Благородный разбойник

Она засмеялась, как будто это была шутка. Но Нед не шутил. Он думал о том, сколько раз крысиное мясо означало для него границу между голодом и смертью.

– Когда-нибудь здесь все изменится, – сказал он. – И место рухнувших остатков былого величия займет созданное заново.

– Но тогда из стен уже не смогут расти фиалки.

– Это сорняки.

– Не сорняки, а самые нежные из цветов. Они всегда растут на старых садовых стенах. Я точно знаю. – У нее сделалось такое лицо, как будто она вспомнила о чем-то, и это воспоминание доставляло ей боль и радость одновременно.

Эмма повернулась к Неду. Он смотрел на нее так, будто видел самую суть ее натуры.

– Я запомню это, Эмма де Лайл, – сказал он, не сводя с нее пристального взгляда.

«Мужчина может прожить всю жизнь и не встретить такую женщину, как Эмма де Лайл», – снова шепнул ему внутренний голос.

Они смотрели друг на друга с неприкрытой искренностью. И казалось, весь окружающий мир растаял.

Нед наклонился и поцеловал ее. Прямо посреди этого прекрасного солнечного дня.

Эмма была такой нежной, такой милой. От нее пахло летом и солнцем, а под этим запахом таился аромат женщины.

Он целовал эту прекрасную женщину нежно, чувствуя, как она отвечает на его поцелуй. В нем вспыхивало и разгоралось желание. Его поцелуй становился все крепче, руки обхватили ее, и их тела инстинктивно прильнули друг к другу. Нед сгорал от желания, ощущая близость ее бедер и мягкое прикосновение грудей. Рука Эммы, скользнув к нему под куртку, гладила ткань рубашки на груди в том месте, где билось его сердце.

Но потом ее ладонь уперлась ему в грудь, отстраняя его.

Их губы разомкнулись.

– День в самом разгаре, Нед Стрэтхем! – Щеки Эммы вспыхнули. Ее глаза потемнели от страсти и потрясения. – Нас могут увидеть.

Нед вскинул бровь со шрамом.

Эмма покачала головой, словно укоряла его. Но потом улыбнулась и встала со скамейки.

Он встал вслед за ней.

Послышалось насвистывание, и из-за угла показалась фигура мужчины, катившего по дороге тележку с рыбой. Эрни Бриггинс – один из лучших клиентов «Красного льва».

– Доброе утро, Нед.

Нед кивнул в ответ.

Глаза Эрни с любопытством уставились на Эмму. Он едва сдержал улыбку.

– Доброе утро, Эмма.

– Доброе утро, Эрни. – Щеки Эммы сделались пунцовыми.

Эрни не останавливаясь продолжил свой путь, оставив после себя запах трески и устриц да негромкую трель своего свиста.

Эмма молча подняла брови и посмотрела на Неда с таким видом, будто хотела сказать: «Ну вот, я же предупреждала».

– Лучше я провожу вас домой, пока к вам не пристали другие разбойники.

– Спасибо, но мне будет спокойнее, если я пойду одна. Оставайтесь здесь и наслаждайтесь видом. – Эмма пристально посмотрела Неду в глаза. – Я настаиваю. – Она сделала шаг назад. Улыбнулась и повернулась, чтобы уйти.

– Эмма…

Девушка остановилась. Оглянулась назад.

– На следующей неделе меня не будет в городе. Я должен уехать по делам. Но я вернусь.

– Вы так пристрастились к портеру?

– Похоже, я пристрастился к чему-то еще, – тихо ответил он. – Когда я вернусь, нам надо будет поговорить, Эмма.

– Звучит очень серьезно.

– Так оно и есть. – Помолчав, Нед спросил: – Вы будете меня ждать?

Ее глаза тихо и внимательно смотрели на него.

– Я никуда не уезжаю, Нед Стрэтхем.

Еще секунду они серьезно и упорно смотрели друг на друга.

– Я буду ждать, – тихо сказала она.

Они улыбнулись друг другу, и Эмма пошла своей дорогой.

Нед смотрел, как она уходила, растворяясь в лучах солнечного света, пока совсем не скрылась из вида.

«Мужчина может прожить всю жизнь и никогда не встретить такую женщину, как Эмма де Лайл». Но только не Нед.

В красивом новом платье даже в Мейфэре Эмма казалась бы на своем месте. Нед улыбнулся и, взяв шляпу, отправился в длинный путь через весь город.

Письмо пришло на следующее утро.

Эмма стояла в своей комнате, залитой золотым солнечным светом, держа в руках сложенную и скрепленную печатью бумагу. Улыбка, со вчерашнего дня не сходившая с ее лица, исчезла.

Ей пришлось отдать драгоценный шиллинг из их накоплений, чтобы заплатить мальчику-почтальону, но это пожертвование было добровольным. Эмма продала бы и свои башмаки, и последнее приличное платье, лишь бы получить это письмо и то, что могло в нем содержаться.

Ее охватило возбуждение, как перед боем. Сердце понеслось галопом.

Бумага была белой и дорогой, на лицевой стороне изящным почерком черными чернилами было написано имя ее отца. Но имя отправителя отсутствовало, и красная восковая печать не давала ключа к разгадке.

Эмма сглотнула и сделала глубокий вдох, чтобы унять тревогу. Письмо могло оказаться совсем не тем, которого они с отцом с надеждой и страхом ждали последние два года.

Вдали колокола пробили час дня.