Боровой

Кругом стало разом так тихо, что задавило на уши.

– Чернобоже мне велел за ним идти и назад не глядеть. Так и шёл я. А тот за нами. До самой опушки слышал я его за своей спиной. То веткой хрустнет у меня над левым ухом. То зашепчет над правым. А то засмеётся, как девка юная. Только вот шаги его тяжелы были. Будто деревьев стволы кто-то оземь швыряет. Так я на полголовы моей и побелел. Но назад, – замотал он головой в разные стороны, – не обернулся.

Заслышав отдалённые звуки речи, Бреган глянул в сторону двери. Оказывается, заволновавшийся Штепан уже третий раз окликал его по имени.

– Милсдарь Бреган, – сейчас, когда командир увидел взволнованное лицо войта, звук ото всего и отовсюду будто бы вернулся в мир.

Бреган услышал вдруг, как шумно выдыхает он сам носом и как повлажнели его виски. Подивившись и отерев лоб, он посмотрел вновь на мельника. Тот осел на пол и, спиной поджав столбец, так и сидел. Потерянный, хоть и не в чаще. Одинокий, хоть и в селе. Кивнув напоследок мельнику, совершенно не заметившему, впрочем, этого жеста, Бреган вслед за войтом пересёк порог.

Часть пути до первых деревенских изб они проделали в молчании.

– Вы, милсдарь Бреган, особливо не слушайте его с Чернобогом этим, – первым нарушил молчание войт, – Кравчик, он, по правде сказать, как из лесу вылез, был… дюже не в себе. Да и не к дому он пришёл первым делом, как рассказывал, а к воротам самим. Помню, наши, как заметили его, так и обмерли все от его виду. Это уж потом мы его к дому проводили… И не было с ним старцев никаких.

– Кравчик?

– Хустав, – поправился оговорившийся войт. – Наши его токмо Хуставом знают. Вы уж строго не судите… Жизнь, она же разной статься может, так ведь? Мне только одно главное, что мельник он добрый. И столько лет для нас опора. Чего уж говорить. А чем и кем он раньше был, то выпытывать не стану, – категорически заявил староста. – Любой заслуживает новой жизни и благостей за свои старания.

– И давно Хустав у вас мельник в Комарине?

– Да четверть века ужно, а то и больше.

Бреган определённые выводы из беседы с мельником всё же сделал и чуть изменил изначально намеченный в уме план действий.

Они вновь вернулись к жилищу войта. Штепан раздобыл старенькую карту и отдал её во временное пользование гостю. Карта обозначала примерное расположение деревушек и бароновой крепости. Скопление чёрных столбиков, именуемое Комарин, соединено было линиями с другим таким же скоплением, но только поменьше, носящим название Заречный. Оба села тянулись длинными пуповинами рек к серому овалу озера, находящемуся южнее в лесу. Овал был обозначен о. Киртыш. А ручей, что Бреган видел у мельницы, и был той самой речкой Киртышенкой, что вела на юг от деревни в чащу к озеру, хоть и большим крюком.

– Тут Зареченские рыбаки наших повылавливали… Василя, Хуберта и остальных … Пусть их душам будет мир … – произнёс староста, указывая на участок южнее Заречного. Там Штепан ткнул коротким пальцем в устье лесной Киртышенки, речка впадала в могучую и стремительную Видвору, через которую с большим трудом перебрался три дня назад Бреган со своими людьми.

– А девки ваши куда бельё стирать ходили, прежде чем пропасть?

– А это по Киртышенке вниз. Там шагов… триста будет, – провёл пальцем от мельницы Штепан, – там такое место… песку много у воды. И рогоза. Если пойдёте, не пропустите: там заросли ольхи чёрной с того берега. Смородины много с шиповником. Но это уж дальше.

Бреган вгляделся в область западнее Комарина.

– А тут что? Поле?

– Поля, да, – кивнул войт. – Уж сеем, пашем, что могём делаем.

– Вот как … И что растёт?

– Пшеница, долгунец лён.

– И шибко растёт?

– Да куда там … Уж навозились мы прошлым годом … Земля, милсдарь, не добра. Хоть и суглинок, а такой бедный и скупой, что еле поросло всё. Особливо долгунец не порос. А нам как? Ни тебе маслу, ни ниток. А оброк как барону платить? Ох, он и обозлился на нас прошлым годом… – пожаловался войт.

