилетний сын. И вот у мамы день рождение. Папа с сыном покупают пирожное, которое вечером станет украшением праздничного стола, но днем ребенок не может избежать искушения и съедает все сладкое, затем красиво завязывает коробку и ставит ее в холодильник в надежде, что никто ничего не заметит. Однако папа, придя с работы, что-то ставит в холодильник и обнаруживает недостачу.

Действия папы? Действия папы могут развиваться по двум вариантам: классическому и неклассическому.

В качестве параллельного примера лектор привел пример из своей жизни, когда он бы солдатом срочной службы. Товарищи по службе оставили ему на хранение коробку пахлавы и вечером обнаружили стопроцентную недостачу. Действия товарищей? Тут события развивались без вариантов, как говорится, старая добрая классика: «Ах, какой же ты нехороший человек, Андрюша! Мы хотели чай со сладостями, а теперь придется пустой пить. Нехорошо это, Андрюша, нехорошо». Это были, видимо, очень продвинутые молодые люди, потому что, максимально минимизировав свои реактивные установки, они простили виновника, однако пообещали пахлавы на хранение больше не оставлять.

Что же наш молодой отец, обнаруживший пропажу пирожных?

Вариант первый. Следуя классическим воззрениям на свободу воли, отец должен проявить реактивную установку и как-то наказать своего маленького сына: отправить спать, лишить гаджетов или сладкого на целый месяц, воззвать к совести – одним словом, провести воспитательные работы. Вариант второй. Следуя неклассическим воззрениям и помня, что ребенка искушала любовь к сладкому, которой он противится не в силах, наш продвинутый отец сдерживает свою реактивную установку и предлагает сынишке снова отправиться в магазин за пирожными, то есть просто решить проблему, ибо без пирожных праздник будет неполным.

Это была легкая и смешливая иллюстрация к серьезным проблемам, над которыми ломают головы умные люди. Продвинутый папа идет с ребенком в магазин, потому что знает: свобода воли – это иллюзия. Продвинутые солдаты тоже это знают, поэтому лишь красочно описывают последствия и вытекающие из них следствия за «тихушничество»… и тут я рассмеялась.

Я долго смеялась. Я несколько раз принималась смеяться, когда вдруг в моей голове впервые в жизни возникла картинка альтернативного прошлого: «Милый, ты мне изменил? Ну, конечно, я все понимаю: это был не ты, это все твой мозг устроил. Свобода воли – это иллюзия…» О, как это было весело! Я очень пожалела, что не была столь продвинутой когда-то, ибо лишила себя такого веселья: «Что теперь нам с тобой делать, малыш? Идем в магазин за матрешкой! Не хочешь матрешку? Тогда мартышку? И мартышка не по душе! Скажи мне, мальчик, кого приготовить мне на обед?» Эта картинка от души повеселила меня, поскольку сама в себе содержала спасение: «милый» носил эпитет бывшего, поэтому мне было весело представлять его бывшую физиономию, с которой разговаривала «Я» -настоящая.

Однако пора было собираться на работу, и мысль, так насмешившая меня, осталась недодуманной, затем в дороге потерянной, но где-то по пути вспомненной. Ситуация «милого» требовала додумывания.

Было утро. Суббота. Путь на работу, но думалось мне совсем не о ней. И я позволила себе роскошь: моя свобода воли за счет свободы выбора другого, отчего, зайдя в класс, тут же напутствовала «детей»:

– Я правильно понимаю, суббота, у всех свои дела, заботы? Короче, у вас есть десять минут, чтобы решить, чем мы сегодня занимаемся – своими делами или… работой?

Через десять минут я поднялась в аудиторию с кофе, чистыми листами бумаги, ручкой, карандашом, ластиком и, открыв окно, села за рабочий стол додумывать мысль. Суббота мне подарила выходной, дети – свободу, а день рожденье – мысль к обдумыванию.

Кто мне подарил через смех такую трудную мысль и зачем? Это нам предстоит, читатель, узнать с тобой вместе, когда доберемся до заключения. Мысль – штука тонкая: не думать – нельзя и думать – нельзя, если не готов к последствиям; думать плохо – дважды нельзя, думать хорошо – всегда должно, но очень трудно. А кто решает: что – хорошо, что – плохо? А кто решает: что – должно, а что – нет? Полагаю, это лишь первые вопросы, за ними потянется – вереница.

