Несколько секунд Максим стоял недвижимо и вдруг сообразил: там, за периметром, его собственный дом! Его квартира! Это жена не выключила свет: ну сколько раз ей можно твердить об экономии!
– Все! Выбрались! Подожди меня!
– Зачем? – удивился Фирсов.
– Спрячу автомат. Не идти же с ним по улицам.
Максим прошел в цех, в диспетчерскую, и спрятал автомат и патроны в металлический ящик. Подумал, сунул туда же штык-нож, выбежал на улицу и позвал Николая.
У периметра все еще стояла металлическая лестница. Максим перелез первым. Подал Николаю руку и помог ему забраться на крышу сарая.
– Ну, пока. Я домой. Спать хочу.
Фирсов сунул револьвер в карман куртки:
– Нет. Ты поедешь со мной. Обо всем доложишь отцу.
Максим хотел было возразить, но махнул рукой. Нельзя спорить с непреодолимой силой. Сомнет и раздавит. Он спрыгнул на землю и покорно поплелся за Фирсовым.
***
В вестибюле ОВД разгадывал кроссворды уже совсем другой дежурный. Николай показал ему «корочки»:
– Старший Фирсов у себя?
– Минут двадцать назад ушел.
– Тогда принимайте этого, – Николай толкнул Максима к барьеру. – Головой за него отвечаете!
– Ясно. По какой статье оформлять?
– Не по статье… И не в камеру! Я сейчас организую ему лежбище в курилке. Охрану только поставьте.
– А… Важный свидетель, значит?
– Важнее не бывает.
Николай отвел Максима в комнату отдыха. Достал из шкафа подушку и старое одеяло и застелил диван:
– Отдыхай. Захочешь по нужде: постучи в дверь, тебя проводят.
Максим с наслаждением сбросил рюкзак, рухнул в постель и закрыл глаза. Он услышал только резкий и оглушительный, как взрыв, щелчок выключателя и мягкий стук двери. Казалось, он едва успел провалиться в сон, как тут же кто-то схватил его за плечо:
– Вставай! А то замерзнешь! – произнес знакомый голос. Голос полковника ФСБ Александра Фирсова.
Максим открыл глаза. В комнате было светло, маленькие искорки пылинок вспыхивали и гасли в ярких лучах солнца. Колено нещадно ломило, шея горела, будто ее смазали жгучим перцем.
– Который час?
– Полдень. Коля мне вчера позвонил и попросил тебя не трогать. Да я и сам все понимаю.
Максим сел на кровати, засучил штанину, потрогал посиневшее колено и едва не закричал от боли. Но опухоли вроде не чувствовалось.
– Видел бы ты свою шею. Индийская роспись, – Фирсов-старший нахмурился и включил электрический чайник. – А теперь выкладывай. Все и с подробностями.
– Разве Николай ничего не рассказал?
– У Коли свои мысли, у тебя – свои. Давай. Жги глаголом!
Полковник разлил в стаканы горячий чай. Максим, не чувствуя вкуса, проглотил напиток и, как мог подробно, расписал свои приключения в Зоне. Фирсов несколько раз останавливал его, расспрашивая о деталях.
– Я же говорил, нет у меня никаких особых способностей! – добавил Максим в конце.
Фирсов, казалось, не заметил его слов. Он что-то записывал в блокнот старинной, наверное, еще советских времен, перьевой ручкой.
– Бабочка, говоришь? – задумчиво произнес полковник. – Если бы не свидетельства моего сына, я бы подумал, что ты сошел с ума.
– А Петровский вас не интересует? Почему он на меня напал?
– Давай-ка поиграем в Шерлока Холмса, – Фирсов многозначительно хмыкнул. – Ты все так подробно расписал, что человеку, владеющему основами логики, нетрудно будет понять, что произошло. Что ты нашел в кабинете Федотова?
– Ничего. Совсем ничего.
– Нет, кое-что там было. И ты все прекрасно видел. Только не потрудился подумать. Напряги извилины!
– Да не было там ничего! – повторил Максим. – Кроме разгрома.
– Вот именно. Кто-то обыскал все ящики и, разумеется, не потрудился привести помещение в порядок. Думаю, не нужно пояснять, что это сделал Петровский.
– Значит, он нашел что-то очень ценное и не хотел этим делиться с нами?
– Догадливый. А теперь уладим формальности, – Фирсов протянул лист бумаги и ручку. – Прочти!
Максим пробежал глазами документ и тяжело вздохнул: стандартная подписка о неразглашении. Он быстро поставил закорючку в надежде, что этим все обойдется.
– Давай сюда карту памяти из фотоаппарата! – скомандовал полковник.
У Максима оборвалось сердце:
– Как же так? – прошептал он. – А я обещали любую награду.
– Ты ее уже получил.
– Какую же? Жизнь?
Полковник даже не улыбнулся – он так и продолжал сидеть с совершенно невозмутимым лицом.
– Нет, дорогой. Как там, у классика – смерть надо заслужить? Да и зачем делать из тебя мученика? Скажи спасибо, что ты сейчас не в КПЗ, и тебя не обвиняют, скажем, в изнасиловании и убийстве малолетки. В тюрьме, конечно, можно жить, но только не с такой статьей.