Тень Робеспьера

– Дантон рвется туда неспроста, – задумался Робеспьер.

2

В апреле 1793 года непримечательный экипаж направлялся на восточный фронт. За день до отъезда Луи получил тревожное письмо от генерала Дюма. В нем было сказано, что некий генерал Мясицкий распорядился взять под арест комиссаров Конвента. Без лишнего промедления Луи собрал вещи, нанял транспорт и в одиночку отправился в Бельгию, отправив письмо министру Берновиллю с просьбой последовать за ним в штаб Дюмурье. Одному агенту сложно скрутить мятежного генерала.

В кармане Луи лежали письма от Робеспьера и Люсьена, служившие доказательством предательства Дюмурье. Первое письмо пришло от Робеспьера:

«Дорогой Луи!

Весь Париж гудит за моим окном, хотя я раньше слушал стук молотков и протяженный звук пилы, а теперь смешано с ними слово «предательство» и имя нашего предателя. Не надо винить себя в упущении. В любом случае жирондисты скомпрометировали сами себя в связях с ним и с защитой в Конвенте в его пользу.

Не отчаивайся, ведь их участь куда хуже нашей. Остается дождаться момента, когда их авторитет достигнет глубины Атлантического океана. В общем, мой друг, сейчас сгруппируй все наши силы и устрой повальные слежки за нашими врагами. Узнай их каждый дом, всех знакомых и не давай им опомниться, как только мы их схватим.

В Конвенте тоже шум не утихает. Неделю назад Дантон и Делакруа рассказывали о ситуации на фронте и огорчили всех нас. По поводу нашей атаки на жирондистов мы обговорим в пятницу. Без тебя собрание проводить не собираемся, так что усвой это, мой друг».

Через несколько часов пришло письмо от Люсьена:

«Привет и братство, гражданин!

В тот день, когда мы с тобой расстались, я последовал в Лилль, где, по сведениям наших информаторов, Мясицкий собирался поддержать переворот Дюмурье. Его задачами были арест комиссаров Конвента и завладение городской казной. Сохранилось письмо, в котором Дюмурье перечислил распоряжения генералу.

Генералы Сен-Жорж и Дюма были мною предупреждены и пытались по-хорошему отговорить генерала от авантюрной затеи, но он нас обманул. В Лилле он с солдатами обыскивал каждую квартиру, где предположительно жили комиссары Конвента. Однако сам губернатор был предупрежден об этом авантюристе и отправил генералу Дюма письмо с просьбой арестовать Мясицкого.

Через два часа генерал Дюма поймал предателя в тот момент, когда он собирался только покинуть город. Самого Дюмурье не поймали, но в наших руках оказался человек, который выдаст его с потрохами.

Я обещал ему свободу в обмен на письменное признание о своем «геройстве». Знаю, обман – лучшее оружие агентов. Я надеюсь, что ты не сильно обидишься.

Следующим утром я получил пять листов сочинений нашего друга. Там засветились еще имена, но это оказалось пустой затеей, поскольку некоторые из них были убиты во время побега или убежали от генерала в сторону прусской армии. Очень жаль, что в самоуверенности этого ничтожества мы утратили свои завоевания в Бельгии. Представляю, какой всплеск негодования пробудится в сердцах парижан. Надеюсь, что не повторятся сентябрьские убийства, которые произошли по вине Дантона. Нам нужно быть внимательнее, и тогда никто не ускользнет от нашего взора!

P.S. Когда ты приехал, я увидел, как некоторые агенты ошивались на улице Сент-Оноре, скорее, за тобой пришли. Я уверен, что жирондисты, имея своих агентов, сделают все, чтобы уничтожить наших честных и бескорыстных граждан. Предлагаю усилить охрану или переехать на другую улицу, и желательно подальше. Никому не нужен второй Лепелетье[12 - Луи Мишель Лепелетье, маркиз де Сен-Фаржо – «мученик французской революции», убитый за несколько часов до казни короля.], нам нужен живой и холодный солдат республики…»

3

После ряда побед солдаты и комиссары обнаружили, что пыл генерала угас. Сам Дюмурье вел себя странно и явно скрывал что-то от остальных. Каждый вечер в его палатку пробирались шпионы и затем уходили в сторону прусского лагеря.

Дюмурье пытался заключить с врагами тайное соглашение. Это было ясно каждому, кто был посвящен в детали дела Дюмурье.