Рассуждать, читатель, мы станем теоретически, а вот иллюстрировать теорию мне придется практически – ситуациями из жизни как сданными в архив, так и текущими. Свои случаи ты подберешь и подставишь сам. Смею надеяться, что ты пойдёшь со мной до конца. Обещаю стараться и не позволять тебе скучать. Однако должна предупредить, нам предстоит весьма опасное путешествие: я не знаю куда уведет нас мысль и как это отразится на жизни. Мы идём туда – не зная куда, идём за тем – не зная зачем, найдём то – не зная что. Мы обязательно куда-нибудь да придём, что-нибудь да найдём, а вот сколько, что и кого потеряем в пути – это вопрос, большой вопрос. И чтобы нам легче было продвигаться в дебрях долгих рассуждений, позволь мне представить героев – иллюстрантов повествования и сказать пару слов о себе.

Я начала этот текст в первый день сорок первого года своей жизни за столом в одном из частных московских колледжей, где работаю преподавателем русского языка и литературы. Поэтому часто в повествование будет вплетаться слово «дети» – детям от шестнадцати и выше. Также будет встречаться слово «сын» – этому герою двадцать два. Будет пробегать слово «подруга»: и это либо моя Юлька, школьная подруга, наперсница дней суровых, ставшая врачом, либо Джана – человек, которого подарил мне мир, когда я потеряла для себя Юльку. Слова «папа», «мама», «сестра» – это моя семья. Все остальные герои – ситуативно.

Теперь о героях трудных. Слова «мозг», «сознание», «тело», «культура», «миф» – эти мои любимцы будут чаще иных гулять по строчкам текста, они не жуткие, но очень – трудные. Я постараюсь быть точной употребляя их. Слов, которых не понимаю, постараюсь избегать. Умные люди пишут очень умные книжки, и мой мозг часто ломается, отказываясь их понимать, и в моей голове – каша. Ох, уж мне эти умные люди – ученые! Какие жуткие и трудные слова они знают, а как легко ими жонглируют! Прости, читатель, я не умный человек, поэтому как дурак, всё познающий на своих ошибках, могу прицепиться к какому-нибудь очень «тёмному» для меня слову или мысли… и мучить тебя и себя этим. Прости заранее…

Какая у нас цель? Решить вопрос: есть ли свобода воли у человека или нет? Зачем?

На этот вопрос у меня пока нет ответа…

ГЛАВА ПЕРВАЯ. ДЕТЕРМИНИЗМ, или Слово о детях

Почему родилось «Слово о детях»? Потому, что в умной и хорошей книжке Ларса Свендсена «Философия свободы», мне вычиталось:

«В Средневековье был проведен целый ряд судебных процессов над животными. Одним из наиболее известных примеров является случай во французском городе Савиньи, где в 1457 году свинья была осуждена за „преднамеренное и безжалостное“ убийство пятилетнего мальчика. Более того, на скамье обвиняемых оказалась не только сама свинья, но и шесть ее поросят. В соответствии с принятой практикой судопроизводства, свинье и поросятам был назначен адвокат, произносивший речь в их защиту. Спасти свинью ему не удалось, однако поросята были оправданы несмотря на то, что их застали на месте преступления перемазанными в крови жертвы. Смягчающим обстоятельством послужил их юный возраст и тот факт, что они пошли на преступление под влиянием матери. Надо отметить, что на других подобных процессах обвиняемым часто выносился обвинительный приговор в числе прочего и потому, что они громко хрюкали и проявляли всяческое неуважение к суду. Количество подобных судебных процессов достигло кульминации в начале XVII века, однако они продолжали совершаться еще многие десятки и даже сотни лет: последние примеры относятся уже к XX веку».[1 - Свендсен, Л. «Философия свободы». – М.: Прогресс-традиция, 2016]

Могла ли я этого не прочитать? Могла, так как книг по теме свободы воли очень много: и в этом море литературы можно утонуть. Однако эту я открыла после двухнедельного перерыва моих штудий на данную тематику, что называется, по случаю. Это было в последний день мая, когда, счастливо простившись с учениками, я наконец-таки могла полностью посвятить все свое время желанными занятиям. В этом двухнедельном промежутку мысль моя, конечно, все равно, так или иначе, кружилась вокруг свободы и разных понятий с ней связанных: воля, сила, мозг, сознание, интеллект, инстинкт и так далее. Почему? Я решала для себя вопрос о свободе воли, а заодно проверяла теории – практикой.