Бреган взглянул ещё раз на карту. Деревеньки, озеро. И всё от Видворы на юге до бароновой крепости на севере – густой лес.

– Вы это… – осторожно начал Штепан, – поищите уж там…

– Ну, женщин не вернуть уже, – войт на это сокрушенно закивал, – уж месяц прошёл. А вот сына мельника вашего, может, и поймаем. Но обещать не обещаю.

– А вы что думаете сами? Сбежал?

– Да тут думать то чего? Либо за девкой своей в лес побежал, тогда найти его можно ещё. Либо собрался да за лучшей жизнью пошёл, подальше от тятеньки.

– Нееет, он не ушёл бы ни за что. У него ж тут всё – и Лесенька, и труд его, и с отцом работа. А уж помощь кому если в деревне в чём нужна, так всем поможет, кого угодно спросите. А рукастый какой …

– А в чём талант его?

– По дереву режет. А уж ложки какие у него – загляденье. У нас пока к дереву доступность была, все как навырезают ложек, черпаков, посуды разной. А требование до неё знаете какое? Уууу. У любого спросите. Так что без дела тут не сидели. Наши ложек нарежут, корзин наплетут и на рынке, у крепости торгуют. Так бойко раскупают их! Улетают! – развеселился Штепан. – Особенно расписные скупить любят. Ну, те, что киноварью и золотом блестят. А Микош наш нарежет, распишет, на рынок с ними придёт, так там за час корзины все и опустошаются. Всё раскупают. Так что он у нас и резчик, и красильщик, и лачила.

– Ложкарь, значит.

– Точно. Но это он в свободное от молотильни время. А так он Хуставу всё на мельнице помогает. И, знаете, уж не лаптем они там щи хлебают – работа тяжёлая.

– А он в батеньку видом, да?

– Пожалуй, что да, – задумался войт. – Он ростом-то не крупный. Чуть повыше меня будет. Белый тоже, как Хустав. Волосы светлые, как у отца. Только тот седой, а этот…

– Я понял.

– А ему как семнадцать сделалось, так в него все девки наши стали влюблены, не только Лесенька. Ну, что говорить, один он у нас тут такой, как день ясный был, – снова погрустнел войт.

Бреган хмыкнул. Карту он бережно свернул и, обмотав козьим ремешком, убрал за пазуху.

Поблагодарив Штепана, командир покинул его дом, сжимая в руках пять пар доброй, хоть и самой простой, крестьянской одёжки.

Разыскал Бреган своих соратников у колодца. Нахмуренные такому долгому отсутствию своего предводителя, они вмиг приободрились и обступили командира, готовые внимать каждому слову его плана.

III. Отбытие

Идею нарядиться в крестьянские домотканые рубахи и туники соратники встретили с замешательством и заявили, что и своей одежды у них достаточно, а в тряпках крестьянских по лесу прыгать им совсем нужды нет. Один лишь Зубрав, смекнув что к чему, закивал, хоть и поджал при этом недовольно губы.

– А это что? Лихо пугать? – непонимающе оглядывал одёжку Бобёр.

– Нет никакого Лиха, – ответил на это Бреган.

– А что же войт? Наврал, выходит? – неожиданно подал голос из-за спин товарищей Круве Войчич.

Все разом обернулись. Редкость, с которой Круве комментировал что либо, была сравнима только с редкостью, с которой Бобёр бы сдержался от комментария. То есть происходило это столь нечасто, что товарищи, не сговариваясь, притихли. Оглянувшись на Круве, они стали переводить взгляды с него на командира и обратно, словно у последнего вот-вот состоится диалог с табуретом и упустить подобное никак нельзя.

– Почему же наврал, – командир задумчиво разглядывал лесную опушку, хорошо видимую из деревни. – Наоборот, про лес всё, как на духу сказал, что леший, мол, там. Предостерёг и в путь благословил.

– И что ж делать нам с лешим? – продолжил Круве. – Это н-не бандит ни какой. И н-не косуля, что с болта ляжет. Мы таких врагов н-не приучены бить.

Зубрав тут же закивал, молчаливо одобряя каждое сказанное слово.

– И много ты таких врагов видал? – пренебрёг живейшим зубравским откликом командир.