Луи торопил пожилого кучера, угрожая ему трибуналом.

– На что мне твой трибунал, каналья? Не видишь, что мои лошадки устали? Доедем до почтовой станции и попросим у граждан лошадей. Только докажи, что ты человек из Конвента. Здесь тебе не Париж, повесят или убьют, как собаку, за громкие слова. Люди устали от революции.

Они подъехали к обнищавшей почтовой станции. Во дворе стояли несколько крепких лошадей. Встревоженный мужчина средних лет, который держал сильных животных при себе, грубо отказал кучеру.

– Не шути с нами! У меня приказ Конвента! – с трудом сдерживал себя Луи, выглядывая из экипажа.

– На чем я буду добираться до города, гражданин?! Уже был один из Конвента, чуть не скрутил мне шею! Вот уродец из сказок.

– Опиши его, гражданин, – потребовал Луи.

– Он был… – замялся мужчина, – большой телом, лицо рябое и голос – словно звон огромного колокола.

– Дантон! Откуда он ехал?

– С фронта, весь в грязи и в порохе. Я помню имя его попутчика. Делакруа… Он тоже ехал с ним в Париж.

– Я дам тебе все свои монеты, только дай лошадей нам!

– Господи, – расстроился мужчина и отправился к своим любимцам.

Луи обратился к кучеру, который снимал поводья с уставших кобыл:

– Ты не видел никакого экипажа, который направлялся в Париж?

– Нет, гражданин, только гонцы и прочие служаки, никакого экипажа не видел.

Через час Луи продолжил путь, наблюдая за изменяющейся картиной. Вместо деревень и городов его встречали тленные дома и разрозненные, голодающие части полков Дюмурье. Оставшиеся без своего командира, многие добровольцы подались в шайки, присоединялись к шуанам, кто-то добирался до Вандеи, где поднялось восстание против республики. Весенняя красота бесследно растворилась в картине, пропахшей порохом и кровью.

«Если хотите увидеть настоящий итог революции, то нужно посетить два места: Париж и фронт», – сказал себе Луи.

Вдали послышались выстрелы и грохот чугунных орудий. Навстречу экипажу попадались разбитые клочки волонтеров, больше похожие на нищих, нежели на защитников молодой республики.

– Гражданин, я боюсь, что ты продолжишь путь пешком, – с возмущением остановил лошадей кучер.

– Одному? Нет, ты поедешь дальше! Там нет австрийцев, не видишь, кто мимо проходил?

– Вижу, гражданин, все вижу! Но ты не видишь, что это уже не солдаты! Разбойники! Они могут нас убить, – оправдывался кучер, спрыгивая с облучка.

Разъяренный Луи не вытерпел ужасной трусости дряхлого ездока и повелел сесть обратно:

– Только посмей остановиться! Иначе пристрелю тебя именем Конвента. Я не просто так еду на фронт!

– Какая досада, – прошипел старик, взбираясь на место.

От удара поводьев лошади заржали и продолжили далекий путь. Доводы старика показались Луи правдоподобными. Не все солдаты родились доблестными и искренними, среди них есть пьяницы, картежники, шпионы, дуэлянты. Чем дальше транспорт углублялся в разрушенные деревни и затопленные растаявшим снегом равнины, усеянные телами и багровым следом битв, тем больше росла паранойя внутри Луи.

4

Впервые за последние месяцы Луи переживал за себя. Он боялся подвести Робеспьера, который доверил ему важное задание. Луи желал как можно скорее миновать разбойничьи засады и схватить Дюмурье.

В каждом темном углу скрывалась опасность. Солнце клонилось к горизонту, поднялся холодный ветер, сотрясая голые ветки и кусты, за которыми Луи разглядел движущиеся силуэты. Сперва они стояли, подобно статуям ангелов, затем последовали за экипажем, прибавляя шаг.

– Поторопись, Филипп! За нами погоня! – крикнул Луи, стуча по крыше кареты.

Кучер испугался. Он гнал усталых лошадей в темные дебри леса, откуда еще доносились звуки боя. Через секунду старик резко остановился: дорогу преградила шеренга волонтеров.

– Стойте, черти! – приказал грязный высокий человек.

Тюренн вышел из кареты на грубый и охрипший голос вояки. В вечернем сумраке он столкнулся с сержантом и разглядел заросшее щетиной морщинистое лицо.