Могла ли я этого не прочитать? Нет, не могла! Беглый просмотр книги привел меня в возбужденное состояние: наконец-то мне встретился автор, чьи мысли о свободе воли были приятной мелодией, поскольку в них я нашла подтверждение своим, то есть, проще говоря, я подсознательно искала информацию, которая бы помогла мне укрепиться в своей точке зрения: мне нужна была апелляция к авторитетному мнению, и я ее нашла. Во мне все встрепенулась к радости, когда я прочитала:

«Насколько нам известно, некоторые онтологические уровни скорее детерминированы, а некоторые скорее недетерминированы. Мы не имеем ответа на самый важный вопрос: детерминирован или нет человек. Вследствие этого мы не можем отдать предпочтение одной из описанных концепций свободы».

– Ну, да… точно… так оно и есть… – однако этому воплю согласия предшествовало долгое думание над одной из своих жизненных ситуаций, но вот в такое красивое и емкое слово весь её смысл облек другой.

***

Это случилось в прошлом учебном году, осенью, в третий год моей работы в колледже; мне было тридцать девять с половиной.

Это была группа ХХХХ мальчиков программистов. Это была очень тяжелая группа, где все дети оказались как на подбор с огромным фрейдистским эго и напрочь отсутствующим сознанием, то есть они очень много о себе мнили и мало смыслили, однако я поняла это далеко не сразу. Здесь со мной шутку сыграла моя некая априорная установка: все люди – это человеки, все дети – это люди, но некоторые из них еще недовоспитались до человеков. Патриотического пафоса к жизни мне никогда было не занимать, и в тот год жизнь предоставила мне широкое поле для довоспитания.

Впервые я заподозрила, что что-то не так на уроке литературы, когда, поотбирав телефоны, неимоверным усилием воли заставила детей молчать и слушать себя. И вот в короткий момент тишины, когда мне удалось добиться внимания к предмету, дверь в аудиторию отворилась, и какая-то женщина попросила выйти на пару слов. Я подошла и, встав в простенке, поинтересовалась, что ей нужно, параллельно наблюдая за начинающим волноваться морем детских затылков: женщине нужен был список литературы для одного из моих нерадивых прошлогодних учеников. Я сослалась на занятость и попросила ее подойти на перемене, но она оказалась неприятно настойчива, поэтому мне пришлось быстро проговаривать основные произведения классиков, понимая, плакала моя дисциплина. И тут я краем глаза замечаю, что одни из учеников – Е.С., улучив момент, стал продвигаться на полусогнутых к преподавательскому столу за своим телефоном:

– На место! На место я сказала! Сидеть! Быстро!

Стекла в аудитории дрогнули, дети вжали головы в шеи и затихли, Е.С. от неожиданности присел, у пришедшей подкосились колени, а я офигела сама от себя и перевала взгляд на мамашу:

– Да-да… я понимаю… я позже… на перемене… потом… как-нибудь зайду… да-да… зайду… – залепетала просительница.

Кивнув, я закрыла дверь и направилась в полной тишине на место, страшно гордясь собой: о, как могу!

Второй раз странное случилось на уроке русского, когда двое оболтусов – уже известный Е.С. и А.Д. – наперегонки изощрялись в дурном словоблудии, но не просто так: они блудили словами, смысла которых не понимали, но в своей непосредственной обжорливой радости множили мерзость запустения. Это тоже была моя вина: не оценив уровень умственного развития группы, я задала домашнее задание, которое позволяло при желании давать пошлость трактовок. Что за задание?

Обычная скучная тема синонимов и антонимов в русском языке становилась куда веселее, когда дети, получив классический анекдот про Ольгу и отца Онуфрия в окрестностях Онежского озера, вставали перед необходимостью придумать максимальное количество синонимов к словам «очаровательная» и «отвратительная», которыми я заменяла слово «обнаженная». Победителю обещались две пятерки, за пятьдесят синонимов – автомат в семестре, за продолжение истории еще одна оценка при условии, что все слова будут на «о» и сюжет некрамольный. Два года это задание вызвало бурный и смешливый отклик, все были счастливы.